- Спокойно, - сказал Левка, - без шума, инженер. Будет разговор.
Теперь, когда они оба были в комнате, Дохтуров почему-то успокоился.
- С таким предметом вы знакомы? - на Левкиной ладони плоско лежал браунинг.
Инженер поднял на него глаза и ничего не ответил.
- Ценю, - небрежно сказал Левка. - Вы будете сидеть так же тихо, в противном случае…
Он взглянул на Николая и рассмеялся.
«Ну и позер же ты, братец»,-подумал инженер и вдруг пришел в бешенство от своего бессилия перед этим мозгляком.
Он оглянулся. Стул? Чернильный прибор? Керосиновая лампа с тяжелой чугунной подставкой? Бесполезно: их двое, они вооружены, и притом отнюдь не чернильными приборами. А главное, рядом спит Сережа.
- Вы пойдете с нами. Одевайтесь, - сказал Левка, и Дохтуров почувствовал нечто вроде облегчения: по крайней мере, бандиты уйдут из его дома.
Инженер встал - очень медленно, чтобы бандиты не заметили, как он торопится уйти, - насмешливо и выразительно взглянув на парней и на окно.
- Нет, через дверь, - ответил Левка, пряча в карман браунинг.
В передней Александр Сергеевич остановился, надевая плащ. На вешалке висело старое Сережино пальтишко.
Послышались шаги. Парни подняли воротники и приспустили кепки.
В переднюю безмятежно вошла Софья Николаевна. Она -была в атласном халате, правда давно полопавшемся, зато усыпанном крупными японскими цаплями, в туфлях с помпонами на высоких, правда несколько съехавших, каблуках, и в папильотках, целым лесом рогов стоявших на ее голове. Личико ее было вспухшим и помятым, а усы придавали ему какой-то странно пропойный вид.
- Простите;-изящно и не без игривости сказала она парням, - простите меня, я в таком виде. Никак не думала, что у нас гости.
Александр Сергеевич вздохнул. Парни что-то пробурчали.
- Александр, - милостиво и со снисходительной важностью упрекнула она, - нужно было меня предупредить, что у нас гости, я бы напоила вас чаем. Вы уже уходите? Так скоро?
- Да, я ухожу, - медленно сказал Дохтуров.
Левка кашлянул.
- Я ухожу. И скоро вернусь, - он смотрел ей в глаза. - Вероятно.
Левка снова кашлянул. Николай переступил с ноги на ногу.
- Вероятно, - повторил инженер так же медленно. - Поцелуйте Сережу.
- Ах, все Сережа и Сережа, - утомленно и беспечно проговорила Софья Николаевна. - Право, вы нежный отец. Ступайте уже, я запру за вами, - эти слова она произнесла тоном добродушной ворчливости.
Мужчины вышли на крыльцо, а Софья Николаевна, заперев за ними дверь, отправилась спать. Впрочем, выспаться ей в ту ночь не удалось: часа через полтора ее разбудил стук. На этот раз она летела открывать в страшном раздражении на зятя, который ходит взад и вперед по ночам. Однако за дверью стояли Милка, Борис и Костя.
- Простите, пожалуйста, за беспокойство, - начал Борис, - нам по очень важному делу нужен Александр Сергеевич. Разбудите его, пожалуйста.
- Я не могу разбудить человека, если этого человека нет дома, - в раздражении ответила Софья Николаевна,- он ушел.
- Как ушел?! Ночью?!
- Да, ночью, - нерешительно ответила бабка Софа, - он ушел час назад.
- Один?
- Нет, у него были гости, потом они все вместе ушли, а куда ушли, я не знаю, зять никогда ничего мне не говорит.
Описать их наружность Софья Николаевна не могла. Она только помнила, что это были вполне приличные молодые люди.
- Он был спокоен? - спросила Милка.
- Совершенно, - ответила Софья Николаевна.- Совершенно спокоен. Он всегда совершенно спокоен.
Они распрощались.
- Странно, -сказал Костя.
- Странно и нехорошо, - прибавил Борис.
- Что же делать? - твердила Милка. - Что же делать?1
Когда-то Берестов уже видел крушение: накренившийся набок паровоз, развороченные вагоны, над всем этим утробный вой человека, которого раздавило между буферами. От удара вагоны вздулись и полопались в своих металлических швах, из этих щелей выползали люди или то, что от них осталось. Кто-то носил мертвых, тащились раненые. Неужели ему предстоит увидеть все это еще раз?
Берестов и Водовозов давно уже выехали со станции, но не сделали еще и половины пути. Им дали старенький маневровый «ЧН», который при максимальном напряжении делал не более двадцати верст в час.
В эту странную ночь, когда поезд летел к гибели, Нестеров гнал по кремнистой дороге свою старую Розалию, инженер шел под дулом бандитского пистолета, а Берестов с Водовозовым катили по путям на маленьком «ЧН», - в эту странную ночь в домике на окраине города сидела высокая дама. Она была одна, если не считать собачки, которая дрожала у ее ног. Дама сидела так же неподвижно, как и тогда на станции, только изредка моргала своими черными глазами, даже и не моргала, а вся как-то вздрагивала.
В два часа ночи она встала, узкой ногой отшвырнула собачонку, попавшуюся ей на пути, и подошла к окну. Долго стояла она и смотрела в непроглядную тьму, в то время как собачка ее тоскливо тряслась в углу.
