[179]. Другой, всемирно известный путешественник Н.М. Пржевальский в своем отчете об исследованиях Восточного Туркестана утверждал, что «имеется много счетов, чтобы свести их с нашим заносчивым соседом, и мы должны показать, что русский дух и русская отвага не имеют сравнений, будь то дома или на Дальнем Востоке». Он ссылался на крупнейшего отечественного юриста Ф.Ф. Мартенса, который оправдывал аннексию азиатских территорий следующим изречением: «Международное право неприменимо к дикарям»[180].
Сравнивая шаги петербургского и лондонского Кабинетов по контролю над деятельностью «игроков» на местах с помощью административных и финансовых методов, не стоит упускать из виду систему перекрестной проверки информации, поступавшей из различных источников, созданную в обеих империях к концу XIX в., когда координирующими органами выступили Военно-Ученый Комитет Главного штаба в России и Комитет имперской обороны в Великобритании. Одновременно скрытая от посторонних глаз тайная разведывательная деятельность проходила за кулисами шумных пропагандистских кампаний в британской и российской прессе, направленных на формирование желательного для властных элит отношения общественности к тому или иному внешнеполитическому акту.
В заключении надо особо отметить, что, как уже неоднократно отмечалось, представители азиатских народов также принимали самое непосредственное участие в Большой Игре, выступая в роли топографов, разведчиков на местности и информаторов колониальных администраций. Они нанимались британскими и российскими властями, чтобы проводить главным образом первичное обследование местности, особенно в трудно доступных горных и пустынных районах, где само появление европейцев являлось небезопасным для их имущества и жизни. Сбор сведений об изменении ситуации внутри страны и интригах внешних сил также входил в круг их обязанностей[181]. Получая деньги из специальных фондов, большинство таких информаторов регулярно пересекали приграничные зоны под личиной торговцев, паломников к святым местам или нищих дервишей. По словам индийского историка, главным критерием для рекрутирования колониальными властями жителей северо–3ападных районов Индостана для осуществления разведывательных операций выступали их грамотность, умение ориентироваться на местности, а также хорошее знание образа жизни непальцев, тибетцев и других народов, проживавших в высокогорных областях. Обучавшиеся в специальной школе, расположенной в местечке Дехра-Дан, будущие британские секретные агенты должны были хорошо разбираться в топографии и ландшафтоведении, уметь пользоваться элементарными приборами для ориентирования и натурной съемки местности: компасом, секстантом и т. д., а также владеть простейшей криптографией для занесения собранной информации в свои полевые записные книжки (речь о туземных агентах пойдет в следующих главах)[182]. В свою очередь русские власти организовали школы переводчиков сначала в Урге (1864 г.), а затем в Кульдже (1875 г.), которые продолжали функционировать вплоть до начала Первой мировой войны[183].
Кроме государственных чиновников, географов-путешественников, выполнявших параллельно разведывательные функции, и просто искателей приключений, стремившихся к славе и наживе, преимущественно косвенное, но иногда и самое прямое участие в Большой Игре принимали бизнесмены, такие, как барон Рейтер, талантливые и прекрасно осведомленные, хотя и не всегда корректные в своих описаниях, журналисты, как, к примеру, Чарльз Марвин или Валентин Чайрол; общественные деятели, как мадам Ольга Новикова, вошедшая в историю под несколько ироничным прозвищем «член Парламента от России» (the МР for Russia). Не будет преувеличением констатировать, что все они, хотя и в разной степени, оказали влияние на динамику русско-британских отношений викторианской и эдвардианской эпохи[184].
Краткий обзор мотивов и участников Игры следует, безусловно, дополнить характеристикой ее основных регионов.
Прежде всего, обращает на себя внимание колоссальная протяженность территории, где разворачивалось соперничество двух империй между Каспийским морем и Тихим океаном. Этот фактор обусловил темпоральное несовпадение событий Большой Игры в отдельно взятых странах. Анализ ее генезиса и последующей эволюции подтверждает гипотезу автора о том, что территория Центральной Азии вообще, а Персии и Афганистана в частности, стали ее естественными стартовыми «площадками», выступая геостратегическим мостом между Европой, Восточной Азией и Индостаном. Как справедливо отмечал известный австрийский географ Фридрих фон Хеллвальд: «Как покоритель Туркестана, Россия сможет осуществить проникновение в Китай через Южную Монголию, непосредственно связав свои владения на Амуре с Центральной Азией. Это укрепило бы русское влияние, чего Британия очень сильно опасается в ходе борьбы за подчинения Китая и извлечения из его эксплуатации беспрецедентных прибылей, продолжая рассматривать сближения России с Востоком как явную аннексию новых территорий»[185].
