— Да, это, конечно, моя вина, — говорил незнакомец. — Но дело в том, что я не очень хорошо знаю эти места, а тут, как нарочно, кругом ни одного указателя — видите, нигде нет, что впереди выезд на главную дорогу.
Полковник, явно смягчившись, что-то ответил. Они вместе склонились над пострадавшей машиной, в которой уже копался шофер, и дальше разговор принял сугубо технический характер.
— Что ж, тут возни на полчаса, не меньше, — заключил наконец незнакомец. — Но не стану вас задерживать. Хорошо хоть, с вашей машиной ничего серьезного.
— Собственно говоря… — начал было полковник, но ему не дали закончить.
Мистер Саттертуэйт неожиданно выпорхнул из машины, как птаха из клетки, и в величайшем волнении схватил незнакомца за руку.
— Так и есть! То-то мне ваш голос сразу показался знакомым! — восклицал он. — Это поразительно! Просто поразительно!..
— Что поразительно? — спросил полковник Мелроуз.
— Мелроуз, это же мистер Арли Кин. Вы наверняка о нем слышали — я столько раз рассказывал!
Полковник Мелроуз явно не мог припомнить никаких рассказов, но любезно решил не уточнять. Мистер Саттертуэйт тем временем продолжал весело щебетать:
— Сколько же мы с вами не виделись? Позвольте, позвольте…
— С того вечера в «Наряде Арлекина», — подсказал мистер Кин.
— В наряде арлекина? — удивился полковник.
— «Наряд Арлекина» — это такая гостиница, — пояснил мистер Саттертуэйт.
— Странное название для гостиницы.
— Скорее старинное, — возразил мистер Кин. — В прежние времена, говорят, этот пестрый наряд гораздо чаще можно было встретить в Англии, чем сегодня.
— Да, прежде очень может быть, — несколько неопределенно пробормотал Мелроуз. Он растерянно моргнул. Из-за причудливой игры света — белого от фар одной машины и красного от заднего фонаря другой — ему вдруг померещилось, что и сам мистер Кин одет в какие-то пестрые лоскутья. Но это была, конечно, только игра света.
— Однако не можем же мы бросить вас на дороге, — волновался мистер Саттертуэйт. — Вы поедете с нами! У нас хватит места для троих, — правда, Мелроуз?
— Гм-м, конечно. — Голос полковника звучал не совсем уверенно. — Вот только, — заметил он, — вы не забыли, Саттертуэйт? Мы же едем по делу.
Мистер Саттертуэйт замер на месте. Возбуждение его, видимо, достигло апогея, мысли в голове с лихорадочной быстротой сменяли друг друга.
— О да! — воскликнул он. — Как же я сразу не догадался? Наше столкновение на ночной дороге отнюдь не случайно! Уж поверьте, мистер Кин! Где вы, там нет места случайностям.
Мелроуз в немом изумлении глядел на своего друга.
— Помните, — вцепившись в локоть полковника, продолжал мистер Саттертуэйт, — я как-то рассказывал вам историю своего приятеля Дерека Кейпела? Ну, что никто не мог разобраться в мотивах его самоубийства? Это же мистер Кин тогда все распутал — а сколько других дел было с тех пор!.. Он заставляет людей видеть то, что как будто у всех на виду, но без него этого почему-то никто не видит. Удивительнейший человек!
— Дорогой мистер Саттертуэйт, вы заставляете меня краснеть, — с улыбкой проговорил мистер Кин. — Насколько мне помнится, все эти дела распутали вы, а не я.
— Только благодаря вам, — с видом непоколебимой убежденности заявил мистер Саттертуэйт.
— Гм-да. — Полковник Мелроуз, начинавший терять терпение, откашлялся. — Мы не можем больше задерживаться. Пора ехать, — и решительно направился к машине.
Нельзя сказать, чтобы он был в восторге от того что Саттертуэйт, в своей непонятной лихорадке, навязывал ему совершенно незнакомого человека — но веских возражений в голову как-то не приходило, к тому же им действительно пора было спешить.
Мистер Саттертуэйт галантно предоставив мистеру Кину место в середине, сам сел возле дверцы. Места и правда оказалось достаточно для всех троих, так что им даже не пришлось особенно тесниться.
— Так вас, мистер Кин, интересуют преступления? — спросил полковник, стараясь быть любезным.
— Не совсем.
— Что же тогда?
Мистер Кин улыбнулся.
— Спросим мистера Саттертуэйта. Знаете, он ведь тонкий наблюдатель.
— Думаю. медленно проговорил мистер Саттертуэйт, — то есть, возможно, я ошибаюсь, но… Думаю, что мистера Кина больше всего интересуют… любовники.
На последнем слове — коего ни один англичанин не произнесет без смущения — мистер Саттертуэйт залился краской, и сакраментальное слово прозвучало у него как-то виновато, словно в кавычках.
— О-о, — озадаченно сказал полковник и умолк, решив про себя, что этот приятель Саттертуэйта, кажется, подозрительный субъект.
Он незаметно покосился на мистера Кина. Да нет, с виду вроде человек как человек, довольно молодой Смугловат, правда, но в целом нисколько не похож на иностранца.
— А теперь, — торжественно объявил мистер Саттертуэйт, — я должен изложить вам наше сегодняшнее дело.
