– Они такие же мои, как и твои, – сузив глаза, холодно сказала Рита. – Пусть живет здесь, ремонт поможет сделать. С тебя толку мало. Нет, Сережа, и в кого у вас Петька – не пойму. Унитаз шумит, краны бегут, полы – вон какие щели. А ему хоть бы что. Все ремонт делают, а он летает да на охоту ездит. Я тут должна по слесарям бегать, мужскую работу выполнять. – Она подошла, полуобняла Сергея. – Живи, конечно живи, утри нос братцу. Я помню, как ты на Релке в сарае штаб с библиотекой сделал, любо посмотреть было. Я тебя всегда Женьке в пример ставила.
– Ладно, помогу, – улыбаясь, сказал Сергей. – Когда так просят, разве устоишь. Но потом все равно на Релку. У каждого кулика должно быть свое болото.
– Ой, совсем забыла, – всплеснув руками, сказала Рита. – Утром парень приходил. Говорит, вместе служили, симпатичный такой, все с прибаутками. Тетка Марья ему наш адрес дала. Я его оставляла, но он уехал. Подожду, говорит, Серегу у Федора Михайловича. Они там подполье осушивают.
Поначалу Сергей не понял, о ком она говорит, но вдруг его осенило. Колька, кто же еще!
– Петь, дай мне трешку, – отозвав брата в другую комнату, – взволнованно зашептал Сергей. – Я отдам, ей-богу. Колька, тот, про которого я тебе рассказывал, приехал.
– На, возьми, – брат сунул руку в карман, достал пятерку. – Тащи его сюда.
Сергей выскочил из дома, остановил такси и помчался на Барабу.
Перемахнули ночной мост и свернули на темную дорогу, которую с обеих сторон обступили тополя. Слева показалось садоводство, затем мелькнула холодная стеклянная гладь озера.
– После озера налево, – скомандовал Сергей.
– Я туда не поеду, – сказал таксист. – Я вчера под вечер бабку туда отвез, засел, насилу вытащили. Говорят, есть туда объезд, но я не знаю. Так что придется тебе топать пехом.
– Пешком так пешком – не привыкать, – сказал Сергей. – Друг там меня ждет, вместе в Афганистане служили.
Он сунул таксисту пятерку и хотел было выйти из машины, но тот остановил его, подал сдачу.
– Не бросайся, парень, – сказал он. – Тебе еще они пригодятся. Извини, что не могу до места.
Едва Сергей сошел с дороги и свернул за угол, как сзади послышались шаги. Он оглянулся. Растянувшись в цепочку, его догоняли трое. Им нужен был именно он, это Сергей понял сразу и прибавил шагу. Впереди от забора отделился человек и преградил ему дорогу. Справа забор, слева озеро – не проскочишь, место выбрали удобное, когда-то в детстве он попадался здесь Ахмету.
Напружинившись, Сергей двинулся вперед. Он хорошо знал свой поселок и повадки тех, кто жил в нем. Кричи – не докричишься, одна надежда – на себя. Сейчас его остановят, может быть, для начала попросят закурить… А могут и не спросить, отмолотят молча.
– Закурить не найдется? – спросил тот, которого он определил охотником.
Голос показался знакомым. Неужели Ахмет? Похож. Фигура его, а главное голос.
– Ахмет, ты?
Охотник замер, застыл посреди дороги, затем коротко свистнул. Те, что шли сзади, остановились, осветили Серго, фонариком.
– А, это ты, Рябой, – разочарованно протянул Ахмет. – Бродишь по ночам.
– Чего бояться. Свое болото, – сдерживая дыхание, миролюбиво ответил Сергей. – А ты здесь вроде контрольно-пропускного пункта устроил?
– Вмазали маленько, – зевнул Ахмет. – Может, у тебя че есть? Давно не виделись, могли бы и обмыть встречу и обсудить кое-что. Например, как вы меня в тюрягу спрятали. Ловко вы меня тогда.
– Не обобщай, «вы», – сухо ответил Сергей. – Я и сейчас могу сказать, зря посадили. Но я не судья.
– Ну ладно, ладно, как-нибудь разберемся. Ты че, отслужил? А я слышал, вроде кокнули тебя, а ты живой, – и нельзя было понять, сожалеет Ахмет или радуется. – Может, пойдем ко мне, посидим. У матери, я знаю, есть.
– Не могу, друг ко мне приехал. Он у Марьи сейчас.
– А, так это твой кореш, – присвистнул Ахмет. – Ты уж извини, мы хотели маленько с ним поговорить, так он не захотел. Доску от забора оторвал и начал махать. Ребятки мои на него обозлились. Ты ему скажи, не надо быть таким нервным и пусть он больше этой дорогой не ходит. Сдуру ткнут перышком, сквознячок сделают.
– Он видел кое-что пострашнее ваших перышек, – хмуро проговорил Сергей. – Ему осколком полголовы снесло.
– То-то и видно, голова не в порядке, – поймав на слове, коротко хохотнул Ахмет. – Я тебе сказал – ты послушал. На другого бы тратиться не стал. Ну так что, куда ты, ко мне или к себе за болото?
– К себе. Если хочешь, пойдем со мной, познакомлю. Парень что надо.
– Нет, мы уж лучше своей компанией. Как-нибудь в другой раз. Но ты заходи. Можешь со своим корешем, занятный паренек.
