тна, которые явно пытались отмыть, но безуспешно. Рядом с инструментами, на самое чистое, как мне показалось, место, я положил книгу с описанием техники перевязки общей сонной артерии. Открыв ее на нужной странице, я сделал надрез на коже по переднему краю кивательной, или грудино-ключично-сосцевидной, мышцы, называемой так по точкам прикрепления к скелету. Кожа «пациента» была холодной и твердой, так что, когда я вел по ней скальпелем, он скорее скоблил, чем резал, издавая характерный неприятный звук. Рядом, за соседним столом, орудовала санитарка лет шестидесяти – шестидесяти пяти. Меня поразило, с какой легкостью она разрезала ребра трупа обычным столовым ножом[7] для масла. Сначала она произвела косой разрез на коже от уха до низа живота. Затем отсепарировала кожу от мышц и откинула образовавшийся лоскут в сторону. Одним махом воткнула нож между первым ребром и ключицей, затем резким движением дернула нож двумя руками в сторону живота, тем самым отделив ребра от грудины с одной стороны, и следом она повторила то же с другой стороны. Получилась своеобразная крышка, которую она подняла так резко, что я услышал характерный хруст и мне стало плохо. Затем, засунув нож со стороны шеи, точными движениями она отсекла корень языка, после чего сделала еще пару надрезов в области шеи. Отложив инструмент в сторону, она крепко обхватила рукой язык, трахею и пищевод и резко дернула все вниз так, что все внутренности трупа вслед за языком единой массой вывалились на стол.
Санитарка положила комплекс органов в ноги трупа. Взяв металлическую поварешку, она принялась черпать кровь из брюшной и грудной полостей, которые теперь стали одной общей. Мне уже было не до техники перевязки общей сонной артерии.
Я СТОЯЛ И СМОТРЕЛ, ВОСХИЩАЯСЬ СПОКОЙСТВИЕМ, С КОТОРЫМ САНИТАРКА РАЗДЕЛЫВАЛА ТРУП.
Мне представилась в голове ситуация, в которой на эту внешне слабую пожилую женщину в темном переулке нападают грабители, не догадывающиеся, как она орудует столовым ножом. Понаблюдав за вскрытием еще немного, я все же вернулся к своему кадавру и провел запланированную операцию от начала и до конца.
Через неделю я удалил гемангиому той самой пациентке без особых трудностей, не прибегая к перевязке общей сонной артерии. Однако тренироваться на трупах я ходил еще не раз. И только спустя время я понял, что навык перевязки общей сонной артерии вряд ли мне когда-либо понадобится. Все дело в том, что общая сонная артерия является главным сосудом, питающим не только ткани лица, но и головной мозг. Нам с Дмитрием тогда не пришло в голову, что, если его перевязать, мы не только остановим кровотечение в челюстно-лицевой области, но и, вероятнее всего, сделаем человека инвалидом, поскольку питание головного мозга тоже резко нарушится. Поэтому при сильном кровотечении в челюстно-лицевой хирургии прибегают к перевязке не общей сонной артерии, а ее ветви, питающей зону лица, – наружной сонной артерии. Но я рад нашему незнанию, поскольку благодаря походам в патологоанатомическое отделение получил хороший хирургический опыт.
По большей части мои дежурства проходили спокойно, и, заступая на очередные сутки, я планировал отдохнуть от семьи и побыть наедине с собой. Одиночества не хватало катастрофически. Только с ним я мог принадлежать сам себе, своим мыслям. Но не успел я переодеться в хирургический костюм, как зазвонил стационарный телефон. Медицинская сестра, дежурившая в тот день в приемном отделении, сообщила, что за помощью обратилась девушка тридцати шести лет, с ее слов, она упала дома и ударилась головой об пол. Я попросил медсестру взять анализы крови, мочи и направить пациентку на рентгенографию костей лицевого скелета, после чего положил трубку и продолжил переодеваться в рабочую одежду. Через полчаса ко мне в ординаторскую тихонько постучались. Это была санитарка приемного отделения, которая принесла рентгеновские снимки и привела пациентку, ожидавшую меня теперь на скамье возле перевязочного кабинета. Я поблагодарил ее за помощь и отпустил. Всегда стараюсь относиться к младшему медицинскому персоналу уважительно, поскольку сам начинал свою карьеру с должности санитара и хорошо помню, как меня и остальных санитаров частенько унижали. Обидно осознавать, что через каких-то три года учебы станешь врачом, но сейчас вынужден терпеть скотское отношение к себе со стороны среднего и старшего медицинского персонала, которые позже станут твоими коллегами и подчиненными. Я прошел через множество насмешек, оскорблений, унижений и несправедливости на пути от санитара и медицинского брата до врача. Все это заставило дать самому себе слово никогда не принижать значимость младшего персонала.
На скамье возле перевязочного кабинета сидела молодая опрятная девушка, одетая в спортивный костюм желтого цвета. Вещи и волосы на голове были чистые, поэтому я предположил, что в этот раз имею дело не с обычной асоциальной пациенткой, получившей травму при распитии спиртных напитков в «культурной» компании. Как правило, переломы нижней челюсти были именно у таких моих пациенток. Многие коллеги, работающие с экстренными поступившими, нередко пытаются дедуктивным методом определить механизм травмы и поставить предварительный диагноз еще до осмотра, основываясь лишь на том, в какое время и день недели обратился пациент и что он при поступлении сказал медсестре приемного отделения. Разумеется, это делается исключительно в спортивных интересах и никак не влияет на отношение к самому пациенту и его лечение.
ТАК, ДОПУСТИМ, НИ ОДИН ОПЫТНЫЙ ЧЕЛЮСТНО-ЛИЦЕВОЙ ХИРУРГ СОЗНАТЕЛЬНО НЕ ВОЗЬМЕТ ДЕЖУРСТВО ВТОРОГО АВГУСТА, ПОСКОЛЬКУ ВСЕ ЗНАЮТ, ЧТО В ДЕНЬ ВДВ БУДЕТ МНОГО ОБРАЩЕНИЙ С ТРАВМАМИ ЧЕЛЮСТНО-ЛИЦЕВОЙ ОБЛАСТИ.
А я, к примеру, часто брал дежурства тридцать первого декабря, потому что это, как правило, самый спокойный дежурный день. Никто не хочет пропустить праздник, даже если челюсть сломана. Обычно с травмами, полученными в Новый год, приходили в больницу только к первому или второму января, протрезвев.
Поздоровавшись с пациенткой, я пригласил ее пройти вместе со мной в перевязочный кабинет. Медицинская сестра, ожидавшая нас внутри, усадила девушку в стоматологическое кресло и после моего разрешения ушла. Я принялся собирать анамнез: стал подробно расспрашивать о травме и о состоянии здоровья в целом. Девушка очень волновалась, особенно когда речь заходила о том, каким образом она травмировалась. Поначалу она рассказывала, что по неосторожности упала и ударилась лицом об пол. Но складывалось впечатление, что она и сама-то мало верит в эту версию. К тому же по внешнему виду повреждений сразу было понятно, что они были получены не в результате падения, если, конечно, пациентка не падала и вставала всю ночь. В области правого глаза находилась огромная гематома, которую девушка пыталась прикрыть прядью волос. Склера глаза[8] имела красный цвет из-за кровоизлияния, которое появляется в результате разрыва капилляров. Я принялся пальпировать[9] мягкие ткани лица, сравнивая здоровую сторону с поврежденной, и нащупал небольшую костную ступеньку в области нижнего края правой глазницы. Это свидетельствовало не просто о переломе, а о наличии смещения отломков костей скулоглазничного комплекса. Рентгеновские снимки подтвердили, что у пациентки действительно имеется перелом правой скуловой кости со смещением. В зависимости от того, насколько оно сильное, есть два варианта лечения: поставить скуловую кость на место при помощи специального крючка Лимберга под местной анестезией или выполнить операцию – остеосинтез[10]. Операция проводится под наркозом и требует нахождения в стационаре от одной до двух недель в среднем. Если такую травму не лечить вообще, то со временем, когда отек исчезнет, будет видна выраженная асимметрия лица, возникшая в результате западения скуловой кости на поврежденной стороне. Может даже появиться двоение в глазах. Помимо этого, существует вероятность, что пациент всю оставшуюся жизнь не сможет широко открыть рот. Все зависит от характера смещения костных отломков.
Осматривая лицо пациентки, я обратил внимание, что она постоянно одергивала концы рукавов вниз, в сторону кистей, словно пытаясь что-то скрыть. Мне стало интересно подтвердить свою теорию, и я попросил девушку раздеться по пояс. Когда она сняла желтую кофту, передо мной предстала ужасная картина. На руках и груди не было живого места. Кожа рук переливалась сине-фиолетовыми оттенками ссадин. В области левой груди, над ребрами, на коже имелась большая гематома. Как впоследствии оказалось, от удара ногой.
Я уточнил у пациентки еще раз, уверена ли она в том, что все эти травмы получены в результате падения, ведь очевидно, что она говорит неправду. Неожиданно для меня девушка расплакалась. Я забыл уточнить одну важную деталь. Этот дежурный день был особенным – седьмое марта, канун Международного женского дня, когда мы, мужчины, должны носить женщин на руках и осыпать цветами. Но судьба моей пациентки сложилась иначе.
Оказалось, что таким образом муж часто поздравляет ее с различными праздниками, которые дают ему повод выпить.
НА ВОПРОС, ПОЧЕМУ ОНА НЕ ПРЕКРАТИТ ЭТО, ПАЦИЕНТКА С ОБИДОЙ В ГОЛОСЕ ОТВЕТИЛА: «ОН ОТЕЦ МОИХ ДЕТЕЙ!»
Она призналась, что муж избивает ее регулярно, даже дети ему перестали быть преградой, да и сама она к этому уже привыкла. В этот раз она попыталась прикрыться шестимесячным ребенком, но мужа это не остановило. После первого точного удара кулаком в область правого глаза девушка упала, а ребенок выпал из рук. Несмотря на плач малыша, находящегося буквально в шаге, мужчина продолжал наносить удары в область тела своей жены, но попадал по рукам, которыми она, как могла, закрывалась. В конце концов он поставил жирную точку в предпраздничном поздравлении, занеся над ней свою ногу и резким движением опустив, произведя сильнейший удар в область грудной клетки, после чего девушка начала задыхаться.