— За хавку свою, я сам разбашляюсь. Эх ладно, я сегодня чего-то очень уж добрый. Вас семеро, значит по полтиннику с вас шестерых и с этого фуфела, сотка. Итого пол косаря.
— Эээ, почему пятьсот? Четыреста же выходит?
— Я в школе плохо учился. Молодец чаворалэ (мальчик — цыганский), правильно дядьку поправил. Ну значит договорились.
— А с нас за что?! Мы же тебя не трогали!
— За кореша своего значит вписаться не хотите? А ведь это вы его в блудняк ввели. Ну хорошо, я с него одного спрошу — я нехорошо усмехнулся и сильнее сжал челюсть обмякшего цыгана. Он сдавленно замычал от боли.
— Мы всё поняли дорогой! Отпусти его пожалуйста.
— Ну раз поняли, то я жду, пока флакон у нас не закончится — я отпустил присмиревшего цыганенка и кивнув на початую бутылку водки, сел на свой стул.
Я молча разлил нам с Филлипычем по рюмке. Алёна испуганно смотрела на меня, Филлипыч тоже. Во взгляде фронтовика читалась брезгливость и злость.
— Ну чего вы на меня так смотрите? — я взял рюмку и протянул её Филлипычу.
— Ты что, сидел? — спросил Филлипыч, даже не думая брать свою.
— Нет, не сидел. Но много раз с уголовниками общался. В артели работал, а там каждый второй сидевший, да и в детском доме вырос. Да вы чего надулись? Мне вообще-то орден за поимку преступников дают и за помощь органам внутренних дел.
— Ты с ними разговаривал на блатном жаргоне. И кто такой Мишка Резак?
— А как мне с ними нужно было разговаривать? Я говорил с ними на том языке, который они понимают. А Мишка Резак — да так придумал по ходу разговора.
— Зачем ты с них деньги потребовал? Можно было милицию вызвать просто.
— А что бы милиция сделала? Ничего. Они грубо разговаривали, но никого не оскорбили, драку не затевали, общественный порядок не нарушили. Я их сам наказал, теперь они себя поскромнее вести будут.
В это время к столику подошёл официант и поставил на стол бутылку шампанского и сверток, завернутый в салфетку.
— Это вам презент от соседнего столика — официант махнул рукой в сторону стола за котором сидели цыгане. Я повернулся к ним и махнул головой, а затем взял салфетку и протянул официанту.
— Это тебе, на чай, оттуда за счет возьмёшь. Передай за соседний столик, что извинения приняты.
Официант молча взял салфетку, кивнул и быстро ушёл.
— Мне их деньги не нужны, у меня своих хватает. Но наказать их было нужно. Безнаказанность порождает вседозволенность, и своими действиями я возможно спас какую-то девушку и её кавалера от унижения, а возможно и от избиения. Я за себя и своих близких всегда постоять смогу, а кто-то нет. Вот они таких и ищут. И глумятся. Весело им слабых унижать. Сегодня они на меня нарвались, а если бы меня не было? Ты бы Филлипыч чего сделал? Алёнку с этим пьяным быдлом танцевать бы отпустил? Или дал бы себя унизить?
— Нет конечно! Я на фронте воевал!
— Вот и я не дал. Выпьем?
Филлипыч взял со стола рюмку и молча чокнувшись со мной выпил её залпом.
Вечер закончился скованно. Алёна больше не веселилась, посматривала со страхом то на меня, то на стоящий прямо напротив неё столик с цыганами. Филлипыч больше не пытался качать права, и просто пил со мной рюмку за рюмкой. От былого веселия не осталось и следа. Когда мы с Филлипычем закончили с водкой, мы встали и разошлись по своим номерам. Я был грустен и зол, только вроде бы девочку, подходящую нашёл, и умудрился напугать её до ужаса. Хотелось набить кому ни будь морду. Я с надеждой посмотрел на стол цыган, стараясь увидеть хоть какой ни будь намек на недовольство или улыбку, чтобы был повод подрастя, но мои оппоненты вели себя хорошо. Встретившись со мной взглядом, мой недавний соперник, поспешно отвернулся. Не судьба.
Глава 29
Проснувшись рано утром, я ни сказав никому не слова, взял свои чертежи и вышел из гостиницы. Нужно наведается в Государственный комитет СМ СССР по делам изобретений и открытий.
Сейчас, в СССР, сдать заявку на изобретение гражданину нельзя, всё делается через патентных поверенных, с которыми автор подписывает договор. Моя задача, заключить такой договор и передать поверенному все документы, оплатить государственные пошлины. Я подготовился как мог, изучил законодательство, подготовил описание изобретений, сделал чертежи и написал реферат к каждой заявке.
В здании на Бережковской набережной я проторчал до вечера. Не такое это и простое дело оказалось, но документы я сдал. С нервами, лихорадочным переписыванием бумаг, но сделал. Не обошлось и без взяток. Пришёл я подготовленный, полный дипломат хорошего коньяка и шоколада разошёлся по кабинетам со скоростью звука, своему патентному поверенному доплатил деньгами. С больной головой, но чистым сердцем, вечером, я вернулся в гостиницу.
— Ты где так долго ходил? Утром приезжали с орготдела, провели совещание, что можно делать и чего нельзя рассказывали, как одеться. Тебя спрашивали несколько раз. Я утром просыпаюсь, тебя нет. Сказали, что, если ты не будешь соответствовать регламенту, тебя не допустят. Орден свой в канцелярии будешь забирать.
