Какая идиллия! Завтра опять занепогодит, и в саду не поваляешься. Я еще минуту постояла у беседки, втянула носом какой-то неземной запах свесившегося к самому лицу цветка и пошла в дом. Через два часа я подъезжала к полиции Маргейта.
Том пил кофе и, как только я вошла, предложил и мне.
— Прежде всего вот, — сказал он и протянул мне мобильный телефон. Я заметила, что возле него на столе лежало два мобильника, — просмотри телефонный справочник.
Я нажала на кнопку меню, нашла список номеров и начала открывать их один за другим. Все имена были внесены кириллицей в алфавитном порядке. Они были русскими и не русскими, а также английскими. Мне попались имена Сью, Билли и Седрик. Я взяла подложенный мне под руку карандаш и листок бумаги. Имена я стала записывать английскими буквами и столбиком: Андрей, Артурас, Брудас, Бутылка, Бухалыч, Вика, Виландас, Витек, Грихась, Дариус, Дядя Степа, Ингрида, Ирка, Леха, Лох, Мариус, Михал, Римма, Рихардас, Саша, Светка, Сергей, Серик, Урмантас, Шиська. Закончив, я повернула листок Тому.
— Скрипа здесь нет.
— Значит, любое из мужских имен им может быть. Это отремонтированный телефон Урмаса.
— Я так и подумала.
— Зачеркни все женские имена.
— Здесь есть клички, которые могут быть и мужскими, и женскими.
— У Свиридова кличка — Скрип. Так что ты их тоже вычеркни. Вернемся потом, если зайдем в тупик.
— Хорошо.
— А теперь зачеркни все имена, которые никак не могут быть русскими и украинскими.
А он не дурак. Список все равно был длинный: Андрей, Витек, Грихась, Дядя Степа, Леха, Михал, Саша, Сергей. Я подумала и заключила в скобки имена Грихась, Дядя Степа и Михал.
— Эти имена не похожи на настоящие, — объяснила я, — хотя могут быть. И Саша может быть женщиной.
— Пять лучше, чем восемь, — сказал Том и передал мне второй телефон, — а теперь вот этот.
— А этот чей?
— Потом скажу.
Этот тоже был «русскоязычным». Некоторые имена и номера совпадали с первым списком. Я стала списывать имена: Ада, Алексей, Алла, Анди, Анна, Бетти, Боб, Борис, Валя, Винька, Виктор, Вяжечка, Гарри, Гений, Дариус, Жека, Ингрида, Ира, Колян, Кость, Мистер Мэйсон, Мистер Таррант, Михал… да когда же они кончатся? Нина, Олька, Санек, Секач, Сережа, Толян, Тыква, Урмас, Шиська.
— Еще кофе?
— Да, пожалуйста. Михал, вероятно, поляк. Саша — все-таки парень, Алексей и Леха — это одно имя. Виктор и Витек — тоже. А еще тут Урмас есть. Чей это телефон?
— Вычеркивай женщин.
— Чей телефон?
— Делай что говорю.
Я положила ручку на стол и откинулась в кресле с кружкой в руках.
— Чей телефон?
У Тома вид был не такой серьезный, как на том собрании. Я тебе поиздеваюсь! Знает же, гад, как меня распирает. Он улыбался. Глаза у него были совсем не такими, как у Фила. В них не было и тени боли. Скорее — смекалка и начитанность. Цвет у них был… даже и не понять. Если не наклониться поближе.
— Я обещаю, что скажу, как только закончим. Мне надо, чтобы тебя ничего не отвлекало.
— Спасибо, — ответила я, но продолжала медленно прихлебывать кофе.
Том тоже взялся за кружку, но скоро поставил ее на место. В окно влетела пчела. Жалюзи шелестели, а Том молчал. Он встал. Я была права. Его тоже распирало. Я хотела знать, кого арестовали, а он хотел найти телефон Скрипа. Мы же взрослые люди. Что это за игры. Сейчас он выгонит меня. Хотя нет… не выгонит. Я член команды. Я это заслужила. Он подошел совсем близко и навис надо мной, как дракон, упираясь одной рукой в спинку моего стула, а другой — в стол.
— Тебе повезло, что я джентльмен. Это телефон Ларисы Лямской.
— Вы ее арестовали?
— Пока нет. Ларисы дома не было. Ничего интересного в доме не нашли. Этот телефон лежал на подзарядке. Теперь форензики снимают там отпечатки пальцев со всего на свете.
— Если бы вы поймали Скрипа, вы бы с телефонами не возились.
— Мы привезли ее брата.
Я, не говоря больше ни слова, принялась вычеркивать нерусские имена и прозвища. Остались: Алексей, Борис, Виктор, Колян, Санек, Сережа, Толян. Потом мы составили список только имен из обоих телефонов: Виктор, Санек, Сергей.
— Отлично! С них и начнем. Какие из них могут быть украинцами?
— Да все могут. Там в именах особой разницы нет. В фамилиях если только.
— Пойдем, потолкуем с мистером Лямским.
Мы спустились в «подвал». Давно я тут не была. Все убийц, похитителей да мошенников ловим, на простых воришек уже времени нет. И я уже это место называю «подвалом»? Меня тоже «оснобило»?
