Как и все люди, он не представлял себе смерти, несмотря даже на то, что был недавно полумертв, однако чувствовал: уже сейчас что-то отделило его от остальных людей, делая страшно одиноким. А из будущего надвигалось на него новое, невиданное, еще более страшное одиночество, в котором никто не сможет ему помочь и которое, должно быть, и есть смерть.
Заседание начал Морковин.
- Прежде чем начать свое слово, - сказал он,- я хотел бы задать вопрос Латышеву. Николай Латышев, как вы объясните суду эту историю с запиской. Ее писали вы?
- Да, - тихо ответил Николай.
- Зачем? - строго спросил прокурор.
- Я хотел с нею поговорить и знал, что она со мной разговаривать не станет. Я хотел просить ее, чтобы не рассказывала на суде, что я с ней гулял.
- Почему?
- Я не хотел жениться.
- И боялись, что вас заставят по суду?
- Да.
Прокурор кивнул с таким видом, будто иных ответов и не ждал, а потом поднялся. Лицо его приняло ироническое выражение. Он начал свою речь.
- Товарищи, мы разбираем сегодня странное дело. Я бы сказал, чрезвычайно странное.
С этим все были согласны.
- В чем же его странность? - продолжал прокурор.- В том ли, что спец оказался вредителем, врагом советской власти? Нет. Не в этом его странность. Нет, товарищи, это явление закономерное. Охвостья эксплуататорских классов всеми силами пытаются вредить молодой Советской республике. Нет, не ново это для нас. Что же тогда странного в этом деле? Тот факт, что руку преступника остановили простые парни из народа? Нет, и это не ново, мы именно и сильны поддержкой парней из народа. И если рабоче-крестьянская молодежь задержала спеца-вредителя, в этом нет ничего удивительного. Но удивительно то…
Здесь прокурор гневно возвысил голос:
- .. .удивительно то, что нашлись люди, которые хотят запутать это ясное дело. Давайте проследим его от начала до конца. Что, собственно, произошло? Путь, по которому должен был пройти поезд с диппочтой, этот путь был минирован ночью в двух местах. Около пути был задержан диверсант, задержан на месте преступления. В кармане его нашли грязные, совершенно мокрые перчатки, в которых, очевидно, только что работали, а также кусок запального шнура и наган. Может ли быть что-нибудь яснее этого? Но этого мало. К начальнику розыска прибегает мальчик, сын инженера. Он потрясен. Он говорит: «Арестуйте моего отца, это диверсант». Так говорит сын. Это не ребенок, это почти юноша, и, как рассказывают, он всегда был любящим сыном. Кажется, ясно? Нет, некоторым людям и это не ясно. При обыске у инженера нашли крупную сумму денег, наличие которых он не смог объяснить. Кажется, тоже ясно. Нет, оказывается, опять не ясно. Деньги могли подложить, говорят нам, а сам инженер показал на следствии, что его привели к дороге под дулом револьвера. Очевидно, они ждали, что диверсант сам придет к ним и скажет: «Хватайте меня, это я взорвал поезд!»
Морковин сделал паузу, давая возможность публике рассмеяться. В зале действительно рассмеялись.
- Ну что же, допустим, что к инженеру и вправду ворвались в дом и под угрозой пистолета заставили идти к железной дороге. Что же, это могло быть. Вся беда только в том, что подобную версию отверг тот единственный человек, который может ответить на этот вопрос, - родственница инженера, Софья Николаевна, почтенная женщина, которая была в тот день дома и не хочет скрывать правду. Инженер не только ушел сам, говорит она, но он был в хороших, дружественных отношениях с теми людьми, которые за ним пришли. А старого человека в таких делах не обманешь! Вот что говорит эта женщина. Кто может ей не верить?
- Видите, я вам говорила, - прошептала в этом месте Софья Николаевна, которая сидела рядом с Милкой и начала слушать только после того, как было названо ее имя.
«Вот ты и встал во весь свой рост», - думал Борис. Слушая Морковина, он вместе с тем не отрываясь смотрел на дверь, он ждал, не появится ли Костя.
- Ну что же дальше? - продолжал прокурор. - А дальше то, что некоторые люди - я буду прямо говорить здесь о работниках розыска, - они и на этом не остановились. Они решили пойти по другой линии, по линии дискредитации тех, кто задержал преступную руку. Да, это простые парни, они не скрывали здесь от нас, что они не ангелы, однако их сейчас без стес-нения называли бандитами и убийцами, даже не давая себе труда это хоть как-нибудь обосновать, я не говорю уже - доказать. А какими, собственно, доказательствами располагаете вы, чтобы обвинять людей в таких страшных преступлениях?! В чем они виноваты, кроме того, что, рискуя жизнью, осмелились задержать диверсанта - вооруженного диверсанта! - и спасти жизнь сотням людей?!
Прокурор сделал паузу.