Он говорил около десяти минут. Едва различимый в темном углу мчащегося сквозь ночь авто, он наслаждался пьянящим чувством собственного могущества. Что из того, что в жизни он всего лишь зритель? В его распоряжении слова. Они ему подвластны. Он волен сплести из них узор, причудливый узор, в котором оживет и красота Лоры Дуайтон — белизна обнаженных рук, золото волос, — и темная, загадочная фигура Поля Делангуа, любимца дам. Фоном же пусть послужит древний Олдеруэй, незыблемо стоящий на английской земле со времен Генриха VII[231] если не раньше; Олдеруэй, обсаженный стрижеными тисами[232], за которыми тянутся хозяйственные постройки и темнеет пруд — в былые времена по пятницам монахи вытаскивали из него жирных карпов.
Всего несколько точных, четких штрихов — и готов портрет сэра Джеймса Дуайтона, прямого потомка старинного рода де Уитгонов. Эти де Уитгоны всегда славились своим умением выкачивать деньги из всей округи и складывать их в кованые сундуки, так что, когда наступили черные времена и многим английским семействам пришлось потуже затянуть пояса, богатство Олдеруэя ничуть не оскудело.
И вот финал! С самого начала и до конца мистер Саттертуэйт был уверен в благосклонности слушателей. Теперь он смиренно ждал заслуженной похвалы, и она не заставила себя ждать.
— Вы настоящий художник, мистер Саттертуэйт.
— Я… — Блестящий рассказчик неожиданно стушевался. — Я просто старался быть точным.
Они уже несколько минут, как миновали главные ворота олдеруэйского парка и теперь подъезжали к парадному крыльцу. По ступенькам навстречу машине спешил констебль.
— Добрый вечер, сэр. Инспектор Кертис в библиотеке.
Мелроуз взбежал на крыльцо, его спутники последовали за ним. В просторном вестибюле их встретил насмерть перепуганный старик дворецкий. Мелроуз на ходу кивнул ему:
— Добрый вечер, Майлз. Печальное событие.
— Вы правы, сэр, — заметно дрожащим голосом отвечал дворецкий. — Просто не укладывается в голове. Как подумаю, что какой-то злодей…
— Да-да, конечно, — не дослушал Мелроуз. — После поговорим, — и, не останавливаясь, прошагал дальше.
В библиотеке его почтительно приветствовал инспектор, огромный детина солдафонского вида.
— Скверное дельце, сэр. До вашего приезда я ничего не трогал. Отпечатков нет, чисто сработано. Так что убийца, судя по всему, не новичок.
Мистер Саттертуэйт скользнул взглядом по сгорбленной фигуре за огромным письменным столом и торопливо отвел глаза. Удар был нанесен сзади, со всего размаху, череп раздроблен — в общем, зрелище малопривлекательное.
Само орудие убийства валялось на полу: бронзовая статуэтка высотой около двух футов, в пятнах невысохшей крови на основании. Мистер Саттертуэйт наклонился, чтобы рассмотреть ее получше.
— Венера[233],— вполголоса сообщил он. — Стало быть, Венера явилась виновницей его гибели.
Образ был не лишен поэзии, есть о чем поразмышлять на досуге.
— Все окна заперты, — продолжал докладывать инспектор. — изнутри.
Последовала многозначительная пауза.
— Значит, все-таки кто-то из своих, — неохотно заключил начальник полиции. — Ну что ж, будем разбираться.
Убитый был одет в костюм для гольфа, сумка с битами небрежно брошена на широкую кожаную кушетку.
— Прямо с поля пришел, — пояснил инспектор, проследив за взглядом шефа. — В пять пятнадцать закончил игру — и прямо сюда. Дворецкий подал ему чай, а после чая он позвонил, чтобы лакей принес тапочки. Пока что выходит, что этот самый лакей как раз и видел его последний — живого.
Мелроуз кивнул и вернулся к изучению письменного стола.
От сильного сотрясения многие из настольных украшений опрокинулись, некоторые разбились. Заметно выделялись большие часы темной эмали, лежавшие посреди стола.
Инспектор откашлялся.
— А вот тут нам, что называется, повезло так повезло. Видите — стоят. Ровно половина седьмого, сэр! Вот вам и время совершения преступления. Редкостная удача, сэр!
Полковник долго всматривался в лежащие на боку часы.
— Да уж точно, редкостная, — сказал он наконец и, помолчав немного, добавил: — Даже чересчур редкостная. Не нравится мне это, инспектор.
Он обернулся к своим спутникам.
— Нет, черт возьми, больно уж все гладко получается — догадываетесь, о чем я? — Он заглянул в глаза мистера Кина, словно ища поддержки. — В жизни так не бывает.
— Вы хотите сказать, — уточнил мистер Кин, — что часы так не падают?
Мелроуз озадаченно уставился на него, потом снова обернулся к часам. Часы, как всякий предмет, неожиданно лишившийся привычного достоинства, имели вид жалкий и виноватый. Полковник бережно поднял их и поставил на ножки, после чего изо всей силы стукнул кулаком по краю стола.
Часы покачнулись, но устояли. Мелроуз нанес столу еще один сокрушительный удар, и часы — медленно, словно нехотя — завалились назад.
Мелроуз решительно обернулся к инспектору: