К началу 1850-х гг. расстояние между русскими и британскими пограничными постами на Среднем Востоке сократилось до 1 тыс. км, что было в пять раз меньше, чем в начале XVIII в.[232] Подготовка обеих сторон к Большой Игре завершалась. Последовавший вскоре кровопролитный военный конфликт между Российской империей и Соединенным Королевством означал наступление новой эпохи, когда правящие элиты двух держав, проникнутые стремлением расширить колониальные владения на пространствах Евразии, приступили к насильственному вовлечению восточных деспотий в глобальную систему политических, экономических и социо-культурных отношений.
Глава 2.Российский вызов и британский ответ, 1856–1864
Россия не сердится.
Россия просто сосредотачивается.
Англия, Англия, Англия,
Окруженная океаном и небесами,
И сила мира,
И душа человечества,
И надежда, которая никогда не умирает.
На протяжении почти всего XVIII в. англичане вносили существенный вклад в становление и развитие молодого российского военно-морского флота, оказывая содействие экспедициям, следовавшим из Балтийского моря в Средиземное. Неслучайно поэтому многие русские моряки, начиная с известных флотоводцев и заканчивая рядовыми матросами, относились к своим британским коллегам по профессии с уважением и даже восхищением, памятуя о победах адмирала Нельсона в сражениях против французов[233].
Однако восприятие российской властной элитой Великобритании как первой морской державы мира не препятствовало царским стратегам лелеять мысль о марше на Индию, которая, по мнению большинства военных и дипломатических экспертов, представляла собой «наиболее уязвимый пункт, чувствительный нерв, одно прикосновение к которому, возможно, легко заставит правительство Ее Величества изменить свою враждебную политику по отношению России и продемонстрировать желаемое согласие по всем тем вопросам, где наши интересы могут сталкиваться»[234].
Экономическое, а чаще всего геостратегическое значение Индии являлось любимым предметом обсуждения как специалистов, так и публицистов в столицах Европы. Начиная с периода Семилетней войны 1756–1763 гг., когда был заложен фундамент будущего британского господства в Южной Азии, Ост-Индская компания постепенно трансформировалась из преимущественно торгового предприятия в политического и административного агента короны. Войны против племен на северо–3ападе Индостана в 1839–1849 гг., которые формально вела Компания, а фактически сам лондонский Кабинет, привели к окончательному подчинению полуострова англичанам.
Документы свидетельствуют, что управление Раджем рассматривалось подданными королевы Виктории как естественное право, дарованное им Провидением. Индия представлялась британцам необходимой составной частью их империи по нескольким причинам: прежде всего, в качестве стратегической базы для дальнейшего продвижения вглубь Азии; далее, как неограниченный рынок для британских товаров, особенно текстиля; наконец, в виде источника финансовых поступлений, необходимых для индустриализации метрополии и повышения благосостояния подданных британской короны. Кроме того, контроль над разнообразными природными ресурсами обширного полуострова, который даже называли субконтинентом, символизировал престиж Британии в качестве глобальной державы, тогда как туземная армия под командой англичан служила надежным стражем ее внешних границ. «По общему признанию, оборона Индии была сама по себе тяжелой стратегической ношей на плечах Британской империи, — отмечали кембриджские историки Р. Робинсон и Дж. Галлахер, — но для викторианских государственных деятелей она казалась особым дополнением к военно-морской силе королевства»[235].
Неудивительно, поэтому, что любая угроза Индии со стороны других держав, будь то Франция, Россия или Япония, гипотетически и в реальности, неизбежно становилась кошмаром для британского истеблишмента, а защита Индостана от потенциального агрессора приобрела характер навязчивой идеи в сознании имперской властной элиты. Вот почему всякие события в непосредственной близости от Индии воспринимались Лондоном и Калькуттой через призму безопасности индийских владений. Победа России в Кавказской войне, активизация в северо–3ападных провинциях Персии, начало продвижения на юг и юго-восток от Аральского моря и давление на ханства Центральной Азии вызывали тревогу как в метрополии, так и в «жемчужине» ее колониальных владений — Индии, ведь Британия выступала в регионах Среднего Востока одна, не имея возможности руководствоваться в своей политике концепцией баланса сил, что ей удавалось делать в Европе и на Ближнем Востоке[236]. Именно эта неопределенность, по нашему мнению, и вызвала к жизни Большую Игру, так как для обеих держав казалось необходимым установить пределы своего продвижения в Евразии, обеспечив народы, признавшие лидерство Англии или России, своеобразной «дорожной картой» их интеграции в сообщество цивилизованных стран.
