– Сколько, интересно, духов вылила на тебя Гэн Ляньлянь? – Встала и распахнула створку окна. В комнату ворвался прохладный вечерний бриз. Вдалеке огнями праздничного салюта сверкали искры электросварки на высокой стальной конструкции. – Садись, – предложила она. – Правда, и угостить тебя нечем. Выпей воды, если хочешь. – Она взяла с чайного столика кружку без ручки и глянула на дно: – Ладно, слишком грязная, а мыть лень. Старею, время никого не щадит. Набегаешься за день, ноги распухают, как пампушки.
«Когда она упомянет возраст, скажет, что постарела, запомни, дядюшка, ты не должен соглашаться. Пусть она вся в морщинах, как мочалка, ты все равно должен сказать…» И он, как ученый попугай, повторил:
– Вы, учительница, может, пополнели самую малость, а в остальном выглядите так же, как и много лет назад, когда учили нас петь песни. Вам на вид лет двадцать восемь, ну никак не больше тридцати!
– Это всё Гэн Ляньлянь тебя научила? – презрительно усмехнулась Цзи Цюнчжи.
– Да, – покраснел он.
– Просто заучив слова, песню не споешь, Цзиньтун! Со мной все эти трюки с подхалимажем не проходят, бесполезно. Какое «не больше тридцати»! «Постаревшая наложница Сюй преуспевает в любовных делах»190, что ли? Глупость какая! Неужто я сама не знаю, старая я или нет! Волосы все седые, зрение слабеет, зубы скоро повыпадают, кожа дряблая. И еще много чего, о чем уж и не говорю. В лицо льстят, а чуть отвернешься – проклинают. Боятся меня, а сами только и думают: «Вот ведь не сдохнет никак, ведьма старая!» Тебя за откровенность сегодня пожалею, а то вытурила бы в два счета. Садись, садись, не стой.
Цзиньтун протянул ей охапку павлиньих перьев:
– Учительница Цзи, это просила вручить вам Гэн Ляньлянь. – «Будете вручать павлиньи перья, дядюшка, обязательно скажите: “Учительница, дарю вам на день рождения пятьдесят пять павлиньих перьев и желаю быть такой же красивой”», – вспомнились ее наставления.
– Снова бредятина, – заключила Цзи Цюнчжи. – У павлинов только самцы красивые, а самки уродливее старых куриц. Отнеси-ка ты ей эти перышки назад. А это говорящий попугай, что ли? – ткнула она в сторону покрытой красным шелком клетки. – Сними-ка, погляжу.
Цзиньтун откинул покрывало и постучал по клетке. Сонный попугай забил крыльями и недовольно завопил: «Здравствуйте! Здравствуйте! Учительница Цзи, здравствуйте!» Цзи Цюнчжи хлопнула по клетке и так напугала попугая, что тот заметался, натыкаясь на проволоку и взмахивая крыльями.
– Ага, добра тебе191, как же! – вздохнула Цзи Цюнчжи. – Ничего доброго. – Она набила трубку и стала посасывать ее, причмокивая, как беззубый старик. – Посеял Пичуга Хань драконово семя, а выросла блоха на веревочке! Зачем тебя Гэн Ляньлянь прислала?
– Чтобы я пригласил вас посетить птицеводческий центр «Дунфан», – пробормотал Цзиньтун.
– Цель у нее не в этом. – Цзи Цюнчжи отхлебнула из кружки. И вдруг хряснула ею по столу. – Кредит выбить – вот что ей на самом деле нужно!
Глава 50
Благодаря Цзи Цюнчжи авторитет Цзиньтуна вырос. В один из весенних дней, когда цвели персики, она во главе наиболее влиятельных городских чиновников, а также специально приглашенных менеджеров Строительного банка, Банка промышленности и торговли, Народного банка и Агробанка приехала в птицеводческий центр с инспекцией. Всегда представительная Лу Шэнли была одета в тот день просто и без претензий, но те, кто разбирался, прекрасно видели, что эта простота лишь изощренный макияж и вроде бы скромные с виду вещи – дорогие, импортные.
К главным воротам Центра подъехало более сорока автомобилей известных марок. На воротах, в двух трехметровых красных дворцовых фонарях, заливались на все лады более сотни жаворонков. Попугай Хань обучил их начинать трели при рокоте автомобильных моторов. Он постарался: шары фонарей содрогались от пения, и эти непередаваемо чудесные звуки заставляли забыть обо всем на свете. На арке ворот ласточки-саланганы соорудили более семидесяти гнезд. Как удалось Попугаю подвигнуть их на это – одному богу известно. Кроме названия этой ласточки по-английски на деревянной табличке можно было прочитать краткие сведения о ней на двух языках. Особо отмечалось, что белоснежное, почти прозрачное ласточкино гнездо славится исключительными питательными свойствами и стоимость одного гнезда составляет три тысячи юаней. Специально для этого дня Гэн Ляньлянь распорядилась спрятать в рощице посреди Центра множество громкоговорителей, и из них звучал записанный на пленку чарующий птичий щебет. На четырех больших щитах, установленных на насыпном холме сразу при входе, красовалось четыре больших иероглифа: «Няо юй хуа сян» – «Птицы говорят, цветы звучат». Поначалу все думали, что это ошибка, но тут же понимали, что этот «сян»192 очень даже к месту. Воздух полнился птичьими трелями, и казалось, цветы тоже поют. Во дворе стайка блестяще выдрессированных фазанов исполняла танец встречи гостей. Они то приближались друг к другу, чуть ли не обнимаясь, то быстро кружились, двигаясь абсолютно в такт музыке. Какие же это фазаны! Это благородные шэньши193, джентльмены (для красоты Попугай отобрал только самцов), – стайка настоящих, изысканно одетых, летящих в танце шэньши.
