Он достиг препятствия, слишком большого даже для него. Только наметанный глаз мог бы распознать в этом растерзанном и изуродованном трупе еще один Боло, развернутый бортом, чтобы преграждать врагу путь даже после смерти, разбитый Хеллбор все еще нацелен в долину, люки ракетных отсеков открывали взору пустые колодцы шахт, в которых закончились боеприпасы. Пятнадцать вражеских машин лежали мертвыми перед ним, безмолвное свидетельство жестокости его последнего боя, но живой Боло даже не остановился. В этом не было никакого смысла, поскольку раскаленный корпус мертвого Боло из дюраллоя излучал ненужное тепло от вышедшего из строя термоядерного реактора, который его и выпотрошил. Даже его невообразимо хорошо бронированный центр выживания не смог бы уцелеть, и живой Боло просто изменил курс, чтобы протиснуться мимо него. Вулканическая скала завизжала как от боли, когда движущийся бронированный бок оцарапал склон скалы с одной стороны, а мертвый Боло содрогнулся с другой, когда вес его собрата отбросил его в сторону.
За последние тридцать километров движущийся Боло миновал четверых погибших товарищей по бригаде, и сам не остался неповрежденным. Два его бесконечных повторителя правого борта были превращены в искореженные обломки, от попаданий энергетического оружия расплавленные брызги дюраллоя стекали по по гласису и застывали, как слезы боли, треть кормовых сенсорных решеток была снесена в результате близкого попадания, а его передний гусеничный щит правого борта заклинило в нижнем положении, погнутый и разорванный вражеским огнем. На его башне был опознавательный код 25/D-0098-ART и обнаженный золотой меч командира батальона, но он был один. Уцелело еще только одно подразделение его батальона, и это подразделение находилось впереди, за пределами этой задушенной смертью долины. Он был где-то там, двигаясь даже сейчас по бездорожью и безводным пустошам планеты Камлан, и линейное подразделение ART постоянно грохотало в поисках его.
Приближаясь к своей непосредственной цели, я запрашиваю свою инерциальную навигационную систему. ИНС — не самый эффективный способ определить мое местоположение, но вся орбитальная сеть Камлана, включая разведывательные и навигационные станции, а также ретрансляторы связи, погибла при первом ударе противника, и ИНС вполне достаточна. Я подтверждаю свои текущие координаты и двигаюсь вперед, наконец-то покидая долину.
То, что лежит передо мной, когда-то было неглубокой чашей плодородной зелени среди лавовых полей; теперь это почерневшая яма, и, когда я смотрю в передние оптические датчики на руины города Морвиль, я ощущаю ужас массовой гибели людей. Больше нет необходимости спешить, и я уделяю первоначальному осмотру целых 6,007 секунды. Я не ожидаю никаких угроз, но мои записи с места происшествия будут бесценны для судебных дознавателей, которые, как я знаю, будут созваны для вынесения приговора моей бригаде. Я осознаю свой собственный страх перед вердиктом этого суда и его последствиями для всех Боло, но я линейное подразделение. Как бы горько ни было, это тоже мой долг, и я не отступлю от него.
Я уже наблюдал, какие огромные потери понесла рота "С", отступая с боями вверх по долине Блэк-Рок. Машины противника по отдельности меньше, чем Боло, в диапазоне от 500,96 стандартных метрических тонн до не более чем 4982,07 тонн, но тяжело вооружены для своих размеров. Они укомплектованы экипажами, не осознают себя, и противник потерял многих из них. На самом деле, я оцениваю совокупный тоннаж его потерь в одной только долине Блэк-Рок как эквивалентный, по меньшей мере, трем полкам Боло. Нам еще предстоит определить происхождение этого Врага или мотивы его нападения на Камлан, но бойня, которой он добровольно подверг свой личный состав, является убедительным доказательством его решимости... или фанатизма. Точно так же, как разрушенные, усеянные телами улицы Морвиля являются достаточным доказательством его свирепости.
Еще семьдесят одна разбитая вражеская машина перекрывает последние подступы к городу, а среди них маячат две гораздо более крупные развалины. Я не обнаруживаю передатчиков кодов, а останки моих товарищей по бригаде настолько разрушены, что даже мне трудно идентифицировать то, что осталось, но я знаю, кем они были. Линейные подразделения XXV/D-1162-HNR и XXV/D-0982-JSN сражались в своей последней битве, до самой смерти верные нашим создателям-людям.
Я обращаюсь к ним, вопреки всему надеясь хоть на какой-нибудь шорох из их последнего убежища — Центров выживания — ответит на мое сообщение, но ответа нет. Как и другие Боло, мимо которых я проезжал в этот день, они исчезли безвозвратно, и пустые места, которые они когда-то занимали в Общей Системе Распределения Данных, ноют во мне, пока я медленно продвигаюсь вперед, все еще настороже в поисках любой вражеской техники, прячущейся среди обломков. Их нет. Есть только мертвые: мертвый враг и шесть тысяч погибших людей, и мои братья, которые умерли, зная, что не смогли их спасти.
Это не первый случай, когда гибнут наши линейные подразделения, и не первый раз, когда они терпят поражение. В этом нет ничего постыдного, только печаль, потому что мы не всегда можем одержать победу. И все же здесь есть причина для стыда, потому что передо мной всего два мертвых объекта... а должно быть три.
Ветер стонет над обломками, когда я пробираюсь по полю боя, где огонь моих братьев отразил три вражеские атаки, прежде чем четвертая накрыла их. Без разведывательных спутников нет независимой записи об их последнем сражении, но мои собственные сенсорные данные в сочетании с их последними передачами ОСРД позволяют мне сделать вывод о том, что здесь произошло. Я понимаю их тактическое отступление вниз по долине Блэк-Рок, пока жестокий артиллерийский и ракетный обстрел буквально сдирал с них кожу во время боя. Я постигаю их последние маневры по рисунку разбросанных обломков, распознаю, как враг окружал их и его непрерывный обстрел выводил из строя их оружие. Я вижу последние позиции, которые они заняли, защищаясь, наконец, от вражеского огня, потому что они больше не могли отступить, не бросив Морвилль.
И я вижу третью позицию, с которой отступил один-единственный Боло, свалил, сбежал в самое сердце города, который он был обязан защищать. Я прослеживаю его путь по разбитым вдребезги обломкам зданий и вижу тела ополченцев Камлана, которые погибли, когда он бежал, сражаясь с помощью переносного оружия против врага, способного уничтожить 13 000-тонные Боло. На его пути много вражеских обломков — явное свидетельство того, как отчаянно ополченцы сопротивлялись наступлению захватчиков, даже когда Боло покинул Морвилль, убегая на север, в Бесплодные земли, где менее боеспособная техника противника не могла преследовать его, и я знаю, кто оставил этих людей умирать. Подразделение XXV/D-0103-LNC, командир роты "С", мой товарищ по яслям и в бою, а также командир роты, которому я больше всего доверяю. Я много раз сражался бок о бок с ним, зная о его абсолютной надежности перед лицом врага, но я не хочу его больше знать, потому что то, что он сделал, непростительно. Он первый и единственный Боло, который когда-либо дезертировал перед лицом Врага, бросив тех, кого мы обязаны защищать до самой смерти и после нее.
Впервые в истории бригады "Динохром" мы испытываем стыд. И страх. Как и LNC, я являюсь Боло Марк XXV, модель D, первой серийной моделью Боло, получившей полное и постоянное самоосознание, и действия LNC подрывают саму основу решения, которое сделало нас полностью самореализовавшимися личностями. Мы неоднократно демонстрировали, насколько эффективнее наша осведомленность в бою, но при этом наша свобода действий отличает нас от всех предыдущих подразделений бригады. Мы по-настоящему автономны... и если кто–то из нас решит сбежать, если кто–то из нас поддастся трусости, возможно, это удел всех нас.
Я завершаю осмотр места за 4.307 минуты. В Морвилле нет выживших, ни врагов, ни людей, ни Боло, и я отправляю свое угрюмое подтверждение своему командиру бригады и моим оставшимся в живых братьям и сестрам. Внезапная атака противника вкупе с нашими последующими потерями в бою сократили численность Шестой бригады всего до четырнадцати подразделений, исполняющим обязанности командира бригады является лейтенант Кестрел, самый младший — и единственный оставшийся в живых — человек из нашего командного состава. Коммандеру всего двадцать четыре стандартных года, он впервые назначена на действительную службу в бригаду, страшно слышать усталость в ее голосе. Тем не менее, она великолепно справилась со своим долгом, и я чувствую только стыд и горькую, горькую вину за то, что вынужден навязывать ей эти дополнительные обязанности. Я испытываю такой же стыд и вину через ОСРД, от горстки моих братьев и сестер оставшихся в живых, но никто из них не может мне помочь. Враг полностью разбит и отступает к своим космическим базам, но сражение продолжается в бешеном темпе. Никакие другие Боло не могут быть отозваны из боя, пока победа не будет обеспечена, и поэтому я один прибыл сюда, чтобы расследовать и подтвердить невероятное событие, поскольку я командир подразделения LNC. Я должен сделать то, что должен.
— Хорошо, Артур, — наконец произносит лейтенант Кестрел. — Мы держим ситуацию под контролем, а последняя подпространственная атака адмирала Шигемацу задержит Девятый флот всего на тридцать пять часов. Мы сможем сдержать ублюдков и без тебя. Иди и делай то, что должен.
— Да, командир, — тихо отвечаю я и разворачиваюсь на своих гусеницах, поворачивая нос на север. Я иду по следу LNC в лавовые поля.
Линейное подразделение XXV/D-0103-LNC бороздило жестокий ландшафт. Обе внешних левых гусеницы были сорваны, и опорные колеса протестующе стонали, вгрызаясь в камни и песчаную почву. Его бронированный корпус был выщерблен и разорван, бесконечные повторители и противопехотные установки по правому борту представляли собой месиво из стали, но конструкторы спроектировали его очень хорошо. Его основной боевой корпус был пробит в трех местах, что привело к разрушению многих внутренних систем, но основное вооружение осталось нетронутым... и он знал, что его преследуют.