Ваш немного «бесбашенный», т. е. бесшабашный поэт и художник S.I.
P.S. Хотел бы получить Ваше письмо или записку, или фотографию, поскольку работу над портретом мы откладываем.
А Вы знаете, Деси, мне нынче приснился странный сон: один старый-престарый художник, он написал много икон, фресок и оформил много религиозных книг. Этот старец имел благообразный вид, бороду, чёрные усы и такие же чёрные, как огонь, глаза.
Он мне говорил многомудрые вещи, как где-то написано: «…Ногами же бес покоя стояше, языком беседуя с приходящими глаголаше, а умом дальняя и разумная обгадываше…»
Я склонился перед ним, потому что он иногда совсем затихал. Кстати, этот старец очень странно молился. Потом он грозно подошёл ко мне ― его рост, казалось, стал вдвое выше, он погрозил мне пальцем и сказал, что он Гречин Феофан, иконник из Болгар.
Я почти что онемел от восторга, а он пропал. Я онемел и стоял как вкопанный, пока наконец не обрёл дар речи. Но дивного старца уже не было подле меня.
Как видите, издревле у нас на Москве подвизаются много и монахов, и мирян византийцев, греков, сербов, болгар. Иные из них нас учат грамоте, греческому языку, кириллице, а иные обучают нас Азам иконописи.
Мне иногда кажется, что наша встреча с Вами имеет какой-то таинственный смысл.
Вы мне тоже должны о какой-то тайне поведать. Но какой?
Храни Вас Господь.
P.S. Какое бодрое, какое поразительное утро! Москва словно охвачена пожаром. Как бы я хотел в эти минуты быть великим поэтом, чтобы и Вам сказать, что и моё сердце, мой дух охвачены таким же пожаром чувств к Вам, к Вашей счастливой молодости и красоте!
«Ты рождена воспламенять воображение поэтов», ― сказал Пушкин, обращаясь к гречанке.
Досадно и жаль, что он это сказал не о болгарке… но дело поправимо: я, с позволения поэта, переадресую эти стихи Вам!
Читайте Пушкина и любите его, как Вы любите С. Рахманинова. Кто знает, но может, более русского у нас в искусстве ничего и нет…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
15 октября
г. Москва
Деси, моя дорогая, моя любимая, моя неповторимая девочка!
У Вас хорошая душа, и я люблю её всем сердцем. Если бы Вы были рядом со мной, я бы взял Ваши красивые руки, я бы целовал их (потому что к губам и щекам прикасаться боязно), я бы плакал и молчал, молчал и плакал…
Вон какую толщу чувств Вы пробудили во мне!
Как жаль, что рано или поздно мы расстанемся, и я Вам не успею и сотой доли передать или излить на бумаге ― и сотой доли того, что я чувствую к Вам…
Вы мой Дух поднимаете на какие-то Космические высоты! Вы готовы однажды сказать: «Пойди и сокруши горы!»? Я сокрушу!
А Вы готовы сказать: «Напиши замечательную картину» (быть может, великую)? Я, как мне кажется, напишу.
Мне нужна такая, как Вы, которая бы приказывала мне, а я выполнял!
Я способен на многое, но мне нужен хлыст в виде величайшей преданности и веры в меня! Поверьте в меня, и, кто знает, быть может, я и в самом деле сокрушу горы…
Другими словами выражаясь, мне нужна изо дня в день рядом муза, которая бы волновала меня. Мне нужна такая, как Вы, которую бы я защищал.
Сейчас, спустя несколько дней, по ночам, когда я запираюсь и совершенно один, я смотрю худож. фильм «Караваджо».
Это великий итальянский художник, которого я очень люблю. Этот фильм сделан добротно, убедительно. Нынче ночью я сказал для себя: «Я напишу Десин портрет. Я не великий Караваджо, но я напишу».
А Вы готовы позировать мне?
Тогда заставьте меня написать Ваш портрет. ………………………………………………………………………………
Почему Вы молчите, не отзываетесь на письма, на мои звонки и воздыхания? Вы что, ещё не уверовали, что Вы и есть моя самая полная вторая половинка, а я Ваша?
Меня захватывает мысль, что мы однажды будем называться одним именем *** (т. е. Победа!) Нам поодиночке этот великий, этот любимый и такой нелюбезный город, как Москва, не победить. А вдвоём мы ― С И Л А!
Неужели это Вам на пальцах надо объяснять, что Вы ждали такого человека, как я, а я ждал такое сокровище, как Вы!
Умоляю, не томите себя, дайте волю вашему южному, болгарскому воображению!
Я теперь не представляю Вас без меня – Вы увянете, не раскроетесь как личность, а ведь в Вас столько заложено, я чувствую какой-то мощный потенциал, который ищет выхода.
Но Вы, по-моему, не там себя ищете.
Неужели Вы так и увянете, умрёте для блестящих духовных свершений, выйдете замуж (по любви или не по любви), нарожаете детей и проч., хотя и это хорошо, но как говаривал Чацкий: «чтоб иметь детей, кому ума недоставало?»
Я Вам предлагаю блестящий путь, но трудный, тернистый – Вы уже одной ногой стоите на этом пути, смелее же!
Но, увы, у меня такое ощущение, что Вы не слышите меня и эти письма я пишу не для Вас, а для себя или в пустоту…
Это происходит, наверное, потому, что я уже давно живу, как мне кажется, не в Москве и не для Москвы (не для московской тусовки) ― я живу для России.