— А может оно так и лучше. Не люблю эти официальные мероприятия.
— Да ты что?! Это же такая честь! Ладно, я тебе сейчас всё расскажу, я хорошо всё запомнил, сейчас Алёну позову, она если что я забыл, дополнит.
— Да не надо Алёну, я её и так вчера напугал.
— Дурак ты. Она конечно испугалась, но поняла, что ты за неё заступился. Спрашивала про тебя сегодня несколько раз, а ты как в воду канул. Где ты, когда вернешься, никому не сказал. Стой здесь, никуда не уходи, я за ней схожу.
Не дав мне возразить, Филлипыч быстро вышел из номера, и уже через минуту вернулся с Алёной. Девушка была в простом, домашнем платье и испуганной уже не выгладила, скорее немного злой. Ну, что сказать, и так ей тоже очень идёт — красотка!
— Кирилл! Вы куда ушли? Мы вас весь день ищем.
— Извините Алёна, у меня были дела. Я предупреждал Виктора Филипповича о том, что сегодня мне нужно будет отлучится.
— Какие у вас могут быть дела важнее вручение государственной награды? Москву и послезавтра можно посмотреть.
— И всё же это были важные дела. Извините, что расстроил вас — с девушками главное вовремя извинится, даже если ты сто раз прав. Как когда-то говорила моя жена «Неужели нельзя быть всё время виноватым?!».
— Кирилл, давайте на «ты». Я каждый раз вздрагиваю, когда ко мне на «вы» обращаются.
— Хорошо Алёна.
— Так где ты был?
— Я сдавал заявки на несколько изобретений. Хочу получить на них патент.
— Правда?! — Алёна круглыми глазами, удивлённо смотрела на меня. Удивлённым выглядел и Филлипыч.
— Правда.
— А что ты изобрёл?
— Несколько вариантов походного снаряжения для геологов, несколько образцов внедорожной техники и узлов к ним. Это скучно, давайте, о чем ни будь другом поговорим.
— Ну ты даёшь! А чего раньше молчал? Я думал, что ты только… — Филлипыч, запнулся и виновато взглянул на меня.
— Что я только по лесам с ружьем могу бегать, с гопниками общаться и морды бить? Ну и это тоже могу, чего уж там, в армии морды бить и стрелять научили, всё же в ВДВ служил — усмехнулся я, глядя на ветерана.
— Извини, я не это хотел сказать.
— Да ладно, проехали. Я вообще разносторонняя личность. Я ещё крестиком вышивать умею.
— Правда?! — снова удивлённо воскликнула Алёна. Мы переглянулись с Филлипычем и практически синхронно расхохотались.
— Правда Алёна. — смеясь подтвердил я. А что? И правда умею — и вязать умею, и деревья садить квадратно-гнездовым методом и даже строем ходить научился. Я очень талантливый.
— И скромный — смеясь добавил Филлипыч.
— Ага. А ещё красивый и умный.
— Ну это ты не преувеличивай Кирилл. Никакой ты не умный — рассмеялась Алёна. А она оказывается тоже шутить умеет.
Весь вечер проводили со мной инструктаж, мои спутники. Мой гардероб подвергся тщательной проверке и с горем-пополам был признан годным. Я почти наизусть заучил, что мне нужно будет делать, и чего делать нельзя категорически.
На следующий день, рано утром, за нами приехал микроавтобус. С 1970 года сессии Верховного Совета СССР проходили в главном зале Кремлевского Президиума, в 14-м корпусе Кремля, на Ивановской площади. Но Кремль посмотреть, даже по пути, у нас не получилось, нас гнали как на убой. Само же награждение прошло суетно и скучно. Снова проинструктировали. Потом мы ждали. Потом нас наградили. Потом фотографировали, и по одному, и всех вместе. Ну и в конце был фуршет.
Первыми награждали Героев. Всего двух. Высокого дядьку в очках, академик каких-то там наук и Алёну.
— Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 марта 1974 года, за получение высоких результатов в сельском хозяйстве и рекордные показатели в животноводстве, Алёне Алексеевне Даниловой было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот» — торжественно объявил докладчик. Хрупкая девушка в строгом, деловом платье вышла к трибуне, и дорогой Леонид Ильич, пристигнув к её груди медаль и орден, полез целоваться. Любит поганец — это дело, аж в жбан ему врезать захотелось.
Нас награждал уже не Брежнев, тот тихо свалил, наградив Героев. Но это и хорошо, целоваться с мужиком — это не для меня.
После награждения, нас отвезли в гостиницу. Усталые, голодные, но довольные, мои спутники просто светились. Я, если честно, тоже был горд и доволен. Мой первый орден за две жизни. Я рассмотрел свою награду. Серебренный, имеет форму овала, обрамленного по бокам дубовыми ветками. В центре его помещены фигуры рабочего и работницы, несущих симметрично расположенные слева и справа от них знамёна с надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». В верхней части ордена расположена пятиконечная звезда, под которой на фоне знамён находится рельефная надпись: «СССР». В нижней части ордена надпись: «ЗНАК ПОЧЁТА». Знамёна и звезда покрыты рубиново-красной эмалью и окаймлены по контурам позолоченными ободками. Древки знамён и надписи позолочены, дубовые ветви, нижняя часть ордена и его общий фон оксидированы. Пятиугольная колодочка, обтянутая шёлковой муаровой лентой светло-розового цвета с двумя продольными оранжевыми полосками по краям. Очень красиво.