У поворота Глассмен сбавил скорость, остановил машину и выключил мотор. Не слышно было ни звука, лишь стук дождевых капель по крыше машины.
— Пока все нормально, — сказал Глассмен.
— Отмычки есть? — спросил Берджер.
— Конечно. Хотите, чтобы я открыл гараж?
— Да, я хотел бы взглянуть на машины.
Глассмен направил фары на висячий замок, которым запирался гараж, открыл дверцу и выбрался под дождь. Он достал из кармана связку ключей, через минуту кивнул Берджеру и отодвинул дверь.
— Осторожней, — предупредил Берджер. — Не захлопните двери. Нельзя поднимать тревогу раньше времени.
В гараже стояли три машины. Фонарик Глассмена по очереди осветил каждую. Глаза Мэйсона сузились при взгляде на новенький «паккард»-седан. Заметив выражение его лица, Берджер спросил:
— Что-то обнаружили, Мэйсон?
Перри Мэйсон отрицательно покачал головой. Фонарик Глассмена обследовал номера машин.
— Вот эта зарегистрирована на имя Сэмюэля К. Лекстера. — Он указал на двухместный автомобиль с несколькими запасными камерами, подвешенными с разных сторон. Это была мощная машина с низкой посадкой, блестевшая эмалью и хромированной сталью.
— Модель скоростная, — шепнул Берджер. — Поверните-ка фонарик сюда, к глушителю, Том.
Глассмен повернул луч света к выхлопной трубе, а Берджер наклонился рассмотреть ее.
— Что-то сюда присоединяли, — заметил он.
— Что ж, пошли, поговорим с Сэмюэлем Лекстером и поглядим, что он скажет, — предложил Глассмен.
Перри Мэйсон, с безразличным видом прислонившись к стене гаража, разминал пальцами сигарету.
— Я, конечно, не хочу вмешиваться, но вы могли бы найти шланг, если бы как следует поискали.
— Где? — спросил Берджер.
— Где-нибудь в машине.
— Что заставляет вас думать, что он там?
— Пожар, — пояснил Мэйсон, — начался в спальне Лекстера или рядом. Гараж от нее далеко. Машины, которые стояли в гараже, спасли от огня. Кусок шланга — улика, и Лекстер, разумеется, не оставил бы его там, где его можно найти. Возможно, конечно, что он его припрятал в другом месте, но есть шанс, что он в машине.
Глассмен без особого энтузиазма потянул за ручку, при помощи которой поднималось откидное сиденье, забрался в машину и посветил фонариком. Он поднял переднее сиденье, открыл щиток, обшарил заднюю часть машины.
— Вот какое-то запертое отделение, — подсказал Берджер.
— Это под клюшки для гольфа, — объяснил Глассмен.
— Посмотрите, не подойдет ли сюда какой-то из ключей?
Глассмен попробовал ключи один за другим и покачал головой.
— Посмотрите, нельзя ли отодвинуть эту штуку на переднем сиденье и заглянуть туда?
Рессоры закачались под тяжелым телом Глассмена. Он глухо сказал:
— Тут что-то есть. Похоже на гибкий шланг.
— Отмычку, — возбужденно скомандовал Берджер. — Надо взглянуть.
Глассмен отомкнул замок со словами:
— Не очень аккуратно получилось. Будет жуткий скандал, если мы не правы.
— Начинаю думать, что мы правы, — мрачно заметил Берджер.
Глассмен протянул руку и достал футов двенадцать шланга. На одном конце к нему болтами были привинчены два ремешка. С другого конца резина была растянута в виде гриба.
— Ну, — сказал Берджер, — сейчас поднимем Лекстера.
— Хотите, чтобы мы подождали здесь? — спросил Мэйсон.
— Нет, можете подняться в дом и посидеть в гостиной. Долго ждать не придется. Он, наверное, сознается, если вытащить его прямо из постели.
