На самом деле я сбежала в полицию на предмет угнанных, разобранных на части и переправленных в Литву «мерседесов», а потом — в спортклуб. Донован увеличил нам с Джулией программу, и я почти полтора часа потела на тренажерах. В бассейне плавать уже не было сил, поэтому я просто лениво выгребла в самый полумрак и долго лежала на спине, наблюдая за потоками дождя сквозь прозрачный купол. Домой я прибыла уже в сонно-блаженном состоянии, приготовила ужин, разыскала по телефонам Катьку. Она, оказывается, ушла в кино, а я включила телевизор. Показывали «Печаль зла».
Почти один за другим позвонили Стив Синклер и Терри. Стив, которого я не видела с тех пор, как семья Арвиса уехала домой, — с просьбой связаться с Арвисом в Литве и сообщить ему, что Фархад, найденный убийца Марты, не признал себя виновным и теперь месяцев через шесть состоится суд присяжных. А Терри сообщал, что послал мне по электронной почте еще пару разговорчиков эстонских умников и хотел бы получить перевод к понедельнику. Я сама тоже сделала пару звонков. Полчаса потрепалась с Джулией на тему ветеринаров, потом позвонила Лане, чтобы послушать очередное возмущение на тему ее бывшего длиной ровно в одну ее сигарету. Наконец я включила компьютер и влезла в интернет, который сразу же сообщил мне о полученной почте. Как только я открыла список писем, как меня тут же в спину мягко толкнуло. Но это был не алчный демон, который давно уже не наведывался ко мне, несмотря на количество работы. Это был другой. Азартный дух в образе маленького рыжего спаниеля, который быстро-быстро засопел и помчался по следу, взлаивая от возбуждения. Вот и хорошо. Демон мне никогда не нравился. Был он жаден и скуп, был он чешуйчатый и костлявый. Тут уже дело не в деньгах… тут уже что-то другое.
В списке светилось письмо от Полины из Херсона. Целую неделю мы думали, что нам не удалось на нее выйти. Ни один из добытых телефонов не отвечал, письмо на домашний адрес вернулось, а электронное послание ушло с концом. И вот наконец ответ. Его лучше привести целиком:
«Здравствуйте, Антонина. Простите, что долго не отвечала. Я редко теперь проверяю почту, а после получения вашего письма тоже не сразу смогла прийти в себя и написать. Теперь я решила, что мне лучше разобраться во всем и ответить. Если это поможет, я могу приехать на опознание найденного вами тела. Хотя я убеждена, что вы не Виктора нашли. Я не знаю ничего про сломанный зуб, а татуировка была, но в виде буквы „е“. Он действительно уехал еще в девяностых и сначала очень часто писал мне. Все спрашивал, не знаю ли я, как там его сын поживает. Поэтому я старалась поддерживать связь с его бывшей женой Еленой. Мне тоже мальчик не безразличен, все-таки племянник. Он уже большой и очень на папу похож. А больше у нас с Виктором никого нет. Отец ушел так давно, что даже я не помню его, а Виктор моложе меня на три года. Мама умерла в девяностом. Виктор сначала писал каждый месяц, потом все реже и реже. Потом перестал писать вовсе, но я послала ему несколько открыток, и он написал мне снова, дал электронный адрес и велел пользоваться только им для получения и отправления писем. У меня своего компьютера нет, но я могу пользоваться рабочим. Теперь он пишет мне раза два в год, довольно аккуратно и лучше, чем когда-либо, хоть и коротковато. Звонить не может, дорого очень. Мне тоже это было бы натужно, поэтому довольствуюсь письмами. Вот вроде бы и все. Посылаю вам фотку Виктора, только она старая. Других нет. Если что еще, то пишите. Я теперь буду проверять чаще».
Сгорая от нетерпения, я загрузила фотографию и развернула ее на экране. Не знаю, чего я еще ожидала увидеть. На что я надеялась? Он или не он? Даже не знаю, чего бы мне больше хотелось. Наверное, чтобы это был другой, потому что мне было ужасно жаль Полину. С другой стороны, я уже знала, что это невозможно. Молодой и красивый богмэн смотрел на меня с монитора живо и весело. Он улыбался широко, а вовсе не загадочно и без вызова. У него был кривоватый нос, а глаза были хоть и пустенькие, как у котенка, но все же не стеклянные. Он был на снимке не один, а с молодой женщиной в темном платье и шарфиком на шее. Очевидное сходство было только в скулах, форме лба и в улыбке. Значит, эта украинская красавица — Полина. У нее был вид озабоченный, иначе она бы была еще краше.
Я изучала эти лица довольно долго. Катерина вихрем вломилась в дверь и побежала вверх по лестнице.
— Я на минутку, мы под дождь попали! — крикнула она безо всякого приветствия.
— Поешь хоть! — крикнула я безо всякой надежды.
— Потом! Крис ждет.
— Какой еще Крис? — я заволновалась и оторвалась от экрана. Криса мы не знаем.
— Хороший.
Я подошла к входной двери и выглянула наружу. Там на едва подсохшей лавочке сидел щегол какой-то девичьей внешности из-за нестриженых локонов. Лицо у него было удивленно трогательное, эдакий Пол Маккартни в детстве. Я хотела его испепелить, но не удержалась от улыбки. У него и так вид был довольно робкий, но посмотрел он на меня без ужаса, скорее с большой надеждой. Он похлопал шикарными ресницами и поздоровался. По сравнению с другими, он был довольно хорошо одет, без браслетов, от него не несло бычками, а на пальцах не было пошлых железных перстней.
