— Я бы такими людьми зря не рисковал, — заметил бывший тут же Васильков. — Такие люди на дороге не валяются. Если поглядеть на него в масштабе, он есть мировой герой из его биографии.
— Незаменимых людей нет, — с отчаянной четкостью вдруг произнесла Кукушкина, и все сразу вспомнили, что она влюблена в Водовозова. — Если падет один, — продолжала она, — на его место станут десять.
— Один! Десять! — закричал Ряба. — «Незаменимых людей нет»! Каждый человек незаменим, если хотите знать. Если он как машинист заменим, так он, может, песни петь незаменим, а если он как столяр заменим, так для матери своей он незаменим. И для жены.
— Я не о том, — недовольно сказала Кукушкина.
— Зато я о том самом, — ответил Ряба.
А Борис не находил себе места: кто заговорен от пули или удара ножа? Да и легко сказать — вдвоем взять таких молодцов, как Сычов и его банда!
Зазвонил телефон. Это Берестов просил Бориса прийти к нему домой. Борис удивился неожиданному приглашению и, конечно, тотчас же пошел.
Берестов жил в небольшом доме — у той самой Анны Федоровны, которая первой узнала о появлении Левки. Анна Федоровна и открыла Борису, окинув его быстрым взглядом.
В комнате Дениса Петровича сидела какая-то девица самого независимого вида.
— Знакомься, Борис, — не глядя на него, сказал Берестов. Он был мрачнее тучи.
Девица сидела, нога на ногу, в единственном кресле Анны Федоровны. Из глубины этого кресла она царственно кивнула Борису головой.
— Опять у нас с тобой, Боря, беда, — начал Берестов, — и опять на той же самой дороге.
«Господи! — подумал Борис. — Кто же на этот раз?!»
— Старушку они убили, — покачав головой, сказал Денис Петрович.
Ну конечно, Борис знал, что это будет она. Не успел еще Денис Петрович сказать и слова, как Борис представил себе ночь и лесную дорогу, по которой, приставляя левую ногу к правой, ползет бабушка. Двигаясь таким образом, она конечно же шла весь вечер и оказалась на дороге, когда ударил «Левкин комендантский час».
— Не знаю, что у нее было брать. Узелок при ней нашли, в нем четыре яйца и пять пряников.
— Ничего у нее, кроме этого узелка, не было, — хмуро сказал Борис, — ничего у нее не взяли.
«Буду иттить», — вспомнилось ему. Почему он не проводил ее?! Где она сейчас? В мертвецкой?
Вдруг он заметил, что девица внимательно и насмешливо изучает его лицо, видно совершенно равнодушная к судьбе бабушки. Ему стало неприятно. Он не любил своей предательски подвижной физиономии — ему нравились лица мужественные и суровые, бесстрастные северные лица — и поэтому принял сейчас же самый холодный и равнодушный вид. Девчонка от этого, кажется, еще больше повеселела.
— Видишь, как дело пошло, — продолжал Берестов, — я, мол, сказал, что по дороге никто не пройдет, значит, всё — никто не пройдет.
— Ну что ж, — мрачно заметил Борис, — он свое слово держит.
— Он-то держит. Я тебе сказал, что Елена Павловна будет у нас работать?
Борис позволил себе взглянуть на Елену Павловну.
Ей на вид было не более двадцати лет. Насмешливое лицо ее с длинными и узкими глазами казалось освещенным солнцем, а короткие светлые волосы волною, как вода, бежали ото лба.
Не успел он ответить Берестову, как раздался стук во входную дверь, послышались шаркающие и какие-то подобострастные шаги хозяйки, грохот засова и голоса. С величайшим облегчением Борис узнал голос Водовозова. Он быстро взглянул на Берестова, который ничего не сказал, а только весело подмигнул: знай, мол, наших, — Борису показалось, что он знаком с обоими много лет.
Водовозов был весь в засохшей болотной грязи.
— Ты вызывал меня, Денис Петрович?
— Да что ты, Паша, в самом деле. Послать ко мне не мог?
Все замолчали, ожидая, что расскажет Водовозов, но он ничего рассказывать не стал.
— Всё в порядке? — опросил Берестов.
— А как же, — лениво ответил Водовозов, — только этого дядю надо в губернию отправлять с большим конвоем. Ну зверь.
Он покачал головой и тяжело опустился на стул.
— Устал?
— Есть немного около того.
— Пошел бы спать.
— Да нет, посижу маленько.
Он слегка щурил воспаленные глаза. Борис искоса взглянул на Елену Павловну: «Может быть, вам угодно и над Водовозовым посмеяться — прошу вас, попробуйте».
— Ну, раз ты не хочешь спать, — сказал Берестов, — то давайте хоть закусим.
Он достал из шкафа бутылку водки и газетный сверток, на всю комнату запахший чесноком, когда его развернули: там лежал кусок колбасы. Это было невиданное угощение.
— Пир по случаю победы, — сказал Денис Петрович. — Пьете? — спросил он у Елены Павловны.
— Пью, — холодно сказала она.
Тут уж Борис чуть заметно, но все-таки заметно, улыбнулся. «Врешь ты, мать моя, — подумал он, — боишься ты ее, этой водки». Но Елена Павловна никакого внимания на его усмешку не обратила. Она решительно взяла рюмку и опрокинула в рот. Борис мог бы поклясться, что дух у нее захватило, а по позвоночнику прошла дрожь, однако лицо ее осталось бесстрастным, ничего не скажешь. «Вот идол», — подумал он.
— А ты? — спросил Денис Петрович Водовозова.
— Да нет, — ответил тот.
— Что так?
— Во хмелю я нехорош, — усмехнувшись, сказал Павел Михайлович.
— Что ж, давайте тогда обсудим план действий.
Однако с обсуждением им пришлось подождать — послышались шаги хозяйки.
— Спрячь колбасу, — лениво заметил Водовозов, — она на запах ползет.
Елена Павловна немедля повернула свое кресло так, что оказалась совершенно скрытой за его высокой спинкой. В дверь просунулась голова Анны Федоровны.
— Приятно кушать, — пожелала она, улыбаясь (ну и челюсть!). — Самоварчика не нужно?
— Спасибо, — ответил Берестов, выжидая томительную паузу, не допускавшую Анну Федоровну продвинуться дальше. — Нам ничего не нужно.
Анна Федоровна скрылась, шаги ее затихли.
— А, ч-ч-чертова баба! — сказал Водовозов. — Брось ты, Денис Петрович, эту квартиру. Точно тебе говорю.
— Что она может знать? Здесь ничего не слышно, я сам проверял. Итак, план действий… Положение в поселке стало нетерпимым. Бандиты держат его в руках, словно никакой советской власти и на свете нет.
Они не оставили улик. Конечно, рано или поздно они их оставят, однако это может произойти не рано, а поздно. Словом: у нас нет пока ни единой нити. Столб был украден со двора у дяди Сени, председателя поссовета. Эта самая тетя Паша держится — не подступись. Наездник Нестеров — таинственная личность, оказывается, работает спецом-кавалеристом. Осторожен и хитер. Наблюдения за ними не дали пока ничего. А главное — ничего не дала наша засада на дороге.
И вдруг заговорила Елена Павловна:
— Но ведь ваших ребят в поселке каждая собака знает. Эдак можно целый месяц сидеть.
— А как им было знать, когда они приходят, а когда нет.
— Да их хотя бы на станции узнают.
— Они не мальчики — со станции приходить, — хмуро заметил Борис и взглянул на Водовозова.
Тот кивнул.
«Видите, Елена Павловна, мне, а не вам кивнул Водовозов, со мной он, а не с вами».
— Я знаю ваш план, Елена Павловна, — вступил Берестов, — и сейчас расскажу о нем товарищам. Елена Павловна предлагает…
— Это не я предлагаю, — быстро сказала Елена Павловна, — это губрозыск предлагает.
Положительно, эта девушка нравилась Борису все меньше и меньше.
— Губрозыск или нет, — улыбаясь заговорил Берестов, — только я хорошо вижу, что этот план вам очень хочется осуществить. Вот, товарищи, этот план. Леночка сама хочет пройти ночью по дороге с узлами-чемоданами, переодетая и, конечно, вооруженная. Бандиты ее, конечно, остановят, и она сможет их задержать. Леночка считает это самым разумным, поскольку ее никто не знает не только в поселке, но и во всем городе. Расчет ее построен на том, что бандиты ночью никогда не стреляют, но действуют ножом. Следовательно, на ее стороне преимущество неожиданности и огнестрельного оружия. Одинокая девушка на дороге, приезжая, не вызовет подозрений. Таков план Леночки.
— Только условие, — так же быстро сказала Леночка, — никаких засад в мою пользу. Я должна пройти одна.
У Бориса этот план вызвал раздражение.
— Что же вы собираетесь делать?
— Уж что-нибудь, наверно, сделаю. Если их будет немного, один-двое, — задержу. Если побольше — во всяком случае, увижу в лицо. Если надо — буду стрелять. В тот раз у Камышовки мне стрелять не пришлось.
«Ого», — подумал Борис. Ему, конечно, очень бы хотелось знать, что произошло «в тот раз у Камышовки», но он не спросил, чтобы не терять достоинства.
— А если их будет трое?
— А по трое они не ходят. Особенно теперь, когда им нечего бояться.
Это было уже прямое оскорбление.
— Они убьют вас.
— Как-нибудь!
— Ну, Денис Петрович, я пошел, — сказал вдруг Водовозов.
Он поднялся, и все невольно загляделись на то, как красиво и статно выпрямляется его фигура, как отходят назад плечи, как ровно становятся ноги в грязных сапогах.
Борис покосился на Леночку. Та тоже смотрела на Водовозова с явным одобрением.
— А что касаемо ваших планов, — продолжал Водовозов, озираясь в поисках кепки, — то ты не серчай, Денис Петрович, только все это детские игрушки.
— А бабушка, убитая на дороге, — это тоже детские игрушки? — весело спросила Леночка.
Водовозов взглянул на нее с высоты своего саженного роста.
— Что — бабушка. Бабушке все одно помирать пора была, а вот вы, наверно, и двадцати годов не прожили.
— С вашего разрешения, — холодно ответила Леночка, — мне двадцать три года. Да вы не волнуйтесь: вашей славы у вас никто не отнимет.
— Моей славы? — усмехнувшись, переспросил Водовозов. — Ну, Денис Петрович, я пошел. Может, я чего здесь в ваших планах и не понял — может быть. Я сегодня что-то плохо соображаю, да и глаза не глядят.
— Ты ошибаешься, Пашка, — улыбаясь, ответил Берестов, — Леночкин план — это не мой план. Я против него возражал и возражаю сейчас. На нем настаивает губерния, а не я.