Глава 16
– Нет, Серега, Федор Михайлович – мировой мужик, – возбужденно говорил Николай. – Мы с ним тут все глобальные проблемы решили. Все расспрашивал, как там наша авиация в Афгане себя показывает. Ну а в Марью я влюбился. Чудная старушка. Как начала мне про Антихриста, я сразу председателя райисполкома вспомнил, ну копия…
…Со станции он направился прямо в военкомат – вставать на учет – и там заикнулся о квартире. Его перенаправили в райисполком.
– Чем могу, всегда пожалуйста, – сказал военком. – Нет у меня квартир. Тереби советскую власть.
В райисполкоме Кольку не приняли. У председателя шло совещание, а в приемной, угрюмо, сторожа каждое движение, сидел народ, у которого было собственное, приобретенное долгим печальным опытом представление об очередности не только на квартиру, но и о праве зайти в красивую, с фамилией под стеклом, дверь. Все по очереди, которая, похоже, никогда не исчезала и не прерывалась. На другой день, отсидев полдня, Колька решил действовать через секретаршу. Та отфутболила его к заместителю.
– Хорошо, разберемся, – сдвинув бумаги в угол стола, сказал он. – Только очень-то не рассчитывайте. У нас очередь более двух тысяч. Вы давите на военкомат – это же их прямая обязанность.
Коню понятно, отделывался от него заместитель. Колька сгреб со стола бумаги и напролом ломанулся к председателю. Его чуть не разорвали, но он все же прорвался.
Председатель не понял, что за шум, строго глянул, пошевелил плоскими рыбьими губами, затем вызвал секретаршу и начал отчитывать.
– Так он не слушается, – запричитала та, – лезет напролом. Люди вон постарше, пенсионеры, неделями сидят и не возмущаются…
– А мы сейчас вызовем патруль, – не поднимая глаз, сказал председатель. – Порядок один для всех и нарушать его никому не положено, тем более людям в военной форме.
Затем взял у Кольки бумаги, но тот не стал ждать, когда он их прочтет, начал кричать, что квартира ему положена, что есть приказ министра обороны.
– Так вот пусть он вам и дает, – заметил председатель..
И тут Колька схватил стоящий на углу стола графин с водой, как за ручку гранаты. Председатель, по-поросячьи хрюкнув, отпрыгнул к окну, наступил ногой на штору и она сорвала карниз. Николай, вдруг обмякнув, начал валиться на пол.
Его увезли на «скорой», в больницу, хотя председатель кричал, что надо прямо в тюрьму. Сделали укол, он очухался и снова к председателю. Тот принял, заговорил вежливо. Минут десять посидели, и тут в кабинет санитары входят. Скрутили Кольке руки и в психушку.
Колька пытался сопротивляться.
– Вас, гады, надо здесь стрелять!
Ему – укольчик. Будто в подполье провалился. Очнулся, спрашивает, когда освободите? Врач, на черта такой похож, улыбнулся, говорит:
– Выйдешь отсюда, там сядешь. Выбирай, где лучше?
И Колька понял, что у председателя все повязано. И милиция, и врачи. Только начнет кричать, чтоб выпустили, ему – укол.
– Санитарка там работала одна. Сын у нее тоже служил, – покусывая губы, продолжал рассказывать Николай. – Помогла. Бежал я, Серега. А что оставалось? Из психушки они собирались меня в какой-то особый дурдом переправить. Оттуда не убежишь. Она одежду принесла, я – санитарку по шее, и через забор. Хорошо сестра денег на дорогу дала. А так бы пропал, документы-то там остались. Наверное, уже разыскивают. Ну, я думаю, у тебя на болоте не сразу-то отыщут. Доброе логово ты себе подыскал, партизанскую войну вести можно. Два часа блудил, пока нашел, чуть не утонул.
– Слушай, может, в газету написать? – предложил Сергей. – У меня друг журналист. Пусть вздернут. Что это за советская власть.
– Ты почто такой наивный? – горестно усмехнулся Николай. – Вон Федора Михайловича послушай, он мне так сказал: «Ворон ворону глаз не выклюет». У председателя своя власть – мафиозная.
«Все верно, – подумал Сергей, – да Гришка, пожалуй, испугается. Не та тема».
– Послушай, а что у тебя с барабинскими вышло? – поинтересовался Сергей.
– Ничего. Я тут с остановки иду, смотрю ребятишки лет пятнадцати бормотуху хлещут. Сопляки, им бы мамкино молоко, а они – вино. Ну, я решил провести разъяснительную работу. А тут вожачок объявился, черный такой. Смотрю, они его Ханом навеличивают. Не понравились ему мои слова. Говорит: «Топай, парень». Ну, слово за слово – и пошло. Я сам такой был. Кровь играет. Вот до поры до времени и развлекаются. Потом смотришь, срок схлопочут, и начинается другая биография. Надо бы заняться этими ребятишками. Они ведь слепые, ей-богу, слепые! Куда поведут, туда и пойдут. А им водочку суют такие, как мой председатель.
– Дался тебе этот председатель.
– Ненавижу, – прищурив глаза, сухо сказал Колька. – Они, если разобраться, почище «духов». Сидят и нами точно в шахматы играют, вместо фигурок – люди. Им нравится, когда вся Россия сидит у них в приемных и на коленях ползает. И вроде бы наш, вместе в одном БТРе едет, только в разные стороны. А кто смикитит и дернется, мол, не туда едем, на того смирительную рубашку. Раньше убивали, теперь ласково душат. Ей-богу, я бы сейчас без всякого вернулся в Афган. Там лучше было – честнее.
Сергей подумал, теперь для Кольки вся несправедливость, которая есть, будет иметь лицо председателя, и сколько ни убеждай, что есть честные люди, уже не поверит.