добыть, больным приходится останавливаться в гостиницах или арендовать жилье где-то рядом с больницей. Каждый день надо рано приходить и поздно уезжать. Первоначально в домах по соседству размещались квартиры для врачей, но кое-кто из докторов умудрился себе купить жилье получше, а старые квартиры они сдавали по завышенной цене бычащимся перекупщикам, а те, в свою очередь, по еще более заоблачным ценам – пациентам. Больные притаскивают с собой примусы, чтобы было на чем готовить еду. Так и выжидают они мучительно, заодно заводя новые знакомства или на последние деньги получая все необходимое у барыг, чтобы пустить в ход имеющиеся средства для преодоления затянувшейся очереди. Тяжелое это дело – ходить по докторам. Если посчастливится – тебя втиснут в наблюдательную палату, и тогда забрезжит надежда, что потом еще переведут, если поднапряжешься, на койку в стационарное отделение. И если после всех этих ухищрений на полдороге потерпишь крах, то, считай, жизнь твоя уже и так кончилась. Бывают люди, которые ходят в больницы по многу раз, как тот старик с большими ушами. По его словам, у него всегда было отличное здоровье и он вообще никогда не принимал лекарства да еще каждый день пробегал по десять километров. И вдруг однажды черт его побрал увидеть рекламу больницы. Пошел он сделать компьютерную томографию сердца, и врач ему сообщил, что у него многовато кальция в организме, забиты сосуды и нужно обязательно сделать коронографию. В итоге врач поставил старичку пять стентов и прописал ему еще целую кучу препаратов. После этого дед больше не бегал и загрустил. Он регулярно наведывался в больницу. За десять лет ему в общей сложности поставили аж двадцать четыре стента. Да еще провели коронарное шунтирование и раз тридцать шесть делали коронографию. Все накопления старичка иссякли к тому времени. А он все беспокоился, что в любой момент свалится от болезни как подкошенный. Только ему чуть-чуть становилось хуже, чем обычно, он сразу направлялся в больницу и добирался, по меньшей мере, до наблюдательной палаты. Только здесь он начинал себя чувствовать спокойнее.
Пациенты живо судачили о достижениях на ниве исцеления, будто больница была лучшим местом для осмысления правды жизни. Что-то в этом было от бесед между монахами-отшельниками, уединявшимися издревле в горах. Наверно, если хочешь выжить – такой подход как раз в помощь? На меня снизошло просветление.
Речь шла о том, как пробраться в стационарное отделение, к какому врачу лучше прикрепиться, кто из докторов был посговорчивее других. Причем было очень много тонкостей в том, как доктора в стационаре принимали больных и работали с ними. Некоторые лечащие врачи предпочитали, чтобы в палатах все было мирно и покойно, и потому брались только за пациентов с легкими болезнями. Другие доктора как раз желали проверить собственные таланты и прямо мечтали, как бы перетянуть отделение скорой помощи на себя. Третья группа врачей все пускала на самотек и на авось. Четвертая категория занималась конкретными видами заболеваний. У узких специалистов глаза блестели от одного упоминания их сферы интересов… В общем, у каждого врачевателя были свои причуды. Больные переговаривались между собой, то и дело бросая на меня косые взгляды. Если в комнате и был дефицит чего-то, то кислорода, а никак не урана. За разговорами все начали впадать в сонливость и постепенно позакрывали веки. Я же не осмеливался отдаться сну. А вдруг произойдет что-то непредвиденное? Я все никак не мог по-настоящему понять и влиться в этот мир. Но в конечном счете заснул и я. Со сном забываешь начисто, что тебе больно.
Медсестра, похоже, вернулась и поставила мне капельницу… Отсыпаясь, я один раз сквозь сон увидел, что в пузырьке совсем не было лекарства. Одна игла. Братишка Тао временами пропадал, но потом возвращался ко мне, как тень.
Один раз по пробуждении я увидел, что дверь в морг снова открывается. В палату зашли мужчина и женщина. Пара подошла к моей койке. Это оказались начальник и его помощница. Босс лично решил проведать меня! Было и волнительно, и неловко. Руководителю же, чтобы добраться до города К, нужно было преодолеть немалый путь. На самолете прилетел? Кто ему сообщил о моем состоянии: больница или гостиница? Я начал приподниматься, чтобы сесть на койке, но меня придержали чьи-то теплые руки.
Спокойным, звучным басом начальник молвил:
– Лечись, дружище, и не торопись выходить на работу, пока не выздоровеешь. Вся компания за тебя горой, о расходах на лечение не беспокойся. Писать текст песни продолжишь, когда будешь чувствовать себя получше. Мы не просто так тебя отправили в компанию Б, с этим связана целая история. Они же – головное предприятие города К. Их председатель правления – сын одного влиятельного лица в округе. От того, какую ты песню напишешь им, хорошую или плохую, на кону важный проект. Это дело национального, нет, мирового масштаба. От тебя зависит, что будет и с городом К, и с нашей страной. Вот почему твоя болезнь привлекает пристальное внимание стольких людей. Дорожи большой удачей, которая на тебя свалилась. Мы только через сотрудничество с компанией Б умудрились сблизиться с городом К. Судьба города К – это судьба всего мира. Мы полагаемся на тебя. Заболел ты очень своевременно. Ни в коем случае не убегай из больницы, а то все пойдет прахом.
