Я прошел за качком через красный занавес… и невольно распахнул глаза от открывшегося перед нами зрелища. Я рванул к себе Куколку. Когда она посмотрела на сцену, у нее отвисла челюсть. Впереди перед нами танцевали женщины, обнаженные женщины и женщины, под музыку снимающие с себя одежду. У края сцены слонялись мужчины. Одна девица присела на корточки, на ее лоснящемся от масла теле не осталось ничего, кроме одинокой полоски ткани, выступающей в роли трусиков. Какой-то мужик сунул за полоску деньги, после чего она поднялась и протанцевала в другую часть сцены.
Эти танцы не были похожи на те, что танцевала для меня Куколка. Расхаживая по сцене на высоких каблуках, эти шлюхи трахали мужчин глазами. Они изгибались и трогали себя.
— Кролик…, — прошептала Куколка, достаточно громко, чтобы я услышал.
Её просто заворожили эти женщины. Она не сводила с них глаз. А я не сводил глаз с нее, поэтому не почувствовал, как какая-то шлюха коснулась моей спины. Я не заметил, как полуголая сука обвила меня рукой и приблизилась губами к моему уху.
— Привет, красавчик, — произнесла она. — Пришел сюда поиграть?
Не выдержав ее грёбаных прикосновений, я резко развернулся и схватил ее за горло. Прижав ее к стене, я приставил к ее голове свою трость, ту часть, в которой был пистолет, и приготовился стрелять.
— Не смей, бл*дь, меня трогать! — прогремел я, глядя в ее распахнутые от ужаса глаза.
Я сильнее стиснул ей горло, наблюдая за тем, как ее глаза наливаются кровью.
Скоро сучка умрёт.
Мне на плечо легла чья-то рука, и я выпустил шлюху. Стиснув зубы, а развернулся, готовый перерезать всем глотки. Там стоял качок.
— Не трогай наше дарование, — произнёс он и, посмотрев на мое разъярённое лицо, поднял вверх руки.
Я повернул голову к шлюхе и увидел, как сучка уже убегает в служебное помещение. Во мне кипело бешенство, пока Куколка не обняла меня за пояс. Она прижалась ко мне всем телом. Я тут же вдохнул аромат ее волос. Запах духов, которые она все время носила — розы.
Розы, розы, розы, розы.
Куколка посмотрела на меня и улыбнулась. Я задержал в груди дыхание, а затем порывисто выдохнул. Но я все еще чувствовал на себе эту сучку. Я все еще ощущал ее прикосновение, как вдруг…
Куколка протянулась к моей спине и начала тереть то место, к которому осмелилась прикоснуться та шлюха. Я вздохнул. Я дышал и дышал, чувствуя, как прикосновение Куколки заменяет собой прикосновение шлюхи. Но мне было нужно нечто большее. По мере того, как угасал мой гнев, как я наблюдал за биением пульса на шее Куколки, и как она касалась меня своими руками, воспламеняя мою кровь, мне уже было нужно гораздо, гораздо больше.
— Комнату, — потребовал я, зная, что качок по-прежнему стоит позади меня. — Приватную комнату. Сейчас же. Или все те деньги, что я тебе дал, пойдут на оплату твоих похорон.
Качок повернул направо и повел нас по другому коридору. Из-за дверей раздавались стоны и пыхтение. Но мы шли дальше, моя рука лежала сзади на шее Куколки. Качок остановился у двери и вручил мне ключ.
— Комната запирается. На всякий случай там также имеется задний вход.
Я кивнул. Очевидно, мы были не первыми, кого прятали здесь за наличные.
Я как раз собирался войти в комнату, когда мне на мобильный пришло сообщение.
ЧЕПЕЛ: «Готово. Они клюнули. Пережди час, потом уезжай. Удачи».
Я сунул телефон в карман и шагнул в комнату. Проследовав за мной, Куколка протиснулась мимо меня, и тут увидела, что находится в центре.
— Сцена…, — прошептала она и подошла ближе.
Она потянулась и погладила металлический шест, стоящий в центре черной сцены.
— Это то, на чём танцевали те женщины.
Я захлопнул дверь и запер нас изнутри. Свет в комнате был тусклым, только льющееся с потолка красное свечение. Из колонок раздавалась громкая музыка. Напротив сцены стоял большой диван.
Я прошел мимо Куколки, гнев все еще бушевал во мне, словно ураган. Я почувствовал, как колотится мой пульс, как стремительно несётся по венам кровь, и у меня напрягся член. Проходя мимо Куколки, я протянул руку и провел пальцами по ее шее. Мой острый наперсток царапнул влажную кожу. Куколка повернулась и, окинув меня тяжелым взглядом, выгнулась ко мне. Я прошел к дивану. Не оборачиваясь, я скинул пиджак и бросил его в угол комнаты. Затем сел и положил руки на кроличью голову, украшающую мою трость.
Я прислонился к спинке дивана. Затем поднял глаза. Поднял глаза и увидел, как Куколка смотрит на меня со сцены. Ее волосы были влажными. Глаза широко распахнуты. Зрачки расширены.
Я знал, что и сама она тоже была влажной.
Я знал, что ей понравилось, как я швырнул к стене ту шлюху за то, что та прикоснулась к тому, что на самом деле принадлежало Куколке. У нее потекла киска от того факта, что я не мог выносить ни чьих прикосновений, кроме ее.
Ее сиськи впирали из корсета платья. Чепел порвал бы в меня за то, что я назвал их «сиськами».
— «Груди», — говорил он мне. — Дэппер Дэн, никогда не следует выражаться как невежественный, грязный дикарь. Даже если так оно и есть.
Но сейчас, распалённый жаром убийства и желанием забить прикоснувшуюся ко мне шлюху, я был гребаным дикарём. И я уставился на Куколкины сиськи.
На ее бледной коже вспыхнул румянец и, словно лесной пожар, разлился по шее и щекам. Куколка покачивалась из стороны в сторону. Она плотно сжала бедра, пытаясь ослабить напряжение; я знал, что ее заводил мой взгляд.
Она прикусила губу. Затем опустила руки вдоль тела, и ее пальцы подхватили подол платья и медленно поползли вверх. Я глядел на эти пальцы, всё сильнее сжимая свою трость.
Затем.
— Танцуй.
Куколка взметнула на меня глаза и встретилась с моим неподвижным, пронизывающим, властным взглядом.
— Что? — спросила Куколка.
Я не шелохнулся.
Мой взгляд метнулся к сцене, затем снова к ней.
— Танцуй.
Куколкины глаза чуть прикрылись, а потом скользнули к черной сцене, залитой потоком красного света. Посередине блестел серебряный шест. Комната утопала в тяжелых ритмах музыки, такой громкой, что она отдавалась в груди.
— Я всегда танцую для тебя, Кролик.
Она снова повернулась ко мне, и на ее розовых губах проступила дразнящая ухмылка. Она прекрасно знала, что делает. Она знала, что, изображая святую невинность, действует на мой член, как укротитель змей на рептилий.
— Не так, — проговорил я, поглаживая наперстком тыльную сторону лежащей на трости руки.
Я подался вперед.
— Как те шлюхи.
Куколка резко втянула в себя воздух и снова немного поёрзала. Не сводя с нее пристального взгляда, я склонил голову набок.
— Я видел, как ты смотрела на них, милая. Видел, как тебе хотелось подняться на сцену. Как тебе хотелось извиваться вокруг шеста, хотелось, чтобы на тебя смотрели также, как на них, когда они выступали голыми, — я ухмыльнулся. — Я видел, как тебе хотелось раздеться для меня.
Мои глаза потемнели.
— Только для меня… И тебе хочется танцевать. Хочется выплеснуть адреналин, полученный от сегодняшних убийств.
Не отнимая рук от трости, я откинулся на спинку дивана.
— Я знаю, что ты хочешь меня подразнить, а потом выплеснуть на хрен всю свою накопившуюся энергию. От своей победы и освобождения мира от Труляля и Траляля.
Куколка затаила дыхание, ее щеки стали ярко-красными. Я приподнял бровь и небрежно повёл пальцем.
— Поэтому танцуй… и я не прошу, — подчеркнул я, зная, что она прекрасно помнит окончание этой фразы.
Отбросив все любезности, я придал голосу мрачный тон, которому, как я знал, она точно подчинится.
— Я настаиваю.
Куколка порывисто выдохнула и, повинуясь моему приказу, двинулась к сцене. Моя марионетка на моих веревочках.
Стиснув зубы, я смотрел, как она поднимается по ведущей на сцену лестнице. Когда она вышла на середину и погладила металлический шест, я почувствовал, как у меня запульсировал член. Ее синее платье насквозь промокло, оно было порвано и заляпано кровью. Светлые волосы превратились в копну завитков, таких растрёпанных, словно я только что отымел ее у стены, обесчестив мою идеальную маленькую куклу. Ее глаза были обведены черным, а на губах остались следы розовой помады. Чулки были испачканы кровью, но остались невредимы, черные и белые полосы, словно ступеньки, привели меня к тому месту, куда мы оба хотели, чтобы я вошел.
Из динамиков зазвучала новая песня, тяжелые басы сотрясали стены комнаты. Певец пел о женщине, превратившей его в дикаря. Песня была как нельзя кстати. Рядом с моей милой Куколкой я реально двинулся умом.
Тем немногим, что еще остался.
Я откинулся на спину и постарался расслабиться, но все мои попытки полетели к черту, как только Куколка начала двигаться. Сжав шест, она принялась покачивать бедрами. Не сводя с меня глаз, она принялась водить пальцами по металлу, вверх-вниз. Её движения были медленными и соблазнительными. Я хорошо помнил, как скользили эти пальцы по моему члену. Она тоже. Улыбаясь, она гладила шест так же, как гладила меня.
— Быстрее, — приказал я, зная, что, несмотря на громкую музыку, она прекрасно меня слышит.
Куколка обошла шест, затем встала к нему спиной и снова впилась в меня взглядом. Она откинулась на него и, ударившись задницей о твердый металл, закрыла глаза. Потянувшись вверх, Куколка схватилась за шест у себя над головой. Затем она начала опускаться, медленно скользя вниз по шесту. Ее бедра были плотно сжаты. Она опустилась вниз и раздвинула их. Медленно.
Мучительно… чертовски… медленно.
Когда ее молочные бедра распахнулись, и показались ее "трусики", я тихо зарычал. Куколка выгнула спину, затем отвела одну руку от шеста и пробежала ею по бедру, пока не коснулась своих трусиков. Мне стало нечем дышать, и я замер без движения, когда она отодвинула в сторону белую ткань… и мне стала видна ее киска.
У меня из горла вырвался громкий рык, от этого звука Куколкины глаза распахнулись. Затем она отпустила ткань, и трусики скользнули на место.