— Ты кто такой?
— Крис.
— Тебе сколько лет?
— Восемнадцать.
— Где работаешь?
— Я еще в школе учусь. Верхняя шестая…
— В какой?
— Святого Мартина.
— Это та, что в Брентвуде?
— Да.
— А живешь где.
— Здесь, на Вест-стрит.
— А почему школа в Брентвуде?
— Это долгая история.
— Катьку откуда знаешь?
— Это тоже долгая история.
Я задумалась. Надавить или не стоит? Тут он сам спросил:
— А вы правда из Сибири?
— Да.
— А как тут оказались?
— Это долгая история.
Он усмехнулся с уважением. Катька протиснулась между мной и косяком и принялась заталкивать меня обратно в дом. На ней было мое любимое синее итальянское платье с длинным рукавом и мой же кожаный пояс с медной пряжкой.
— Ну мам… Ну не мучай его.
— Чтоб дома была не позже одиннадцати.
— Ма-ам!
Я закрыла дверь и стала звонить Филу. Рассказав ему о письме и фотографии, я пообещала переслать их ему с переводом в тот же день. Но он сказал, что это пока не горит, что Том пригласит Полину приехать позже. А пока ему надо срочно подтвердить «Лагу» имя богмэна и брать Скрипа.
— То есть как брать?
— Те три номера, что вы с Хаммером выбрали, были проверены по телефонным службам и распечатаны по пользователю. Двое из этих номеров здесь, в Англии, и регулярно делают звонки. Одного из них ты записала под именем Виктор.
— Виктор Одосеенко — богмэн.
— Вот именно. Это же не он частенько позванивает из Кройдона. Не сегодня завтра возьмем самозванца.
— Если он тот телефон еще не отдал никому.
— Будем надеяться.
— Держи меня в курсе.
Я вдруг почувствовала страшную тоску. Внутри стало пусто, как в контрабасе, а воображаемый щенок мой жалобно заскулил. Я вдруг поняла, что моя работа в деле богмэна закончена. Нет, конечно, будут еще письменные переводы и всякая мелочь, но такой значимости уже не будет. Я перестала быть незаменимой.
В аресте я не участвовала. Эта часть дела меня не касалась. Переводчик Свиридову был не нужен. Фил рассказывал мне, что сначала нашли его локацию по одному лишь телефону. Это только мы думаем, что мобильник это всего-навсего удобное средство связи. На самом деле, как и те печеньки в твоем компьютере, некто с соответствующими полномочиями может узнать, какие сообщения ты посылаешь и кому. А главное — откуда! Определив место, полицейские его прочесали по своей методике. Как и предполагалось, искали богмэна, а нашли Свиридова. Сначала-то вышло наоборот. В общем, кольцо вокруг Скрипа быстро сузилось. Оказалось, что он живет себе, хоть и нервно, под именем Одосеенко припеваючи. Имеет на это имя паспорт, права, дом, счет в банке и карточку у терапевта. И у дантиста он зарегистрирован, и на работе, и даже в налоговой инспекции. Куда ни кинь, а Виктор Одосеенко жив и здоров, живет себе в достатке, законопослушно, имеет свое дело — маленькую мастерскую, где он чинит компьютеры, прочую технику и имеет постоянную клиентуру. В той мастерской его и взяли.
Арестовывал его местный констебль Кевин Спраут. Он вошел в дверь для посетителей и был встречен широкой улыбкой хозяина. Внимательно посмотрев на этот оскал и убедившись, что щель на месте, офицер спросил имя ее владельца и зачитал ему формулу ареста, которая звучала несколько странно: «Виктор Одосеенко, я арестовываю вас за убийство Виктора Одосеенко. Вы не обязаны ничего говорить, но это может повредить вашему оправданию, если вы не упомянете, когда вас спрашивают, нечто такое, на что сможете рассчитывать в суде. Все что вы скажете, может стать показанием». Скрип, конечно, уже не улыбался, но и убегать не стал. Может быть, он был в шоке от неожиданности. А может быть, наоборот, он ждал этого момента восемь лет, несмотря на уверенность, что замел все следы. Скорей всего, он просто был не дурак и знал, что офицер пришел не один. Он даже закрыл мастерскую и выключил все свои компьютеры. Что с ней стало потом, я не знаю.
Вот так. Никаких погонь и ночной стрельбы в моем следствии не было. Не было моря крови, битых машин и ножей с пистолетами. Не было страстных романов, красивых скандалов и роковых блондинок. Не было коварного нападения из-за угла и печального конца. Были ночи и дожди, был ужасный полицейский кофе и предрассветный туман в свете фар.
Между прочим, это конец моей истории. Конечно, многие случаи еще имели продолжение и свой финал.
Мошенникам с кредитными карточками дали по два года, но выпустили меньше чем через год. Потому что в Англии полагается сидеть только половину срока при хорошем поведении в тюрьме. Чеха посадили на более долгий срок, но тоже не смертельно.
Убийцу Марты Жербене Фархада судили очень долго, дали ему пожизненное, но через двадцать пять лет он выйдет и будет депортирован на родину.