— Ладно, милые мои, — решительно и властно объявил Цветков. — Поговорили, и хватит. Опять ты нас, Лосев, в философию затянул. Что мне с тобой делать, не знаю. И воскресенье уже кончается. Словом, завтра все намеченные дела продолжим. Главное, Лосев, изучай дорогу. Откуда всё идёт. Уверен. А насчёт твоего предчувствия, так у нас с Виктором Анатольевичем оно тоже имеется.
Виктор Анатольевич был один из старейших следователей Московской прокуратуры, начинавший много лет назад одновременно с Цветковым. С тех пор и сложилась у них тяга к совместной работе, и оба радовались, когда это время от времени случалось. К мнению и распоряжениям Виктора Анатольевича все в отделе Цветкова относились с уважением. И сейчас, сославшись на мнение следователя, Фёдор Кузьмич как бы особо подчеркнул сложность дела, которым они занимаются. И все мысленно согласились с этим.
А следующий день принёс неожиданные осложнения. Недаром, видимо, говорят, что понедельник — день тяжёлый.
Утром Лосеву позвонил Олег Семёнович Буланов и в панике сообщил, что исчезла Марина.
— Как так исчезла? — ошеломлённо переспросил Виталий. — Мы же с вами только вчера вечером говорили, и она была…
— Да сегодня, сегодня! — прокричал в трубку Олег Семёнович. — Два часа назад. Пошла в молочную и не вернулась. Эта дурища опять с ним снюхалась, ручаюсь вам.
— Вы с работы говорите?
— Да. Вот только что жена позвонила. О господи! Что делать? Ну что делать, Виталий Павлович? Голова кругом идёт.
Виталий задумался. В самом деле, что делать? Где искать эту паршивую девчонку? И чёрт бы с ней, если бы рядом не было этого Гарика, преступника и убийцы, на этот счёт почти нет сомнений. Где же она сейчас, эта пара? Но, может быть, они пока и не встретились?
— Вот что, Олег Семёнович, — сказал он наконец в трубку. — Я хотел бы сейчас заехать к вам домой, побеседовать с… простите, как зовут вашу супругу?
— Вероника Сергеевна. Только, ради бога, об этом типе…
— Да-да. Я понимаю, — торопливо перебил Лосев. — Но побеседовать с Вероникой Сергеевной необходимо. Тут каждая подробность важна.
— Ну, конечно, я понимаю, — упавшим голосом произнёс Олег Семёнович. — Ведь она последние дни из дома не выходила совершенно. Только сегодня. И по телефону не говорила. Как же она могла? Ведь её никто не звал! — в отчаянии произнёс он. — Или она сама помчалась? Какую же бесстыжую дочь мне судьба подарила! За что, за что?
— А как она себя вела эти дни?
— Ласкалась, как кошка. Тиха, мила, покорна. Просто трогательно себя вела. Если она захочет, она кого угодно может обворожить. И вообще-то она добрая девочка. О господи!.. — В голосе Олега Семёновича послышались слёзы, он справился с ними и заговорил жёстко, словно сердясь на самого себя: — Но чаще она бывает отпетой хамкой. И никаких моральных запретов! Решительно никаких!
Это могло продолжаться до бесконечности — воспоминания, стенания, жалобы, и Лосев решительно сказал:
— Ну всё, Олег Семёнович. Я поехал. Времени терять нельзя, как вы понимаете. Так что извините. Потом созвонимся.
— Да-да, конечно, — сконфуженно пролепетал Олег Семёнович.
Через пятнадцать минут Лосев уже был в одном из переулков возле улицы Герцена и, отыскав нужный дом, вошёл в полутёмный гулкий подъезд с лепными украшениями под потолком, большим лифтом за фигурной решёткой и широкими, стёртыми посередине ступенями очень, видимо, старой лестницы. На втором этаже возле высокой резной двери было всего два звонка, в отличие от других дверей, мимо которых прошёл Виталий, где звонков было куда больше. В этой же квартире жили всего две семьи.
Виталий позвонил.
Дверь открыла высокая, статная женщина с красными от слёз глазами. Это первое, что увидел Виталий. Потом он уже разглядел пышные светлые волосы с заметной сединой, тонкое, какое-то одухотворённое лицо и большие выразительные, сейчас грустные глаза.
Виталий вежливо, даже осторожно представился, в голосе его звучали сочувственные нотки, и добавил, чтобы объяснить свой приход:
— Нам позвонил Олег Семёнович.
— Проходите, пожалуйста, — сказала женщина. — Марина только что звонила.
Её глаза снова наполнились слезами.
Тем временем Виталий из просторной передней попал в большую, красиво и тесно обставленную комнату. Среди старых гнутых кресел с высокими спинками, высокого, тоже старого буфета с застеклёнными дверцами, большого обеденного стола и полок, заваленных книгами, покорно, как в тесном стойле, разместился необъятный чёрный рояль.
— Что же она вам сказала? — спросил Виталий, заходя в комнату.
— Она мне сказала… — начала Вероника Сергеевна, входя следом за ним, но тут же, спохватившись, перебила сама себя: — Вы садитесь, пожалуйста, — и указала на ближайшее кресло возле стола. — Она сказала, чтобы я не беспокоилась, она завтра будет дома. А сегодня… — голос Вероники Сергеевны задрожал. — Сегодня ей надо проводить… какого-то друга. Но я… я велела ей немедленно приезжать домой. А она… Ну, словом, она сказала, что сама взрослый человек и как хочет, так и поступает и… и… что я могу плакать, сколько пожелаю.