- Я не хочу ставить под сомнение, - продолжал он через некоторое время, - нравственные качества. .. - он не без язвительности отчеканил эти слова,- …нравственные качества этой девушки, Людмилы Ведерниковой. Правда, я считаю, что дыма без огня не бывает, но я никогда не взял бы на себя смелость сомневаться в ее нравственных качествах. Однако что же она здесь, в сущности, нам рассказала? Откуда взялись все эти ужасы? Ее заманили! Ее хотели убить! Боже, как страшно! А зачем им, собственно, было ее убивать? Быть может, это только плод фантазии сией неуравновешенной девицы? Давайте попробуем отбросить все эти ужасы - что останется? Останется вечеринка у так называемой тети Паши, куда, правда, уже к самому концу прибыли работники розыска. Вот и всё.
Что можно сказать, - продолжал Морковин, - о прекрасной, красочной речи нашего уважаемого представителя искусства? Он говорил долго, не жалел мрачных красок и, кажется, нагнал немало страху на присутствующих. Но что же по существу - по существу-то - он рассказал? Шли трое, один другому сказал: «Налево», и тот свернул налево. Вот и всё. Это значит, что в этом месте тропинка сворачивала налево в лес. Где здесь ножи убийц, откуда они взялись? Один господь ведает.
Борис вопросительно взглянул на Берестова. «Все пока идет нормально, - ответили глаза Дениса Петровича.- Подождем, что будет дальше». Борис позавидовал этому спокойствию, ему-то казалось, что Морковин с легкостью разбивает доказательства, собранные ими с таким трудом,
Между тем речь прокурора все больше и больше овладевала залом,
- Другое дело, - говорил он, - что в уезде давно уже нагло и открыто действует какая-то банда, которую угрозыск не удосужился изловить. А раз вы этого не сделали, товарищи из розыска, не следует валить с больной головы на здоровую, не нужно выкручиваться за счет невинных людей. Вы говорите, компания Курковского - это банда преступников. Почему? Так говорит Ведерникова. А Курковский и его компания отвечают: Ведерникова девушка очень легких нравов. Кому верить? Я не верю ни тем, ни другим. Я верю только одному - фактам и вещественным доказательствам. Кстати о вещественных доказательствах…
Морковин медленно потянулся к графину с водой и так же медленно стал пить. Все терпеливо ждали.
- Так вот, о вещественных доказательствах,- продолжал он, вытирая губы платком. - Здесь почему-то большой переполох вызвали перчатки, которые не лезли на руку преступника. Напрасно некоторые люди возлагают надежды на эти перчатки. Не следует забывать, что они были мокрые, совершенно мокрые, что же удивительного в том, если они сели? Я прошу суд запросить по этому поводу в качестве справочного эксперта специалиста-кожевника, живущего в городе. Он скажет вам, в каких размерах сокращается кожа под воздействием воды…
Прокурор снова выпил из стакана, но теперь уже, очевидно, для важности.
- Да, кстати, что это за человек, который предупредил Ведерникову о том, что ее якобы… - он поднял указательный палец и замысловато завел его далеко за ухо, - …якобы собираются убить? Где он? Почему она его не называет? Почему мы все время должны верить на слово. Нет, граждане, так у нас не пойдет.
Ну а теперь, - сказал он решительным и деловым тоном, - оставим все эти вздохи, перчатки, таинственных незнакомцев и перейдем к более серьезным вещам, - Морковин снова повысил голос, - и к более серьезным доказательствам. Я говорю о кровавом пятне.
Весь тон, весь вид Морковина показывал, что с пустяками покончено и теперь он уже разговаривает всерьез. Борис снова взглянул на Берестова. «Вот о-но», - подумали оба. Зал затаил дыхание.
- В чем суть всей этой истории с пятном? - продолжал Морковин. - Суть в том, что на опушке леса у болота было обнаружено кровавое пятно и именно на том самом месте, где, по словам подсудимого, Кур-ковский и Латышев в него стреляли. Как рассуждала здесь защита? Я имею в виду, конечно, наш розыск и прежде всего его начальника, потому что они не столько расследовали дело, сколько выгораживали преступника.
При этих словах все начали оглядываться на Берестова, кто-то даже встал, чтобы посмотреть на него. Денис Петрович глазом не моргнул.
- Так как же представила это дело защита? Они рассуждали так: вот видите, инженер показал, что в него стреляли здесь, в этом месте, и действительно, на этом самом месте найдено пятно крови. Это пятно, согласно экспертизе, сперва оказалось, не может принадлежать инженеру, потом оказалось, может принадлежать инженеру. Вернее, может принадлежать и инженеру. Вот доказательства защиты. Ну а теперь я вам расскажу, что произошло в ту ночь на болоте и чья там пролита кровь.
Борис был поражен, увидев, с каким напряжением Денис Петрович слушает прокурора.
- Да, инженер Дохтуров, - внезапно поворачиваясь к подсудимому, с яростью сказал Морковин,- вы знали, какое место указать, вы знали, что там осталась кровь, но не ваша подлая кровь была на этой земле!
Зал вздохнул единым вздохом - удивления и ужаса. Все почувствовали, как что-то темное и страшное надвигается на них. Даже Борису стало страшно. Милка, которую трясло с самого начала морковинской речи, готова была упасть в обморок.
- Это была кровь человека, - с тем же напором продолжал прокурор, - которого вы со своими сообщниками убили в ту ночь на болоте.