Я был премного польщен ниспосланной мне милостью. Так вот в чем был скрытый замысел поездки в город К! Тайное наконец-то стало явным. От моего физического состояния зависело будущее целой вселенной. К моей боли был причастен не только я, но и мое место работы, и моя страна. А начальник совсем не попрекал меня. Наоборот, утешал и поддерживал. Они вместе с помощницей принесли мне корзинку цветов да лукошко фруктов. Меня охватили муки совести и волнение. Себе я пообещал, что буду работать вдвое усерднее, когда выздоровею. Нельзя подводить ожидания начальства! Раньше я ходил на работу безо всякого энтузиазма. Впредь такого нельзя допускать. Я так вцепился зубами в одеяло, что у меня перехватило дыханье. Тут снова стало больно и стыдно. Я невольно провалился в беспамятство прямо на глазах у руководителя.
Не знаю уж, сколько прошло времени до моего пробуждения. Начальника и помощницы след простыл. Неужто я их разочаровал моим поведением? Снова стало не по себе. Но тут же все во мне затрепетало от вида цветов, которые мне поставили в изголовье. Корзинка была полна лилий, как раз таких, которые обычно покупают на похороны. Братишка Тао успел разодрать корзинку. В ее основании свирепо копошились всевозможные червяки и букашки. Разворошена была и корзинка с фруктами. «Глаза дракона»[16] уже были изъедены плесенью, яблочки протухли, питайями лакомились опарыши, а цитрусы истлели. Братишка Тао как ни в чем не бывало со смехом вытаскивал цветы и фрукты из корзинок и совал их мне под нос. Я отвернулся и заметил в углу кровати еще какую-то черную штуку. Это был сплошь укрытый личинками труп – мой предшественник на койке. Рядом была выставлена еще красивая емкость, полная его останков. Уж не в морг ли направились начальник с помощницей? Точнее, что за люди были начальник, помощница и та первая женщина, которые оттуда выходили?
От боли я вновь потерял сознание… Не знаю, сколько времени я провалялся до того, когда увидел, что впустую капавшая в меня жидкость иссякла вконец. Перед сонными глазами промелькнула тень медсестры, которая быстренько вытащила из меня иголку и предложила мне минуточек пять подержать на ранке ватный тампон, а потом снова поспать, завтра, дескать, меня навестит врач. Но я к тому моменту уже вознамерился отвадить от себя братишку Тао.
– Видишь, капельницу мне сняли. Не нужен мне охранник. Иди-ка и ты отдохни.
Паренек не выразил никакого сопротивления по поводу такого предложения.
– Тогда до завтра.
Когда мальчик на побегушках ушел, я снова вперился в сторону морга. Но начальник оттуда больше не появлялся, а дверь так и оставалась закрытой. В груди у меня все дрожало. Не без колебаний я слез с постели и подошел к двери в покойницкую. Хотелось понять, как мой начальник там вообще оказался. Может ли так быть, что наблюдательная палата была перестроена в зал ожидания для родных и близких пациентов? Я взялся за ручку двери, собираясь распахнуть ее. Но именно в этот момент меня скрючило от боли. И внезапно на меня снизошло озарение: вся эта ситуация с самого начала была абсолютно ненормальной. Поехал я по службе в город К, выпил минералки в гостинице и сразу же захворал. Сотрудницы гостиницы незамедлительно появились и доставили меня в больницу, по которой мы неотступно бродили, удаляясь все дальше и дальше в ее недра. И наконец, я оказался на пороге морга. Работа, город К, гостиница, больница – круг замкнулся. Я попал в одну большую западню. И за этим явно скрывался какой-то заговор.
Смелости поделиться моим открытием с кем-либо у меня не было. Покачивая головой, я вернулся к койке. Было уже далеко за полночь. Мир вокруг меня впал в кому. Боль в животе не проходила. После мощной борьбы с самим собой я принял решение и собрал свои манатки, в том числе медицинскую карту, лабораторные анализы и рецепты в подтверждение расходов на лечение. Затем я выскользнул из наблюдательной палаты, оставляя дверь, ведущую в морг, позади себя. Все соседи по палате спали. И только дочка пациентки с дефицитом урана следила за моим исходом одним глазом.
20. Все болезни – за стенами
Полусумрачный коридор казался несуразно длинным подобием трубки крупнокалиберного сифона. Здесь стояли тьма, сырость и жуткий холод. Разглядеть перед собой получалось на считаные метры. Неясные силуэты людей – то ли еще живых, то ли уже мертвых – валялись неподвижно на каталках, подстилках и креслах. Кое-кто сидел, скособочившись и прикрыв глаза, под капельницами. Я увидал еще знакомую медсестру. Она ни секунды не сидела без дела и в этот момент помогала врачу с помощью шприца выкачивать у пациента из позвоночника телесную жидкость. Больной наблюдал за их действиями с глубочайшей признательностью. Я осторожно обошел их, стараясь оставаться незаметным. На этот раз я в самом деле предпринимал побег. Как покойник, вырывающийся из гроба. Но при этом я уговаривал себя: да какой это побег! Да, было больно. Но, несмотря на влитую в меня жижу, я вроде бы шел на поправку. Так что я был абсолютно вправе покинуть больницу. На мне же еще лежала большая ответственность, дело государственного масштаба: написать слова к песне… У меня перед глазами вновь всплыл образ начальника. Вот он, вдохновитель моего побега. Хотя я, если подумать, уже успел сделать все супротив указаний босса.