Она не выдержала и, достав из рукава платок, приложила его к глазам.
— Давайте спокойно разберёмся в ситуации, Вероника Сергеевна, — подчёркнуто сухо и твёрдо сказал Виталий, по опыту зная, что сочувствие вызовет лишь новые слёзы. — Давайте спокойно разберёмся, — повторил он. — Значит, с пятницы Марина не выходила из дома и ни с кем не говорила по телефону, так?
— Да. Мы не могли допустить…
— Я понимаю, — не очень вежливо и всё так же сухо перебил Виталий. — А вспомните, Марине не звонили подруги, знакомые вам подруги?
— Мы всем отвечали, что её нет дома.
— А к вам в дом никто за это время не приходил?
— Никто, никто, я вас уверяю.
— Так. Значит, об отъезде этого друга она знала раньше, в четверг или в пятницу, — констатировал как бы про себя Лосев. — А куда этот друг едет, вы не знаете?
— Марина ничего нам не говорит. Мы хуже чужих для неё.
— Но как его зовут, она вам по крайней мере, сказала?
— Ах, случайно проговорилась во время ссоры. Его зовут Гарик. И ещё, что она его, видите ли, любит.
— Так-так, — усмехнулся Виталий. — А где он живёт, этот Гарик, вы случайно не знаете?
— Я же вам сказала, она ничего нам не говорит. Она чувствует наше отношение. Возможно, надо было бы вести себя как-то иначе. Не отталкивать… Но я не могу, — горько вздохнула Вероника Сергеевна, комкая в пальцах платочек. — У меня нет сил.
— Но хоть что-то она вам рассказывала о Гарике? — настаивал Виталий. — Она всё-таки была с вами откровеннее, чем с отцом?
— Конечно. Это вполне естественно. Он с ней бывает так груб. А я… а мне её жалко бывает, я ничего не могу с собой поделать. И прощаю… Извините. Вам, наверное, это всё…
— Мне это всё очень важно, — поспешно заверил её Виталий. — Спасибо вам за откровенность. Но что всё-таки Марина рассказывала вам об этом Гарике?
— Он, кажется, какой-то строитель. Работает где-то под Москвой. Она познакомилась с ним по дороге на дачу, в электричке. Говорит, что любит его, но жениться они не собираются. Представляете эту любовь? Впрочем, — Вероника Сергеевна слабо улыбнулась, — вы сами молодой человек. Может быть, теперь так принято, я не знаю…
— Принято по-разному, — улыбнулся Виталий. — И так тоже. Скажите, а вот сегодня утром… Марина вообще часто ходит в молочную?
— Ну, у неё бывает вдруг… Вот и сегодня. Я, правда, немного забеспокоилась. Пошла в её комнату. И вот… не нашла выходного платья. У неё такое васильковое есть, модное, из «Берёзки».
— Из «Берёзки»? — переспросил Виталий.
— Да. Видите ли, у Олега Семёновича выходят книги в Венгрии, ГДР, Чехословакии. Ну, переводят. Он известный специалист. Словом, поступили гонорары. И Марина, конечно, просит купить то одно, то другое. Ну, молодая девушка, — Вероника Сергеевна смущённо улыбнулась. — И косметика ей всегда нужна.
— Значит, в молочную она пошла в выходном платье?
— Когда она уходила, я была на кухне.
— Видимо, она уже знала, что куда-то пойдёт.
— Конечно, провожать этого Гарика.
— Где они соберутся, вы, конечно, не знаете?
— Ах, разве я вообще что-нибудь знаю? — пожала плечами Вероника Сергеевна и неожиданно спросила: — Вы курите?
— Да, пожалуйста.
Виталий достал сигареты и щёлкнул зажигалкой. Вероника Сергеевна неумело прикурила. Руки у неё дрожали.
— Вообще у него, кажется, много денег, — сказала она, затягиваясь.
— Так что могут и в ресторан пойти?
— О, это скорей всего. Марина обожает рестораны. Господи! Мы с отцом не помним, когда были в ресторане. И вообще…
Вероника Сергеевна снова всхлипнула и прижала платок к глазам.
…Спустя час Виталий вернулся на Петровку. Возвращался он с каким-то смешанным чувством напряжённой радости и подавленности. Последнее шло от соприкосновения с чужой бедой, чужим страданием и ощущением полной своей беспомощности.
Но возвращался Виталий и с чувством радости, неуверенной, правда, настороженной. Проводы Гарика… Вот что удалось установить.
Так он и доложил в кабинете у Цветкова.
Было решено, что Откаленко прежде всего немедленно звонит в ресторан, метрдотелю Петру Степановичу, своему новому приятелю.
Разговор получился точно таким, как предсказал Лосев.
— Привет, Пётр Степанович! — весело и безмятежно сказал Игорь. — Как жизнь молодая? Это Игорь говорит, из автосервиса. Ха-ха.
— Привет, привет, — с заметным напряжением откликнулся Пётр Степанович. — Помню, как же. Чем обязан?
— Да всё тем же. Гарик-то не звонил? Со вчерашнего дня так и не могу поймать. Прямо Фигаро какой-то.
— Гарик-то? Звонил, как же, — весело откликнулся Пётр Степанович. — На завтра кабинетик заказал, на завтра. Ну, что-нибудь выкроим, само собой.
— О! Самый раз. А то у нас сегодня тоже запарка. Понедельник — день тяжёлый. Ха-ха! И на который час завтра назначил?