Через несколько месяцев я познакомился и с Татьяной, сестрой Любы. Знакомство это врезалось в мою память на всю жизнь. В один из дней, в обед, пришла в амбулаторию Люба, как обычно улыбаясь. Она улыбалась и тогда, когда по теме разговора надо было плакать. Люба рассказала заведующей сельской амбулаторией, врачу-терапевту, что Танька, старшая сестра, «задружила» с таксистом, который ее изнасиловал и побил. Немного подумав, она добавила: «И теперь Танька ссыт кровью». Добавила и рассмеялась. Таксист в деревне имел статус, схожий со статусом депутата в городе. Это считалось одной из престижных «должностей» среди деревенских жителей. Заведующая отделением за помощью обратилась ко мне, так как побоялась идти к Тане одна. Но официальная причина, по которой я должен был ее сопровождать, звучала так: «У Тани побои на лице, ты, как стоматолог-хирург, тоже должен осмотреть ее».
Мы отправились пешком, потому что амбулаторный УАЗ стоял с пустым топливным баком. Талоны на бензин наш водитель давно уже не получал, так как их не было в наличии, и машина несколько месяцев простаивала под окнами амбулатории. У нас ушло около двадцати минут спокойным шагом, чтобы добраться до окраины села, где находился дом сестер. Хотя домом это вряд ли можно было назвать: перекошенное деревянное здание, сложенное из почерневших от сырости и времени бревен. Издалека видно было только верхнюю часть и крышу – такой высокой травой окружен был дом. Справа сквозь сорняк виднелся забор такого же черно-серого цвета, редкий, как зубы старика. К дому вели покосившиеся ворота, высокие и несимметричные, как в западных фильмах ужасов, и с дверью с металлическим кольцом. Посмотрев на этот дом снаружи, я понял, почему заведующая амбулаторией взяла меня в помощь. Его внешний вид кричал приходящим, что ничего хорошего за забором ожидать не стоит. Когда дернули дверь за кольцо, открыть ее не удалось, и заведующей пришлось навалиться всем своим весом и продолжать давить, пока дверь наконец не захрустела и верхние ее петли не вылетели с болтами. Я помог поставить дверь рядом с воротами, и мы вошли.
ЗАЙДЯ ЗА ОГРАДУ, Я ИСПЫТАЛ ЛЕГКОЕ ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ, ПОЙМАВ СЕБЯ НА МЫСЛИ, ЧТО УЖЕ БЫЛ В ЭТОМ МЕСТЕ В СВОИХ СТРАШНЫХ СНАХ.
Во дворе творился полный хаос: на земле валялись какие-то осколки посуды, обрывки проволоки, множество пустых бутылок, разбитых стеклянных банок, справа от себя я заметил будку, возле которой на цепи лежала истощенная собака. На шее у нее висел потрепанный кожаный ошейник. Казалось, он вот-вот порвется от любого резкого движения, но сил у собаки для такого движения не было. У нее не было сил даже подать голос и предупредить хозяйку о гостях. Возле морды собаки стояла пустая алюминиевая тарелка, служившая миской. Она была вылизана до трещин. По грязи, скопившейся по краям миски, можно было подумать, что еду туда последний раз клали очень давно. Рядом лежала полуобглоданная кость, напоминающая заднюю лапу собаки (на ней было четыре пальца). Приглядевшись, я увидел, что от будки в сторону ворот, где рос высокий сорняк, отходила еще одна цепь. Там мне удалось разглядеть скелет собаки. Кости покрывала шерсть, местами были видны ребра. У скелета отсутствовала задняя лапа. От увиденного во дворе головокружение только усилилось и, признаюсь, желание зайти в дом у меня пропало.
Заведующая, которая уже была здесь раньше, чувствовала себя как дома. Происходящий бардак ее нисколько не смущал, она только отметила, что в последний ее визит собак было две штуки. Во двор вошла Люба, которая по дороге к дому отошла с кем-то поздороваться и отстала от нас. Заведующая отругала ее за то, что не убрала труп собаки к нашему приходу. Люба посмеялась и пригласила нас в дом. Я вошел чуть позже остальных: нужно было настроиться. Внутри я пытался идти аккуратно, ничего не задевая и не трогая руками. Я двигался как по минному полю, наступая на свободные от грязных вещей и бытового мусора участки пола. Наконец, ориентируясь на звуки голосов заведующей и Тани, я дошел до спальни и заглянул в комнату. Первым, что я увидел, был алюминиевый таз, наполненный чуть больше чем наполовину мочой с примесью крови. Запах мочи и грязи не давал мне сосредоточиться, голова опять начала кружиться. Переведя взгляд от таза к кровати, я увидел сидящую на ней бабушку, одетую в грязную и мятую ночнушку, из которой наружу вывалилась правая грудь. Ноги женщины были раздвинуты так широко, что я видел ее половые органы. Тане было сорок три года, но выглядела она как семидесятилетняя бабка. Я подошел тихо, так, чтобы она не слышала. Из-за сильных синяков ее глаза не открывались, поэтому видеть она меня не могла. Заведующая представила меня Тане как нового стоматолога деревенской амбулатории и сообщила, что сейчас я осмотрю ее лицо.
ТАНЮ НИСКОЛЬКО НЕ СМУТИЛО МОЕ ПРИСУТСТВИЕ, И ОНА ПРОДОЛЖИЛА СИДЕТЬ С ШИРОКО РАЗДВИНУТЫМИ НОГАМИ И ОГОЛЕННЫМ ЛОБКОМ.