Гэн Ляньлянь и Цзиньтун провели посетителей в большой зал птичьих представлений. Там в церемониальном наряде, расшитом красными цветами, поджидал гостей с дирижерской палочкой наготове Попугай Хань. Как только они вошли, работница повернула рубильник, зажглись разноцветные светильники, и с жердочки прямо напротив входа двадцать волнистых попугайчиков закричали в унисон: «Добро пожаловать, добро пожаловать! Сердечно приветствуем! Добро пожаловать, добро пожаловать! Сердечно приветствуем!» Растроганные гости зааплодировали. Впорхнувшие следом чижи с розовыми бумажными свитками в клювах вложили их в руки каждому посетителю. Развернув свитки, те прочитали: «Приветствуем высоких гостей, прибывших дать руководящие указания! Просим высказывать ваши ценные критические замечания!» Гости аж языком защелкали от восхищения. Программу продолжили две хохлатые майны в крошечных красных халатиках и зеленых шапочках. Они вразвалочку вышли на сцену перед микрофоном и нежными голосками заговорили: «Здравствуйте, дамы и господа! Добро пожаловать в птицеводческий центр “Дунфан”. Просим высказывать ваши ценные критические замечания». Когда одна заканчивала фразу, другая тут же повторяла ее на беглом английском.
– Чисто оксфордское произношение, – отметил прекрасно владеющий английским начальник отдела внешней торговли.
«А теперь вашему вниманию предлагается сольное исполнение “Песни освобождению женщины”. Исполнитель – священная майна».
Одетая в сиреневое платьице майна подошла к микрофону и низко поклонилась, продемонстрировав два ярко-желтых пятна на голове: «Сегодня я исполняю историческую песню, которая посвящается уважаемому мэру Цзи. Надеюсь, вам понравится. Спасибо!» Еще один глубокий поклон – еще раз желтые пятна. На сцену выскочили десять канареек и в унисон взяли начальные ноты. Раскачиваясь, запела и майна:
Старый уклад с мрачным колодцем сравню, сухим и бездонным,
в нем мы – угнетенный народ, а женщин бесправней нет.
Новое общество с солнцем сравню, благодатным, дарящим,
Несет для всего народа, для женщин свободы свет.
Зрители бурно зааплодировали. Гэн Ляньлянь и Цзиньтун украдкой наблюдали за Цзи Цюнчжи. Ее лицо не дрогнуло, она не хлопала и не кричала «браво». Обеспокоенная Гэн Ляньлянь незаметно толкнула его локтем:
– Что это со старушкой?
Цзиньтун лишь помотал головой.
Гэн Ляньлянь кашлянула, привлекая внимание:
– А теперь приглашаем уважаемых гостей перекусить. Наш Центр образован недавно, средства ограниченны, и угощение будет скромное. Просим на банкет из ста птиц.
К микрофону снова подбежали ведущие майны и в один голос заговорили: «Банкет из ста птиц, банкет из ста птиц, для изысканного вкуса нет границ. Для любителей поесть изрядно – страусы, для малоежек – колибри. Кряква, голубой ушастый фазан. Японский журавль, королевский фазан. Козодой серпокрылый, гриф бурый. Дрофа, крапивник красный, дубонос. Уточка-мандаринка, пеликан, китайский соловей. Иволга черноголовая, хуамея, дятел. Лебедь, баклан, фламинго…»
Не дожидаясь перечисления всех блюд, Цзи Цюнчжи повернулась и с каменным лицом зашагала к выходу. За ней, не скрывая своего разочарования, потянулись подчиненные.
Как только Цзи Цюнчжи села в машину, Гэн Ляньлянь со злостью топнула ногой:
– Вот ведь не сдохнет никак, ведьма старая!
На следующий день до ушей Гэн Ляньлянь донесли основное содержание проведенного мэром совещания. «Не птицеводческий центр, а балаган какой-то! – ругалась Цзи Цюнчжи. – И пока я мэр города, ни одного фэня государственных кредитов этот балаган не получит!»
– Сволочь старая! – ухмыльнулась Гэн Ляньлянь. – А мы, как говорится, почитаем арию верхом на муле, – вспомнила она известный сехоуюй, – поживем – увидим.
Она велела Цзиньтуну развезти по домам всем, кто посетил тогда Центр – за исключением Цзи Цюнчжи, конечно, – заранее приготовленные подарки: по цзиню ласточкиных гнезд и по букету павлиньих перьев. Особо важным гостям, таким как заведующие филиалами банков, добавили еще цзинь.
– Невестка, мне с таким делом… не справиться… – выдавил из себя Цзиньтун.
Серые глазки Гэн Ляньлянь вмиг стали змеиными.
– А коли не справиться – что поделаешь, поищите себе работу в другом месте, – ледяным тоном заявила она. – Может, эта ваша добренькая учительница подыщет вам черную чиновничью шапку194.
– А если взять дядюшку охранником на ворота или еще кем-нибудь? – встрял Попугай.