А вот Поль Гоген будто набрал воды в рот, ни разу нигде не обмолвился и словом об этом, чем ещё больше смешал карты искусствоведения.
Многие искусствоведы и теперь не понимают ещё, что перед ними великий поэт и творчество его поэтическо е.
4. Завтра 6-е июня, годовщина нашего А. С. Пушкина, по ТВ я впервые посмотрел чудесный фильм «Барышня-крестьянка»… Есть в этом простом и бесхитростном рассказе Пушкина одно место, которое, как золотой слиток, выпадает из «крестьянского платья» рассказа (я заглянул в книгу). Вот оно:
«Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают государя». Как торжественно приветствует солнце Пушкин! Ай, да Пушкин, ай да… да вы и сами знаете, кто он и как любят его у нас в России.
Гоген и поэзия
Странно, что Гоген не писал стихи и не примкнул к поэтам- символистам.
Он даже никогда не пытался делать это. А ведь он владел пером замечательно! Я иногда думаю, что он даже не понимал, что Бог наделил его великим даром Поэта… Он нигде, никогда даже и не пытался описать свои состояния души и поэтические всплески, когда минута и стихи (краски) свободно потекут… его как будто не интересовало это поэтическое состояние транса, когда краски как бы сами собой выливаются на холсты.
Я не полагаю, что этот «секрет» в себе Гоген намеренно скрывал, но и то, что Гоген не говорит об этом нигде, это достаточно странно. Правы, наверное, те знатоки его творчества, которые говорят, что Гоген ― это просто прирождённый инстинкт, художественный инстинкт творчества и ничего больше. А я бы сказал и ещё проще, Гоген ― это поэтический гений живописи и больше ничего. И на это его благословил Бог, а с решением Божиим, как известно, спорить бессмысленно.
Москва пустынная
«Не буди лихо, пока оно тихо», так говорится в народе. Когда я встречаюсь с кем-нибудь из художников-реставраторов из Центральных реставрационных мастерских им. И. Э. Грабаря, я обычно «громко молчу» насчёт близости или родственности красок А. Рублёва и П. Гогена ― что-то мне подсказывает, чтобы не накликать беду и не довести их до инфаркта, мне надо громко молчать. И так продолжается 30 лет…. За это время я успел написать и мой роман «Иконников», и эссе «Прежде и потом», и большую книгу «Москва пустынная».
Со мной спорят и спорят уже не один год и художники, и искусствоведы по поводу моей теории «Прежде и потом».
– Ну, хорошо, ― говорят мне, ― пусть эта ваша теория будет существовать как гипотеза.
– Я не соглашусь, ― говорю я, ― гипотеза существует для того, чтобы быть опровергнутой. А моя теория создавалась для того, чтобы остаться в науке искусствоведения как… научное знание. Обычно после этих слов меня снова поднимают на смех и вновь говорят о гипотезе.
Мало кто понимает геркулесову хватку Гогена! Мало кто понимает, ценой какого напряжения его внутренних сил (его мозга и поэтического воображения) на его картинах появлялись его образы. Вот даже эстет и благонамеренный академист Е. Е. Лансере говорил: «А что Гоген, кроме удачной пестроты?» Этому ретрограду из известного рода не приходило и в голову, что только один шаг эту пестроту Гоген отделял от красок Рублёва…
Странно, что о русском космизме русской иконы молчат. А основоположником русского космизма считают Ивана Кудряшова, ученика Малевича, 125-летие которого отмечают в ГТГ. Но, господа, вы прошли мимо настоящего космоса русской живописи, начало которого положил ещё Рублёв в своей ветхозаветной «Троице».
Не будь Гогена и его мощной хватки как художника, не будь его мощной поступи по земле, как геркулеса поэтической живописи, нам бы было невероятно трудно классифицировать нашу классическую русскую иконопись ― искусство Ф. Грека и А. Рублёва. Меня особенно крепко бьют камнями невежества за мои идеи и находки многие знатоки иконы, даже не догадываясь, как невежественны их доводы, а вовсе не мои доказательства. Но как говаривал Ж.-Ж. Руссо: «Моё дело сказать правду, а не заставлять верить в неё».
Один знаток русского искусства и в частности иконописи однажды назвал Гогена на фоне нашей иконы едва ли не прямоходящим… приматом, т. е. оторвой, дикарём и многожёнцем, тяготевшим к примитивам Полинезии. Я ничего не сказал, но подумал, что этот «знаток» нашей иконы и сам не так уж далёк от дикобраза-дикаря и бросается громкими обвинениями. Боже, милостив буди нам грешным.
Нет, это не я, а мировое искусствоведение методом ощупывания ног, хобота и хвоста говорит о Гогене как о крупном слоне…. Я же не этим методом определяю его вес, рост и фигуру: смею утверждать, что я знаю его «лично», его сердцевину т. е. содер – жание.
Письмо А. Г. Венецианову
Вот какое черновое письмо А. Г. Венецианову я набросал, гуляя на природе в Москве и рассматривая альбом его картин.