Надев резиновые перчатки, я подошел ближе и принялся внимательно осматривать пациентку. Мои глаза начали слезиться от едкого запаха пота и перегара, который исходил от пострадавшей. Набрав полную грудь воздуха и задержав дыхание, я стал ощупывать нижний край глазницы, скуловые кости и нижнюю челюсть. Когда воздух заканчивался, я отворачивался в сторону, чтобы сделать новый вдох, и вновь возвращался к лицу пациентки. Я исключил все возможные переломы костей лицевого скелета и предоставил ее заведующей для дальнейшего осмотра. Когда та начала осматривать половые губы Татьяны, моя голова вновь закружилась, и я почувствовал сильный позыв к рвоте. Казалось, мой желудок вместе с кишками вот-вот вылезет наружу, и я поспешил выйти на улицу. Дожидаясь заведующую на улице, я пытался воссоздать сцену насилия, но у меня никак не получалось. Я пытался понять, чем она привлекла таксиста. В ней не было женской красоты, выглядела она старой, да и запах от Татьяны исходил не из приятных. Но таксиста это не остановило.
Наконец заведующая вышла, и мы отправились обратно в амбулаторию. По дороге я узнал, что до нас к ней приходил участковый, который отказался заводить уголовное дело, потому что Татьяну насилуют и бьют каждый месяц. Как он объяснил пострадавшей, у него есть и более серьезные дела, и она просто мешает со своими ухажерами. «Разбирайся с ними сама! И чтобы больше от тебя не было звонков в участковый пункт, – отрезал он. А затем подумал и добавил: – Проблемы негра товарища шерифа не волнуют».
В тот день Любу я видел в последний раз. Наступила зима, а она все не приходила. Я спрашивал у медсестер и пациентов у меня на приемах, не встречали ли они Любу, как она, жива ли, здорова. Как оказалось, не видели ее в селе уже давно. Пришла весна, и с теплыми лучами солнца начал таять снег. В лесу возле озера какой-то рыбак под проталиной нашел Любкино тело. Ее зарезали, но перед этим очень долго били, на ее теле не осталось живого места. Так исчезла Люба.
Глава 5Стеклянная бутылка
Прошло два года с того момента, как я начал работать врачом. За это время я уже многому научился и в моей жизни произошли важные события: я успел жениться и стать отцом. У меня родился сын, которого я назвал Виктором в честь Высоцкого. Наверное, вы сейчас подумали о том, что я полный идиот, ведь Высоцкого звали Владимиром. Но так я отвечаю каждому, кто спрашивает меня, почему я выбрал именно это имя.
Уже год как я стал брать ночные дежурства в выходные. Я ждал их всю рабочую неделю, ведь теперь только на них мог отдохнуть от бессонных ночей, которые дома мне дарил маленький Витя. Начиналось дежурство в субботу, в восемь вечера, и заканчивалось в восемь утра в понедельник. Таким образом, дежурная смена составляла тридцать шесть часов.
Однажды на таком дежурстве в оториноларингологическом отделении ЦРБ поздним вечером мой покой нарушил звонок стационарного телефона. Я решил, что у кого-то опять заболели зубы. Чаще всего в дежурные смены, ближе к ночи, поступали звонки в ординаторскую от пациентов с обычной зубной болью, поэтому я старался на них не отвечать. Внутренний голос успокаивал меня тем, что от зубной боли еще никто не умирал, поэтому если уж я и поднимал трубку телефона, то рекомендовал пациенту прийти утром, а сейчас принять обезболивающее. Я уже не боялся ни переломов костей лица, ни гнойных заболеваний – к тому времени у меня появился определенный опыт. И я не стал поднимать трубку, подумав, что ничего серьезного случиться все равно не может. Не дозвонятся – ничего: отоспятся, придут утром. Но телефон с короткими промежутками отдыха звонил снова и снова. Было ощущение, что трубка вот-вот оплавится, если я ее не возьму.
– Дежурный стоматолог, – ответил я.
– Это приемное отделение, спуститесь к нам на второй этаж, гинекологу нужна ваша консультация, – сообщила медсестра.
Положив трубку, я стал перебирать все возможные варианты, по какой причине меня могут пригласить гинекологи и, самое главное, для чего. Никакие варианты, разумеется, в голову не приходили, поскольку область медицины эта вообще не моя, да и там у женщин зубы не растут.
На пути к приемному отделению я встретил своего друга, нейрохирурга, с которым когда-то учился в медицинской академии. Он тоже в тот день дежурил и шел как раз из того самого приемного покоя. Я спросил у него:
– Юра, ты не знаешь, что в приемном делает гинеколог и зачем ей понадобился я?
– Там скорая помощь привезла изнасилованную, вроде как побита, – ответил он и пошел дальше.
Спустившись в приемное отделение, я встретил дежурного гинеколога. Это была молодая девушка, так же, как и я, недавно окончившая институт.
– Здравствуйте, что случилось? – спросил я.
Врач ничего не ответила, на лице ее была растерянность, она попросила меня пройти за ней в пустой кабинет врачебного осмотра. Там она неуверенным и дрожащим голосом объяснила:
– Скорая помощь привезла девушку около тридцати лет, у нее кровотечение из половых путей и массивные разрывы влагалища. На лице имеются ушибы и ссадины, видимо, он ее бил. Поэтому нужна ваша консультация.