В комнате для собеседований сидели двое. Адвокат и здоровенный парень. Лет парню было около двадцати семи. Он был словно создан для каменоломни. Не человек, а конь жилистый. Он явно не был накачан гирями, он был таким отродясь. Красивым его не назовешь, но он не Скрип. Это точно. Он был просто здоров как бык. Было в нем что-то цыганское. Черный волос — прядями на лоб, темный взор исподлобья, нос как у актера Юрского. Еще бы серьгу в ухо и рубаху яркую с поясом… Однако весь этот колорит исчез, как выветрился. Парень оказался родом из Кишинева. Его вывели на минуту из комнаты, а я осталась.
— Мой клиент неплохо говорит по-английски, — сказал адвокат, незнакомый мне и, естественно, безымянный, — но собеседование лучше проводить через переводчика. Насколько я понял, арестован он пока только за сопротивление полиции. А вот почему его задержать хотели, мне не ясно.
— Работница полиции обратилась к нему с вопросом, — ответил Том, — а он ударил ее дверью и пытался удрать через окно на соседскую крышу. Мы пока не арестовываем его за телесное повреждение офицеру при исполнении, но там будет видно.
— Чем вы мотивируете такую непоследовательность?
— Серьезностью следствия. Ваш клиент, возможно, располагает информацией чрезвычайно важной для этого дела. И мы надеемся на его содействие. Я обещаю, что не буду требовать от него сведений, которые могли бы его инкриминировать. Пока. Вопросы будут касаться его родственницы. И даже не ее самой, а ее знакомых. Надеюсь, он не захочет скрывать улики и быть арестованным за сообщничество. Повторяю, что дело очень серьезное.
— Вы предлагаете сделку? Тогда это не должен быть арест, только добровольное собеседование без аудиозаписи. И никаких вопросов о телесном повреждении полицейского при исполнении, пока он не арестован за это.
— Вы знаете практику подобных случаев лучше меня.
— Тогда позвольте мне еще раз переговорить с ним. И пусть переводчик останется.
Том кивнул и вышел, а Лямский вошел и сел на стул, недоверчиво косясь на меня из-под кудрей. Если бы адвокат знал, как я увязла в этом деле, он бы потребовал другого переводчика. Я должна следовать этике и переводить без предвзятости. Ах, как это будет трудно! Ну, ничего! Что у меня при этом творится в голове, никого не касается.
— Полицейские сказали, что вас можно арестовать за то, что вы одного из них ударили.
— Не бил я никого, — голос был молодой и тревожный.
— Вы ударили дверью…
— Я закрыл дверь. А она сама влезла.
— Офицер Даррелл даст письменные показания, а они в суде обычно имеют большой вес. Вы уверены, что это был просто несчастный случай?
— Был.
— А зачем вы полезли в окно? От полиции убегать нельзя.
— А я не знал, что это полиция. Они были не в форме.
— Она показывала вам удостоверение?
— А я не знал, что оно настоящее. Я вам каких угодно удостоверений купить могу.
— Вам лучше не произносить вслух таких вещей. Я вас об этом спрашиваю, потому что следователи вам зададут точно такие же вопросы. Итак, зачем вы убегали?
— А если меня убивать пришли?
— Кто бы пришел вас убивать?
— Мало ли…
Я переводила, а парень, постоянно сбиваясь на ломаный английский, все время сбалтывал лишнее, спохватывался и все больше мрачнел. Наконец адвокат выложил ему условия сделки с полицией и спросил:
— Как вы думаете, зачем они спросят про вашу сестру и какой ее знакомый им понадобился? Мне надо знать, чтобы дать вам правильный совет — отвечать на их вопросы или не стоит. Это для вашей защиты.
— Лариска дела крутит. У нее много знакомых.
— Расскажите мне, какие дела?
— Я толком не знаю.
— Это хорошо.
— Знаю, что она сама ничего такого не делает. Она фотомоделью работает. Позирует фотографу, чаще всего — на берегу. А вот мужик ее что-то делает. Не хочу я про нее говорить. Загребут ее, а мне пропадать…
— Вы живете на ее средства? А сами не работаете?
— Работаю за четверых.
Я сначала подумала, что это он в фигуральном смысле так выразился и перевела соответственно. Но он сам меня поправил.
— Нет, нет. Я и вправду работаю за четверых.
— Как это?
— Четверо там числятся в разных местах. А я за них хожу и отмечаюсь.
— Где?
— В полиции.
— Что?
— Ну не в полиции, а как это… ну… Пробация.
Он кое-как рассказал мне. Ну наши дают! Нарочно не придумаешь. Я поняла и объяснила адвокату:
— Четыре человека вместо срока отбывают постановление суда в службе по надзору… ну, исправительным трудом. Бесплатным. Только сами они это не делают, а посылают вашего клиента. Он приходит туда раз в неделю за каждого, отмечается, отрабатывает то мусорщиком, то уборщиком, то садовником, а сами осужденные ему за это платят наркотиками. Он наркоман. Сестра его содержит, но наличку не дает.
— Это невозможно. Там нужно паспорт показывать.
— А у него их хватает. Ему сделали. Причем очень хорошо. По крайней мере, в пробации особо не приглядываются. И места разные, хоть и все в районе Рамсгейта.
— С ума сойти! Боюсь, вам нельзя отвечать на вопросы полиции. Если вас за это арестуют, то осудят и посадят. Фальсификация и подлог здесь рассматриваются очень серьезно.
— А если они сами теперь докопаются?
— Если им нужны только друзья вашей сестры, то могут и не зацепить вас, — он подумал и спросил: — А те, за кого вы работаете, они и есть знакомые вашей сестры?