Однако прежде чем активизировать политику на Среднем Востоке требовалось добиться полного «замирения» Кавказа. По мнению князя Барятинского, высказанному в 1857 г., «если Государь желает воспользоваться теперешними обстоятельствами (то есть восстанием в Индии, ослаблением Турции, дружественным расположением к нам Франции и Персии), то все-таки первым делом должно быть утверждение наше на Кавказе. Когда эта цель будет достигнута, тогда явится само собой и преобладание наше на Востоке. Добиваться же того, минуя Кавказ или перешагивая через него, также безрассудно и нелепо, как и естественно невозможно»[186].
Источники опровергают мнение некоторых зарубежных историков о том, что Крымская война 1853–1856 гг. не инициировала, а реанимировала Большую Игру[187]. Когда вооруженные действия на Кавказе были в полном разгаре, наблюдатели по обе стороны Атлантического океана советовали Уайтхоллу направить экспедиционный корпус численностью до 40–50 тыс. солдат и офицеров на помощь свободолюбивым северо-кавказским инсургентам, сражавшимся против царских «сатрапов». Один из британских военных журналистов озвучил аргументы в пользу этой достаточно рискованной операции: «После очищения Кавказского перешейка от вторгшихся туда московитов, в нашем распоряжении окажется большая масса прекрасной опытной кавалерии, чтобы сразу же нанести тяжелый удар по врагу. Россия открыта для нашей армии, и мы способны угрожать одновременно Москве, Севастополю, Одессе, а также тылу русской армии в устье Дуная»[188].
В этих условиях для Николая I и его министров было немыслимым ринуться в какую-либо военную авантюру в Центральной или Восточной Азии, за исключением осуществления коротких разведывательных экспедиций. Хотя представляется очевидным, что Большая Игра была не в последнюю очередь порождена результатами русско-турецкой и русско-персидской войн 1827–1828 и 1828–1829 гг., впрочем, как и англо-афганского конфликта 1839–1842 гг. Характерно, что Д. Уркварт, яростный обличитель «агрессивной политики царизма», высказался по поводу внутреннего положения Османской империи и Персии: «Небольшое население (Северного Кавказа. — Е.С.) без руководства со стороны западных наций и мудрых указаний своих правительств все же оказало услугу Человечеству (своим длительным сопротивлением. — Е.С.). Начинается реальная новая борьба именно с этого пункта»[189].
Интервенция коалиции держав во время Крымской войны во многом предопределила заключительную фазу кампании на Кавказе. Хорошо известное происшествие со шхуной Виксен и другие попытки ряда британских и международных авантюристов доставить военные материалы лидерам мусульманского сопротивления вместе с их субсидированием на регулярной основе превращало завоевание Кавказа в необходимую предпосылку успешной азиатской политики России[190].
Серия преобразований, осуществленных наместником князем Барятинским и Милютиным как начальником штаба Кавказского корпуса, позволила русским одержать победу над инсургентами, ведомыми легендарным имамом Шамилем в 1859 г. К 1863–1864 гг. царские войска подавили последние очаги сопротивления на Северном Кавказе. Таким образом, многолетняя война на истощение завершилась, а победоносные полки численностью несколько десятков тысяч солдат и офицеров, получивших бесценный боевой опыт, были готовы для выполнения монаршей воли, будь то подавление очередного восстания в Польше, утверждение русского присутствия на Дальнем Востоке или продвижение к берегам Индийского океана.
Спешные приготовления к проникновению в Азию обусловили как для русских, так и британцев, используя современную терминологию, необходимость создания минимально необходимой логистической инфраструктуры на территории приграничных зон. Поэтому проводилось их топографическое изучение, строились грунтовые дороги, реконструировались военные посты и крепости, создавались склады амуниции, вооружения и боеприпасов, хотя большинство этих мер не носили системного характера.
В последнем случае именно Персия приобретала ключевое значение. Согласно статьям Гюлистанского и Туркманчайского договоров 1813 и 1829 гг. Россия получила привилегию учреждать свои консульства в провинциальных центрах шахского государства, тогда как Англии удалось заключить военный союз с Тегераном в 1814 г. с целью умерить пыл афганских правителей в попытках захватить северо-индийские княжества. Спустя два десятилетия на горизонте международных отношений в Азии возникла перспектива формирования антироссийской коалиции в составе Османской империи, Персии и Великобритании. Как считали в Петербурге, Лондон мог прибегнуть к этой комбинации, чтобы остановить русских на дальних подступах к странам Среднего Востока, используя волну русофобии, которая распространялась в британском обществе благодаря памфлетам полковника Джорджа де Лэси Эванса и других авторов, опасавшихся интриг царских агентов поблизости от Индии (подробнее об этом будет рассказано в следующей главе)