А Россия ― это не только Москва. …………………………………………………………………………………
P.S. Моя дорогая, моя славная девочка! Счастливы ли Вы? Не вношу ли я этими письмами диссонанс в распорядок Вашего дня? Не мешаю ли Вам в учёбе?
Что до меня, то я иногда, как большое дитя, воображаю, что Вы и есть тот «счастливый билетик», который мне всё же позволит вытянуть судьба… Как неосмотрительно с моей стороны, как глупо!
Но я ― художник и большой фантазёр, к тому же хоть не большой, а писатель.
Давайте договоримся так, что пока это всё мои поэтические бредни для тренировки моих фантазий, памяти или пера…
Но Вам я действительно желаю всего хорошего, доброго, умного.
Ваш S. I.
18.10
(утро, г. Москва)
Дорогая Деси!
Моя дорогая, моя любимая девочка!
Вы, наверное, сердитесь на меня за то, что я Вас называю «моя девочка»? Не сердитесь, пожалуйста, ведь в этом обращении нет ничего пошлого, и потом, кто Вы по отношению ко мне, хотя бы по возрасту? Конечно же, девочка, хрупкая, нежная. Вот почему я иногда любуюсь Вами, как цветком, не прикасаясь к нему… Так будет и впредь. Я не собственник. Но мне интересно расти духовно вместе с Вами. Вы верите мне? Тогда верьте и в бесконечную порядочность моих выражений и обращений к Вам.
Вы, наверное, ещё сердитесь на меня за то всё скверное и плохое, что я имел неосторожность сказать Вам в последней встрече. Я глуп! Простите меня, пожалуйста, особенно я бываю глуп с теми людьми, которых люблю…
А Вас я люблю нежно, бережно, преданно. Вы мне вдруг стали дороги, как моё собственное «Я». Почему это? Что это? Не спрашивайте меня, т. к. я и сам себя не спрашиваю… но мне хорошо о Вас думать.
Смею Вас уверить, что это не любовь к женщине (хотя если бы Вы были свободны, я это не исключаю), нет, это что-то другое. Но что? Я пытаюсь понять, разобраться в себе и понять Вас.
Мне вдруг показалось, что Вы так сильно тянетесь ко мне неспроста. Это так. Я говорю правду? Вы тянетесь ко мне всей душой? Вы боитесь меня потерять? Я тоже тянусь к Вам всей душой и боюсь Вас потерять!
Надо быть готовым к милости Божией, говорил мне один умный художник.
Так вот, кто знает, быть может, Вы для меня и есть эта милость Божия? Как я могу отвергать такую милость? Мне это страшно делать. Потому что я чувствую, что Вы мне очень, очень нужны для моего духовного роста (в Боге, в Церкви), для моего бытия как художника.
Ведь мы с Вами действительно могли бы составить прекрасный духовный тандем в творчестве в будущем, мы могли бы написать прекрасные книги или картины.
О чём я говорю? Не знаю. Но Вы меня вдохновляете на что-то большое. Ни одна женщина (или модель, или муза) меня теперь не волнует так, как Вы и Ваша хрупкая, очень ранимая, талантливая и мятущаяся личность. Я очень ценю Вашу откровенность, Ваши духовные трудности, я чувствую, что смог бы Вам помочь ― хотя бы в силу моего опыта и возраста.
Но и Вы, в свою очередь, мне бы могли очень сильно помочь, знай и Вы мои сложности и трудности моего второго «Я», ибо я не совершенен. Но об этом потом…
Одно уже присутствие Вас в моей жизни меня обнадёживает. Но Вы присутствуете в моей жизни или я выдаю желанное за действительное?
Я жду уточнений. Хотя уже даже теперь я учусь, как и в юности, быть преданным женщине или даже её поэтическому облику, даже если он расходится с реальной действительностью ― иными словами, если она любит не меня…
А Вы хотите научиться быть преданной мне? Вы учитесь этому? Учитесь, деточка, такая игра стоит свеч! (Игра в полувлюблённость, в полутворчество). Ведь жить не земле без этого скверно ― все артисты на свете заняты этим.
Мысленно прикасаюсь к Вашим щекам, губам, рукам, не знаю, чем, но прикасаюсь.
Напишите мне письмецо. Ваш S. I.
22.12,
г. Москва
Дорогая Десислава!
Я всё думаю, думаю о Вас. Для меня теперь это такая же потребность, как писать стихи, прозу или рисовать. Я знаю (я это чувствую), что я буду жестоко наказан небом, если грубо и бесцеремонно оттолкну Вас. Я теперь думаю так: если Вы и есть милость Божия для меня, то я и должен подчиниться этой милости.
Я не имею права отталкивать Вас ― мне это не к лицу и не по летам, и мне страшно делать это. Я целиком и полностью в Ваших руках, т. е. в руках милости Божией. Вы со мной можете делать, что хотите: водить за собой на невидимой верёвочке, нагибать до земли и даже ездить на мне верхом ― и поделом, я заслужил всего этого.
Итак, я этим хочу сказать только одно: это, оказывается, счастье ― быть в едомым таким умным, нежным и чистым существом, как Вы. Ведите меня прямо в рай ― ибо если я Вас поведу, непременно свалимся в ад!
Приказывайте мне, говорите мне последние глупости. Я всё стерплю, ибо Вы ― моё всё. Вы теперь моя главная и единственная цель моей жизни, я хочу быть достойным того образа, который я составил в моём воображении, глядя на Вас. Я хочу хоть немножко быть похожим на Ваш идеал.