Дом стоял на холме. Гараж находился на небольшом расстоянии от дома. Каменные ступени вели к усыпанной гравием дорожке. Асфальтированная дорога от гаража обходила вокруг дома, являясь одновременно подъездом к парадной двери и дорогой для подвоза к заднему ходу продуктов и прочего. Двигаясь молча, мужчины поднялись по ступенькам. Наверху Берджер остановился:
— Послушайте! Что это?
Из туманной тьмы исходил металлический звук, сопровождаемый характерным поскребыванием.
— Кто-то копает, — тихо сказал Мэйсон. — Лопата ударяется о камни.
— Клянусь богом, Мэйсон, — шепнул Берджер, — вы правы. Том, вам лучше приготовить фонарик, а в карман положите пистолет — на всякий случай.
Берджер пошел впереди. Все четверо старались шагать как можно тише, но гравий дорожки скрипел под ногами. Глассмен шепнул:
— Лучше идти по траве, — и сошел с тропинки. Остальные последовали за ним. Трава была мокрая, почва сырая, и дальше они двигались в полной тишине.
В доме горели огни, освещая под окнами отдельные участки. Человек, который копал, держался от них в стороне.
— Там, за ползучим растением, — сказал Глассмен.
Он мог этого и не говорить, направление и так было ясно. Стебли растения дрожали от тяжести воды. Капли дождя каскадом стекали с листьев и попадали в поток света из застекленной двери. Снова застучала лопата.
— Яму закапывает, — заметил Мэйсон.
Луч фонарика Глассмена пронзил темноту. Какая-то фигура отскочила и заметалась в тени растения, которое при свете фонаря оказалось розовым кустом. Глассмен скомандовал:
— Выходите, именем закона! Руки!
— Чтобы тут делаете? — спросил приглушенный голос.
— Выходите! — повторил Глассмен.
В темноте, на фоне светящихся листьев, показалась фигура. Мокрая поверхность листвы отражала свет фонаря, и Мэйсон рассмотрел лицо человека.
— Это Фрэнк Оуфли, — сказал он Берджеру.
— Кто вы такой? — шагнул вперед Берджер.
— Я Оуфли, Фрэнк Оуфли. Один из владельцев этого дома. А кто вы и что вы тут делаете?
— Проводим небольшое расследование, — отвечал Берджер. — Я окружной прокурор. Это Том Глассмен, следователь. Зачем вы тут копаете?
Оуфли тихо выругался, вытащил из кармана телеграмму и протянул ее прокурору. Луч фонаря осветил телеграмму, разорванный рукав, исцарапанные руки, покрытые грязью.
— Напугали вы меня своим фонариком, — сказал он. — Я прыгнул в самые колючки. Ну все равно, я и так исцарапался весь. Хороший же у меня вид!
Он оглядел свой костюм, рассмеялся, как бы извиняясь. Но четверо мужчин не обратили внимания на его вид. Они изучали телеграмму:
«КОЛТСДОРФСКИЕ БРИЛЛИАНТЫ СПРЯТАНЫ В КОСТЫЛЕ ЭШТОНА ТЧК БОЛЬШЕ ПОЛОВИНЫ ДЕДОВСКИХ ДЕНЕГ ЗАРЫТЫ ПОД ОКНОМ БИБЛИОТЕКИ ГДЕ РОЗОВЫЙ КУСТ ВЬЕТСЯ ПО РЕШЕТКЕ ТЧК МЕСТО ОТМЕЧЕНО ПАЛОЧКОЙ ВОТКНУТОЙ В ЗЕМЛЮ ТЧК ОНИ НЕ ГЛУБОКО ТЧК НЕ ДАЛЬШЕ НЕСКОЛЬКИХ ДЮЙМОВ».
Телеграмма была подписана «ДРУГ».
— Вроде телеграмма настоящая, — тихо сказал Гласмен. — Прошла через телеграф.
— Что же вы нашли? — спросил Берджер.