Уважаемый, дорогой Алексей Гаврилович, спешу Вам сообщить, что я жив, здоров, чего и Вам желаю. Вы в пух и в прах разбили мою «Московскую красавицу». Это свободная интерпретация Вашей картины «Девушка в полосатом платке» 1830 г. Вам не понятно, зачем я так «изуродовал» Вашу прекрасную вещь? Нет, это только интерпретация вашей вещи, смею сказать, осмелюсь намекнуть, Вашу сильную прозаическую, реалистическую вещь я решил поверить гармонией поэзии. Да, это поэзия в чистом виде средствами краски. Вы ещё (как и все академики в Петербурге и в Академии художеств), Вы не готовы к такой живописи. Я пробиваю дорогу вперёд, я открываю новые пути в понимании живописи. И то, что делаю я теперь в живописи, это теперешний русский авангард (авангард, по крайней мере, в теории, практике и в искусствоведении). Это слово «авангард» для Вас, академика живописи, как заноза! Вы требуете от меня снова усидчивых копий с Ваших и не Ваших картин, крепкий рисунок ― это основа живописи!
Похвально. Я непременно скоро снова засяду за копии, мой дражайший учитель! Я благодарю Бога за Вас, за Ваше добросердечие, за Ваш талант, который Вы полностью отдали России! И Отечество Вас не забыло, мы, художники, тоже помним о Вас и вашей великолепной Школе художников, «Русских барбизонцев», которых Вы согревали Вашим теплом и талантом великого педагога!
Луна и грош
Книга известного английского писателя С. Моэма «Луна и грош» прогремела на весь мир. Я ее прочёл и озаботился… Стрикленд слишком чёрств, как чурбан, слишком груб и малочувствителен, это просто портовый грузчик в Марселе, или мужлан. Нашему Создателю никогда бы не пришло в голову такому «оторве» дать талант. Образ другого художника, голландца Дирка Стрёва гораздо лучше удался С.Моэму. А, в общем-то книжка «Луна и грош» хорошая, потому что она написана мастером.
Само уже имя Стрикленд неблагозвучно и мало подходит для художника, по-моему, этот человек не знает, с какого угла садиться за мольберт и как брать в руки палитру…
И это всё, думается, потому, что писал о нём англичанин С. Моэм, талантливый писатель, толковый знаток и любитель живописи, но не более того. Это беллетристика чистой воды, и на этом спасибо. Я думаю, значение этой книги в литературном, да и художественном мире сильно преувеличено. Единственное, что мне нравится ― это отдельные места (я их выписал) и название книги «Луна и грош».
Поль Гоген ― это такая яркая и масштабная личность, такая редкая и непростая фигура в мире искусства, что идти за ним «след в след» или понять его основательно, даже такому писателю, как С. Моэм было достаточно трудно.
П. Гоген ни разу не пошевелился в гробу, когда «Луна и грош» была издана. Он бы это расценил как ещё одну сплетню о нём…
Самое смешное, что Стрикленд может появиться на свет снова. И появиться на свет, и жить, например, среди… китайцев, и писать картины такими же яркими и экзотическими красками. Но тогда как фигура художника с родственным видением он должен стать в очередь и быть пятым.
Я нахожу…
Я нахожу, что наша русская история в моменты её величайших взлётов и ужасных падений просится на наши холсты. По-моему, «Красный конь» так и не написан ещё, а «Красное колесо» написано только вчерне в исторической прозе. Теперь один спящий Венециановский мальчик, написанный под другим углом зрения, много бы значил… А великие Евангельские сюжеты А. Иванова, эта вечная тема Христа, просятся на переосмысление и продолжение, разумеется, под новым углом. Да и тема русского Икара с широко раскрытыми глазами, парящего над пространствами Руси, эта тема не так глупа, как иногда кажется, эта тема не нова, она была поднята ещё И. Глазуновым в 60-х гг. А как она современна теперь ― особенно в период распада страны и наших новых ужасных падений! Но где он, тот новый Русский Икар, русский Антей и новый Алипий наших дней: скульптор, художник, поэт и философ?
Увы, это не мы. Наше коллективное сознание русских художников теперь говорит: мы лишь закладываем фундамент для такого художника, для такого властителя дум и для явления в мировом искусстве. И он придёт, новый русский Алипий грядёт, он уже вызревает в сердце России!
Я хуже всех…
Я не лучше и не хуже многих, если смотреть на меня глазами советского обывателя. Но на весах Божьих ― я хуже всех! Я так думаю, хотя пока меня никто не взвешивал. Когда одного нашего современника, иеромонаха взяли под стражу, много мучили, таскали по ссылкам, и посадили в тюрьму, а потом спустя многие годы он оказался в Псково-Печерском монастыре, он от пережитого едва не ушёл, как монах, в полный затвор. Потом он стал архимандритом. И к нему съезжались многие духовные чада. Некоторые, слишком любопытствующие паломники ему задавали вопрос: