О чем это говорит? Об относительной устойчивости опыта коллективной борьбы и участия. Но в этом феномене «возвращения» есть и более важное содержание. Он стал одним из каналов трансляции исторического опыта движений перестроечной эпохи и начала 1990-х. Ведь уже в путинскую эпоху в гражданское движение вернулись носители практически «чистого» перестроечного опыта с их специфическими поведенческими фреймами и стереотипами отношения к власти, идеологическими клише и т. д.
Таким образом, некоторая часть исторического опыта перестроечной эпохи была законсервирована и ждала своего часа, пока созреют необходимые условия и она снова войдет в употребление.
Собственно, главным условием, вернувшим в повестку дня актуальность перестроечных моделей, стал поворот страны к авторитаризму и усиление контроля государства за общественной самодеятельностью. На это накладывались и другие факторы, в первую очередь, социально-экономическая политика режима и ее следствия. Все это привело к тому, что приблизительно с середины 2000-х годов начинается новый этап в истории гражданского общества в стране. Причем он приобретает типологические черты, характерные для общественных движений рубежа 80-х и 90-х гг. Это повторение перестроечных моделей осуществлялось с разной степенью само-рефлексии. Иногда участники событий сознательно стремились воспроизвести опыт, казавшийся им удачным. Например, в декабре 2011 г. либеральный правозащитник Лев Пономарев, участвовавший в создании широкой гражданской коалиции, с удовлетворением отметил: «Ну вот, мы снова создали Московский народный фронт, следующая задача — „Демократическая Россия“». В других ситуациях, в которых никто сознательно не стремился копировать перестроечные формы, у ветеранов движения возникал эффект дежавю.
Современный этап общественного движения начался в 2005 г., когда страну потрясли массовые выступления против осуществленной правительством реформы по монетизации льгот. Именно на волне этих протестов зарождаются новые социальные движения, и происходит становление многих политических активистских инициатив, которые до сих пор определяют динамику гражданского общества в России[8].
Гражданские движения в 2005–2011 гг
Что собой представляло гражданское движение накануне начала массового подъема 2011 г.?
Исходным рубежом в его истории можно считать 2005 г. Тогда с 1 января в силу вступил 122-й Федеральный Закон о монетизации льгот. Неожиданно для всех — для властей, экспертного сообщества и даже для большинства активистов — он вызвал не просто негодование широких слоев населения, но и массовые уличные выступления. В Санкт-Петербурге, Ижевске, Барнауле, Перми, во многих городах Подмосковья на улицы вышли тысячи недовольных. Движение было стихийным. Ни одна политическая сила не выступила организатором протестного движения. Но именно поэтому в его рядах начались интенсивные процессы самоорганизации.
Многие выступления в 2005 г., особенно радикальные, включавшие перекрытие дорог или, например, блокирование административных зданий, заканчивались тем, что по итогам митингов создавались общественные структуры («Комитеты спасения», «Комитеты защиты», общественные и координационные «Советы» и т. п.) для контроля за выполнением выдвинутых протестующими требований. В марте 2005 года состоялось первое собрание таких комитетов, созданных в различных городах Московской области (с тех пор такие подмосковные совещания на протяжении долгого времени проводились ежемесячно). Создавались подобные структуры самоорганизации граждан и в других регионах России.
В апреле 2005 г. в Москве прошел Первый российский Социальный форум, собравший как общественников с большим стажем, так и активистов движений, выдвинувшихся за последние несколько месяцев протестов. В ходе Форума возникла инициатива о создании межрегиональной социальной коалиции. Поначалу к ней присоединились лишь шесть региональных групп[9]. Но уже к лету таких региональных объединений, которые стремились к тому, чтобы выйти на федеральный уровень за счет межрегиональной координации, стало значительно больше. В результате этого стремления к объединению усилий в июне 2005 г. в Перми состоялась учредительная конференция Союза Координационных Советов (СКС). Эта коалиция стала крупнейшим объединением социальных движений. Именно она на протяжении нескольких лет организовывала большинство ключевых социальных и ряд оппозиционно-политических кампаний в России.
В декларациях СКС формулировались его основные принципы, цели и задачи. Он добивался создания механизмов гражданского контроля за действиями власти (активисты уже успели столкнуться с нарастающими авторитарными тенденциями), защиты социальных и гражданских прав, а также поддерживал низовые гражданские инициативы (многие из них впоследствии присоединятся к СКС). Активисты СКС видели свою задачу в том, чтобы, координируя действия друг с другом, проводить такие кампании, которые бы оказывали реальное влияние на принятие решений федерального уровня, способствовали бы укреплению солидарности между регионами и разными активистскими сообществами[10].
На первом этапе для большинства городских и региональных структур, входивших в СКС, наиболее актуальной была борьба за восстановление нарушенных 122-м Федеральным законом социальных прав. Но со временем проблематика, связанная с монетизацией льгот, отошла на второй план. При этом коалиция не развалилась, а объединенные ею активистские сообщества продолжали развиваться. На первый план поочередно выходили разные проблемы: градостроительная политика (особенно так называемая «точечная застройка», когда строительные компании с благословения властей строили новые жилые дома в старых кварталах, при этом ни копейки не вкладывая в развитие городской инфраструктуры), борьба за капитальный ремонт ветхого жилья и вообще за жилищные права, трудовые конфликты, пенсионная реформа и т. д. На протяжении 2005–2009 гг. СКС оставался одним из основных организаторов социальных движений и координирующей структурой кампанией в защиту социальных прав. Хотя целый ряд влиятельных и относительно массовых движений так и не вошли в состав коалиции. Автономно от СКС развивались движения автомобилистов, жертв афер с долевым строительством жилья, многие организации защитников природы и архитектурного наследия.
После неожиданного всплеска 2005 г. гражданское движение развивалось инерционно. Небольшие подъемы сменялись спадами. Наиболее массовыми оставались именно социальные движения, политизированные группы на их фоне выглядели крохотными структурами. Самыми заметными и способными к мобилизации среди социальщиков оказались движения льготников (пик активности пришелся на 2004–2005 гг., потом, во многом в связи с тем, что власть пошла на уступки и часть требований движения была удовлетворена, движение льготников пошло на спад), жилищное движение (наивысшая точка была достигнута в большинстве регионов страны между 2006 и 2008 гг.) и профсоюзно-рабочее движение (2007–2010 гг., началом его подъема можно считать громкую и победоносную забастовку рабочих всеволжского «Форда» в конце 2007 г.). Относительно заметным и массовым было также экологическое движение. Большой резонанс получили кампании против прокладки нефтепровода по берегу озера Байкал в 2005–2006 гг. и против олимпийских строек в Сочи (2006–2008 гг.).
Однако к 2010–2011 гг. стало понятно, что прорыва в развитии социальных движений (в который верили многие активисты и аналитики) не произошло. Крупные межрегиональные активистские сети стали приходить в упадок и заметно поредели, другие испытывали стагнацию. Этот спад активности социальных движений отчасти объяснялся эффектом экономического кризиса 2008–2009 гг.
Политические движения и организации в эпоху зрелого путинизма (2005–2011 гг.) оказались отрезанными от значимых социальных ресурсов (включая финансовые и медийные), и в условиях социально-политической стабильности существовали на периферии общественного пространства. Лишь изредка им удавалось вырываться из гетто и попадать в сферу внимания СМИ и внимания широкой аудитории. В этих условиях, политические активисты стремились преодолеть свою изоляцию от общества за счет построения широких коалиций. И либералы, и националисты, и, в особенности, левые стремились интегрироваться в растущие социальные движения, обрести в их среде аудиторию и поддержку своих идей. Другой устойчивой тенденцией было сложение широких коалиций между разными по взглядам и политическим задачам движениями и организациями. Наиболее известными из них стали коалиция «Другая Россия» (2006–2010 гг.) и выросший из нее проект «Национальная Ассамблея» (2008–2011 гг.).
В каждом из политических лагерей сложилась своя сложная конфигурация организаций и движений.
В левом политическом пространстве соприкасались активисты Коммунистической партии Российской Федерации — крупнейшей оппозиционной структуры в стране — и сторонники небольших активистских групп и движений. Активисты внутри КПРФ оказывались зачастую в двусмысленном положении: партийное руководство, включенное в политические и аппаратные интриги «наверху», зачастую противодействовало их деятельности в протестном движении. В некоторых регионах молодежная организация партии — комсомол — становилась фактически открытой оппозицией партийному руководству. В конце концов, это привело к ряду расколов, когда из партии были исключены целые региональные организации — петербуржская, московская, красноярская и т. д. Формальные поводы отличались, но главной причиной служило недовольство партийного начальства чрезмерной и не всегда подконтрольной активностью низов.
Продолжала функционировать альтернативная компартия — Российская коммунистическая рабочая партия — Российская партия коммунистов (РКРП-РПК). Однако ее масштаб и влияние были несоизмеримо меньше КПРФ, а активность ее членов в большинстве регионов была невысокой. Хотя в партии также было молодежное крыло — Российский коммунистический союз молодежи (большевиков) — РКСМ(б).