Оуфли шагнул вперед и тут впервые заметил Мэйсона. Он мгновенно напрягся и спросил:
— А этот человек что тут делает?
— Он здесь по моей просьбе, — сказал Берджер. — Он адвокат Чарльза Эштона, привратника. У меня к Эштону несколько вопросов, и я хотел бы, чтобы Мэйсон присутствовал. Так вы нашли что-нибудь там, где копали?
— Я нашел палочку. — Оуфли вытащил ее из кармана. — Она была в земле. Я прокопал суглинок и гравий. Там ничего нет.
— Кто послал телеграмму?
— Вы могли бы это определить. Берджер тихо сказал Глассмену:
— Том, перепишите номер, съездите на телеграф и попросите найти эту телеграмму. Разузнайте все, что сможете. Достаньте адрес отправителя.
— Вы что, приехали из-за телеграммы? — спросил Оуфли. — Будь проклята эта ночь. Не стоило мне вылезать и копать тут, но вы понимаете, что я почувствовал после такого совета.
— Мы приехали в связи с другим делом, — объяснил Берджер. — Где Сэм Лекстер?
Оуфли вдруг заволновался:
— Нет его. А зачем он вам? — С минуту Оуфли колебался, затем спросил: — Вы разговаривали с Эдит де Во?
— Нет, — сказал Берджер, — я не разговаривал.
— Я с ней говорил. — Мэйсон внимательно посмотрел на Оуфли.
— Я так и знал, — сказал Оуфли. — Просто удивительно, до чего вы любите совать нос в чужие дела.
— Хватит, — остановил его Берджер. — Идемте в дом. А что там насчет бриллиантов, спрятанных в костыле Эштона?
— Вам об этом известно столько же, сколько и мне, — мрачно огрызнулся Оуфли.
— Сэма нет дома?
— Нет.
— А где он?
— Не знаю. На свидании, наверное.
— Ладно, — сказал Берджер. — Пойдемте.
Они поднялись на крыльцо. Оуфли достал связку ключей, открыл дверь и сказал:
— Извините, я на минутку — отмоюсь и переоденусь.
— Стой-ка, парень, — остановил его Глассмен, — тут ведь речь о полумиллионе монет. Мы, конечно, тебе верим, но не лучше ли обшарить твои карманы и поглядеть…
— Глассмен, — предостерег Берджер, — с Оуфли не надо так обращаться. — Он повернулся к Оуфли: — Извините мистера Глассмена за слишком резкие слова, но мне в голову пришла та же самая мысль, да и вам, без сомнения, тоже. Речь идет об огромной сумме. А если автор телеграммы поклянется под присягой, что вы откопали хотя бы часть этих денег?
— Я же ничего не нашел. А если и нашел бы, так они все равно мои, половина, во всяком случае…
— Не думаете ли вы, что вам лучше запастись свидетелями?
— А как это сделать?
— Подвергнуться добровольному обыску.
— Валяйте. — Лицо Оуфли помрачнело. — Обыскивайте.
Его обыскали. Берджер удовлетворенно кивнул:
— Может быть, позже вы будете рады сотрудничеству с нами.
— Не буду. Теперь можно пойти переодеться?
— Лучше не надо, — покачал головой Берджер. — Лучше сядьте. Вы быстро обсохнете.
— Хорошо, — вздохнул Оуфли. — Выпьем по рюмочке. Вы, кажется, тоже побывали под дождем. Бурбон, ржаное или шотландское?
— Что ни выберешь, — заметил Мэйсон, — все равно виски.
Оуфли метнул на него подозрительный взгляд и позвонил. В дверях появился мужчина с синевато-багровым шрамом на правой щеке, придававшим ему выражение злобного торжества, и спросил:
— Вы звонили?
— Да, — сказал Оуфли. — Принесите виски, Джим. Бурбон, шотландское. И содовую.
Человек кивнул и удалился.
— Джим Брэндон, — объяснил Оуфли. — Он и за шофера, и за дворецкого.