Инженер прошел лес и теперь шагал краем болота. Над болотом поднимался туман. «Болотная ведьма пиво варит», - подумал он, вспомнив детскую сказку, и усмехнулся. Сзади, отстав на два шага, шли бандиты. Сперва он думал, что они сразу выстрелят ему в спину, потом решил, что они отведут его для этого подальше от поселка, где могли услышать выстрел. Потом понял, что зачем-то им нужен.
Правильно ли поступал он до сих пор? Увел бандитов из дому - это, конечно, правильно. Мог ли он бежать в лесу? Нет, дуло пистолета все время смотрело ему в спину, да и погибать в мокром лесу не хотелось - все казалось, что упадешь лицом в холодную воду. Нет, до сих пор он ничего не мог сделать. А здесь, на болоте?
Он опередил своих спутников уже на несколько шагов.
Спасти его могла только, какая-нибудь неожиданная встреча, но на нее трудно было рассчитывать в этом пустынном месте, да еще в такую сырую .туманную ночь. «Где вы, Денис Петрович, - думал он,- как были бы вы сейчас уместны с вашими молодыми людьми».
Теперь он мог определить, что они идут к железной дороге, и это подняло в нем неясные подозрения. Если бы не туман, вдали можно было бы различить прямую стрелку насыпи и палки телеграфных столбов. Зачем же им железная дорога?
И вдруг все это представилось ему со стороны. Он подумал, что никогда не простит себе этого пути и что воспоминание о нем будет преследовать его всю жизнь.
«Им нужен я, - думал он, - я что-то должен буду сделать, и, вероятно, на железной дороге. Разобрать путь? Взорвать поезд? Вы ошиблись адресом, друзья мои. Так у нас не выйдет».
Он повернулся и пошел им навстречу. Он шел выпрямившись, надменно подняв голову и глядя вверх (чтобы не видеть направленного на него дула, самой, этой дырки). Он не слыхал, как сказал Левка: «Теперь уже можно», не слыхал он и выстрела. Земля кинулась на него со всеми своими кочками и жесткими болотными травами. «Ты один остался, один…» - подумал он о Сереже, уже лежа на земле и, как вспомнил он потом, много дней спустя, - изо всех сил стараясь не умереть.
Поезд, сказали мы, летел к своей гибели, однако он не летел, он еле полз. Старик Молодцов медленно вел его вне всякого графика - путь был виден плохо. С унылым воем состав шел в тумане.
Николай Степанович высунулся далеко из окна, стараясь разглядеть полотно и огни семафоров, но свет двух паровозных фонарей упирался в дрожащую мглу, куда убегали рельсы и откуда неожиданно выползали придорожные огни. В седом тумане, в молоке шел паровоз. Машинист тихо ругался. Глаза ломило, ничего не было видно. «И надо же, чтобы именно сегодня!- с досадой думал старик. - В такую ночь недолго до беды».
Иногда туман, свиваясь пеленами и нестойкими привидениями, расступался, и путь был виден немного дальше. Несколько раз старику чудилось, что на рельсах кто-то стоит, но всякий раз это оказывалось ошибкой.
Старый машинист хорошо знал этот путь и обычно, не глядя, угадывал каждый его участок, однако теперь даже он не понимал, сколько времени они едут и где находятся, словно состав ползет наугад в мире, где нет ничего, один только туман.
- Дядя Коль!.. - прокричал помощник.
Да, Николай Степанович видел и сам, только не мог разобрать, что это такое.
- Будто человек на коне. Откуда здесь взяться человеку на коне?
Долгое время старик не мог рассмотреть этот мечущийся и расплывающийся призрак. Похоже было на то, что это действительно всадник. Поставив поперек полотна пляшущего своего коня, он одной рукой сдерживал его, а другой, повернувшись вполоборота, сильно и отчаянно чертил в воздухе над головой. «Нельзя! Дальше нельзя!» - говорила эта рука. Он мелькнул видением нечетким и мгновенным, потому что лошадь сейчас же метнулась в сторону, а через некоторое время паровоз выполз на то место, где она стояла. Николай Степанович остановил состав. Внизу под насыпью вертелся всадник. Старик узнал Нестерова.
- Дядя Коля! - орал тот, еле удерживая на месте взбешенную Розалию. - Дальше нельзя! Путь минирован!
Николай Степанович соскочил на шпалы, надеясь расспросить; к паровозу бежала сопровождавшая состав охрана; сошло несколько пассажиров. Однако то ли Нестеров не мог удержать взбесившуюся со страху Розалию, то ли не хотел объяснений, только он скрылся в туманном море. Еще раз послышалось: «Нельзя, дальше нельзя!» - и всё.
Поездная бригада вместе с охранниками медленно двинулась вперед по путям.
Когда Берестов и Водовозов прибыли на место происшествия, они застали здесь уже множество народу. В расползшейся по насыпи толпе стоял Левка. Тут же были Николай, старик Молодцов. На рельсах лежал инженер.
- Мы что сделали, - видно, во второй уже раз рассказывал Левка самым простецким и азартным тоном, - мы, как подозрение у нас появилось, послали Петровича, это Нестерова значит, на лошади и вот этого на мотоцикле - кто уж успеет! - остановить поезд, а сами сюда. Смотрим: работаю трое на путях. Одного подлеца мы стукнули, - он кивнул головой на инженера, - остальные убежали. В двух местах минировали, гады, наверняка работали.