Парадоксально, но первый документально установленный проект похода на Индию был представлен на рассмотрение Екатерины II не каким-либо российским военным стратегом, а принцем Нассауским в 1791 г. Некий французский штабной офицер, автор этой схемы, предложил атаковать британские владения через Бухару и Кашмир. Однако князь Потемкин, к мнению которого прислушалась императрица, назвал план бессмысленной авантюрой[237]. Тем не менее, русский двор вернулся к рассмотрению этой идеи десять лет спустя, когда 24 января 1801 г. Павел I приказал атаману Войска Донского генералу Орлову, начать приготовления к маршу. Император мотивировал свое решение следующим образом: «Англичане имеют у них [индийских князей] свои заведения торговые, приобретенные или деньгами или оружием, то и цель всё сие разорить и угнетенных владельцев освободить, и лаской привести России в ту же зависимость, в какой они у англичан, и торг обратить к нам....»[238]
Хорошо известно, что убийство Павла в ходе дворцового переворота стало причиной отзыва экспедиции уже через два месяца после ее начала. Однако этот эпизод впоследствии неоднократно использовался европейскими публицистами для изображения России в качестве потенциального агрессора на Востоке, остановить которого была способна только «владычица морей». Особенно интенсивно жупел «русской угрозы» эксплуатировался политиками и журналистами в те периоды, когда сторонники наступательного курса в Англии брали верх над приверженцами политики искусного сдерживания. Именно о «форвардистах» говорил в середине 1880-х гг. Александр III в беседе с близким ко двору князем В.П. Мещерским. По воспоминаниям последнего, на его вопрос об английских чувствах к России, император ответил: «Англичане как отдельные личности очень симпатичны, но как нация — они инстинктивно нас не любят, и не любят потому, что боятся нас из–3а Индии. Это у них idee fixe, которую вы ничем из головы не выбьете. А забил англичанам в голову эту idee fixe Павел Петрович. С минуты, когда Павел I выронил слова «поход на Индию», слова эти засели в англичанах навсегда. И отсюда неприязнь к России»[239].
В личном плане Александр I, занявший престол после смерти своего отца, относился скептически к возможной кампании против Индии, хотя он внимательно выслушал заманчивые предложения, сделанные ему Наполеоном во время исторического тильзитского рандеву 1807 года. Спустя два десятилетия нарастание международной напряженности вокруг черноморских проливов и Ближнего Востока повлияло на решение упоминавшегося полковника Дж. де Лэси Эванса опубликовать свои русофобские памфлеты, речь о которых шла в предыдущей главе. Их автор был твердо убежден, что русские постоянно заняты подготовкой захвата Константинополя и наступления на Индию. По мнению Эванса, такие естественные препятствия между Уральскими горами и Каспийским морем, как засушливые степи и бескрайние пустыни, отнюдь не являются непреодолимыми барьерами для казаков на пути к цветущим оазисам Бухары, Самарканда или Герата. Чтобы остановить возможный прорыв, британский полковник рекомендовал своему правительству блокировать важнейшие российские порты и высадить десант на побережье Черного моря, действуя в коалиции с Персией[240].
Другие авторы стремились выступить с близкими к изложенным разоблачениями агрессивных устремлений России. В качестве иллюстрации позволим себе вновь процитировать мнение посланника в Тегеране Дж. Макнейла, на брошюру которого о позициях России в странах Востока мы ссылались ранее. Рассматривая Персию как ключ к обороне Индостана, он писал в 1836 г., что абсолютное распоряжение ее ресурсами со стороны русских способно нарушить систему управления Индией. Согласно прогнозам Макнейлла, продвижение России на Восток изменит всю геополитическую конфигурацию, сделав затраты непосильными для бюджета Великобритании: «С момента, когда она (Россия. — Е.С.) займет это положение, настанет необходимость так усилить нашу армию в Индии, особенно ее европейскую составляющую, чтобы быть подготовленными к неожиданностям, обусловленным указанной близостью.
Это приведет к увеличению расходов, которые станут постоянными, потому что, если бы Россия оказалась в Герате, мы бы не смогли посылать свои войска морем также быстро, как она делала бы это на суше»