В толпе пошел шумок, и я подумал, что наверняка обсуждают отношения Птицы-Оборотня и Пичуги Ханя, а может, уже приплели и немого Суня, а то и до детей добрались. Прислушиваться не хотелось, да и возможности не было, потому что в ушах стояло жужжание ос – к каменной стене прилепилось большущее гнездо. Под гнездом сидел енот, а перед ним сурок. У сурка особенно сильны передние лапы, он кругленький, пухлый, с крошечными, близко посаженными глазками. У Го Фуцзы, деревенского колдуна, который владел искусством фуцзи – гадания на сите и умел ухватывать бесов, маленькие бегающие глазки тоже были расположены близко к переносице, отсюда и его прозвище – Сурок.
– Уважаемый шурин, – заговорил он, выступив из толпы, – ее уже нет в живых, плачь не плачь – не воскресишь, а жара вон какая, надо бы тело поскорей домой доставить да предать земле!
Какие у него, интересно, родственные связи с Сыма Ку по женской линии, чтобы величать его шурином? Я не понял, – думаю, и вообще никто не понял. Но Сыма Ку кивнул, потирая руки:
– Надо же, все настроение испорчено, мать его.
Сурок встал за спиной второй сестры и закатил глаза, отобразив во взгляде глубокую скорбь:
– Почтенная невестка, умерла она, о живых надо подумать. В вашем положении рыдания могут и до беды довести, а это никуда не годится. К тому же была ли почтенная младшая тетушка человеком? Если разобраться, никакой она не человек, а самая настоящая фея птиц, сосланная жить среди людей за то, что клевала персики бессмертия в саду богини Сиванму. Но срок ее наказания истек, и она, конечно же, снова стала небожительницей. Да спросить у любого – все видели, как она падала вниз с обрыва: ведь парила между небом и землей словно пьяная, будто во сне. А на землю как легко упала – неужто, будь она человеком, это было бы так грациозно… – Рассуждая о небесах и о земле, Сурок пытался поднять Чжаоди. А та знай твердила:
– Какую страшную смерть ты приняла, третья сестренка…
– Ну будет, будет, – нетерпеливо махнул рукой в ее сторону Сыма Ку. – Хватит плакать. Для таких, как она, жизнь – наказание, а после смерти они становятся небожителями.
– Всё из-за тебя! – бросила вторая сестра. – Придумал тоже – эксперименты с летающими людьми!
– Но ведь я взлетел, верно? – защищался Сыма Ку. – Вы, женщины, в таких серьезных вещах не разбираетесь. Начальник штаба Ма, распорядись, чтобы тело доставили домой, купили гроб и организовали похороны. Адъютант Лю, давай на гору, мы с советником Бэббитом прыгнем еще раз.
Сурок помог Чжаоди подняться и, важничая, обернулся к толпе:
– Давайте сюда, помогите.
Старшая сестра по-прежнему стояла на коленях, нюхая этот вонючий цветок – цветок, вобравший в себя запах Линди.
– Вам тоже не стоит убиваться, почтенная старшая тетушка, – запел Сурок и ей. – Почтенная третья тетушка вернулась в свою обитель, и все должны радоваться…
Он еще не договорил, а Линди уже вскинула голову и уставилась на него с таинственной усмешкой. Сурок пробормотал что-то еще, но продолжить не решился и торопливо смешался с толпой.
Улыбаясь и высоко подняв алый бутон, Лайди встала, перешагнула через тело сестры и впилась взглядом в Бэббита, вихляясь в своем просторном черном халате. Двигалась она как-то беспокойно, словно ей не терпелось опростаться. Сделав несколько семенящих шажков, она отбросила цветок, бросилась к Бэббиту, обняла его за шею и сильно прижалась к нему всем телом, бормоча, словно в горячечном бреду:
– Умираю… Не могу больше…
Бэббиту стоило большого труда вырваться из ее объятий. На лице у него выступили капельки пота.
– Не надо… Я люблю не тебя… – выдохнул он, мешая иностранные слова с китайскими.
Словно сучка с налившимися кровью глазами, старшая сестра изрыгнула целый набор непотребных слов и, выпятив грудь, снова бросилась к Бэббиту. Тот неуклюже уклонился от ее наскока и раз, и два, но в конце концов укрылся за спиной шестой сестры. Та вовсе не желала служить ему укрытием и стала крутиться, как собачонка, к хвосту которой малец, решивший сыграть с ней злую шутку, привязал колокольчик. Лайди ходила кругами следом, а Бэббит, пригнувшись, все так же прятался за Няньди. Так они и ходили друг за другом. У меня даже голова закружилась от мелькавших перед глазами торчащих задниц, воинственно выпяченных грудей, блестящих затылков, потных лиц, неуклюжих ног… В глазах рябило, в душе царило смятение. Вопли старшей сестры, выкрики шестой, тяжелое дыхание Бэббита, двусмысленное выражение на лицах окружающих. Солдаты взирали на все это с сальными улыбочками, разинув рты, подбородки у них подрагивали. Наши козы с моей во главе самостоятельно выстроились гуськом и неторопливо потянулись домой, каждая с полным выменем. Поблескивали боками лошади и мулы. С испуганными криками кружили над головами птицы: видать, где-то тут у них гнезда с яйцами или птенцами. Вытоптанная трава. Сломанные стебли полевых цветов. Пора распутства. Наконец второй сестре удалось ухватить Лайди за халат. Та вырывалась что было сил и тянулась руками к цели – к Бэббиту, не переставая изрыгать непристойности, от которых народ аж в краску бросало. Халат порвался, обнажив плечо и часть спины. Повернувшись к старшей сестре, Чжаоди закатила ей пощечину, и та сразу замерла. В уголках рта выступила белая пена, глаза остекленели. Вторая сестра продолжала хлестать ее по лицу, с каждым разом все сильнее. Из носа Лайди потекла темная струйка крови, сначала на грудь свесилась, подобно подсолнуху, голова, а потом она рухнула всем телом.
В полном изнеможении Чжаоди опустилась на землю и долго не могла отдышаться. Потом шумное дыхание перешло в рыдания. При этом она колотила себя по коленям в такт всхлипываниям.
Лицо Сыма Ку выражало явное возбуждение. Он не сводил глаз с обнаженной спины старшей сестры, тяжело дышал и без конца вытирал ладони о штаны, словно замарал их так, что и не оттереть.
Глава 21
Свадебный ужин начался в свежепобеленной церкви уже в сумерки. С балки свешивалась гирлянда лампочек, и было светло как днем. В маленьком дворике перед церковью грохотал какой-то механизм, он давал таинственный электрический ток, который шел по проводам и перетекал в лампочки. Их яркий свет разгонял темноту и привлекал мотыльков. Они обжигались, налетая на лампочки, и падали замертво на головы офицеров батальона Сыма и знатных жителей Даланя. Сыма Ку, сияющий, в военной форме, поднялся со своего места во главе стола.
– Братья, уважаемые господа, – прочистив горло, громко начал он. – Мы собрались сегодня на торжественный ужин, чтобы отметить брак уважаемого друга Бэббита и моей младшей свояченицы Шангуань Няньди. Это чрезвычайно радостное событие, и прошу приветствовать его аплодисментами.
Все с энтузиазмом захлопали. Рядом с Сыма Ку в белом костюме с маленьким красным цветком в нагрудном кармане сидел улыбающийся во весь рот молодой американец Бэббит. Соломенные волосы, смазанные арахисовым маслом, блестели, словно собакой облизанные. Возле него восседала Няньди: в белом платье с открытым воротом, который не скрывал ложбинку между грудей. Рот у меня был полон слюны, а у восьмой сестренки он был сухой, как луковая шелуха. Днем, во время свадебной церемонии, мы с Сыма Ляном шли за Няньди с длинным шлейфом в руках, будто хвост фазана несли. В волосах у нее торчали две увесистые чайные розы, лицо густо напудрено, но разливавшееся по нему торжество было не скрыть даже под пудрой. Счастливая ты, Няньди, просто слов нет: тело Птицы-Оборотня еще не остыло, а ты уже за американца выскочила! На душе было невесело. Бэббит подарил мне острый ножик с пластмассовой ручкой, но все равно невесело. Лампы эти электрические – гадость страшная, просвечивают ее белое платье насквозь, белые груди с красными вершинками видны как на ладони, все на них только и пялятся. Я-то вижу, что мужчины глаз оторвать от них не могут, даже Сыма Ку и тот нет-нет да покосится в ее сторону. Делают вид, что им все равно, а сами просто из штанов выпрыгивают, чуть не хвостом виляют. Так и хочется обругать кого-нибудь, но вот кого? Бэббита отчестить, что ли, сволочь такую?.. Сегодня вечером ты круче всех. Взмокшая ладошка крепко сжимает в кармане маленький острый ножик. А что, если выскочить да исполосовать ей все платье этим ножичком, а потом сдернуть его – вот будет зрелище! До напыщенных ли речей будет Сыма Ку? До взволнованности ли будет Бэббиту? А уж Няньди-то будет счастлива… Соберу всё и спрячу. Может, в стогу сена? Нет, не годится, ласка доберется. В дырке в стене? Оттуда крысы вытащат. А если на дереве, на развилке ветвей – сова унесет… Кто-то легонько ткнул меня в спину. Сыма Лян. В белом костюмчике, как у меня, черная бабочка на шее. Наряд абсолютно такой же.
– Младший дядюшка, сел бы ты. А то один только и стоишь.
Я тяжело опустился на скамью, вспоминая, когда это я встал и зачем. Ша Цзаохуа тоже очень нарядная, во время свадебной церемонии она держала большой букет полевых цветов и потом вручила его Няньди. А сейчас, пользуясь тем, что все присутствующие внимают разглагольствованиям Сыма Ку, а взоры мужчин устремлены на грудь Няньди, что все вдыхают ароматы расставленного на столе угощения и мысли их где-то далеко, Цзаохуа, как маленький вороватый котенок, протянула лапку к подносу с мясом, схватила кусочек и сунула в рот, сделав вид, что вытирает под носом.
А Сыма Ку продолжал. В руке у него был бокал с рубиновым виноградным вином, специально купленным для этого случая в Дацзэшани93, – он так долго держал его поднятым, что рука у него, наверное, дрожала.
– Мистер Бэббит, – вещал он, – спустился к нам с небес, просто свалился оттуда. Как он умеет летать, все убедились воочию; он же провел электрическое освещение, что у вас над головами. – И Сыма Ку указал на висящие на балке лампочки. Все на время оторвались от умопомрачительно пухленьких, неимоверно притягательных, распространяющих какое-то вдохновение грудок Няньди и глянули на яркий, режущий глаза свет. – Это электричество, оно добыто там, где обитает бог-громовержец. С тех пор как среди нас появился Бэббит, в нашем партизанском отряде все, можно сказать, идет как по маслу, удача на его стороне, это мастер, каких поискать. Немного погодите, и он покажет вам такое, что глаза на лоб полезут. – И, повернувшись, указал на возвышение, с которого когда-то проповедовал пастор Мюррей, а позже рассказывала об антияпонском сопротивлении барышня Тан из батальона подрывников; теперь же там, на стене, висело белоснежное полотнище. – Мы считаем, против такого таланта ничто не устоит. Война Сопротивления закончилась победой, и мистер Бэббит собирается домой. Это никуда не годится, и мы должны предпринять все усилия, чтобы уговорить его остаться. Поэтому я обеими руками за то, чтобы выдать за него свою младшую свояченицу, прекрасную, как небожительница. Ну а теперь предлагаю всем поднять бокалы и выпить за счастье мистера Бэббита и барышни Шангуань Няньди – ганьбэй, до дна!