[362]. Например, Р. Джонсон делает акцент на сочетании географических исследований и разведывательной деятельности: «Их (пандитов. — Е.С.) достижения рассматривались до последнего времени исключительно в сфере географии, но мало сомнений в том, что истинная подоплека топографической работы имела много общего с добыванием разведывательной информации и гораздо менее была связана с расширением знаний для каких-то научных целей»[363].
В то же время секретные миссии, которые выполняли мусульмане, состоявшие не только на британской, но и на русской службе, известны историкам недостаточно. Поэтому любые документальные свидетельства вызывают повышенный интерес, как, скажем, записка генерал-майора М.И. Венюкова, известного русского путешественника и военного топографа, чьи исследования Азии можно сравнить с аналогичной работой, проведенной А. Вамбери для англичан. В частности, перечисляя наиболее значимые экспедиции, состоявшиеся по инициативе Главного штаба с 1856 по 1871 г., Венюков упомянул путешествия двух мусульман — некоего Абдул Меджида в 1860 г. и Мохамеда Абдул Хамида в 1863 г., причем первый из них исследовал маршрут от Пешавара до Коканда, тогда как второй произвел топографическую съемку дороги от Кашмира до Яркенда. Важно, что Мохамед Абдул Хамид методично фиксировал всех встреченных им англичан и агентов-индусов на британской службе, которых ему удавалось «расшифровать» во время поездки[364].
Эти и многие другие документальные источники подтверждают вывод о том, что правящие круги, эксперты в столицах и «игроки» на местах высказывали различные мнения относительно проведения наиболее эффективной азиатской политики в контексте Большой Игры, особенно с началом ускорения темпов продвижения России к берегам Окса, как продолжали называть Амударью европейцы.
Глава 3.Дорога к Оксу, 1864–1873
Ни в коей мере не был дружественным взгляд, устремленный на экипаж белого человека. О, этот язык глаз! Именно через него я понял, что нашу расу временами даже не боятся, и всегда ненавидят.
Один из наиболее активных боевых командиров-туркестанцев генерал-майор Д.И. Романовский назвал период 1854–1867 гг. критически важной фазой реализации амбиций России в Центральной Азии[365]. Однако, с нашей точки зрения, принципиально значимым десятилетием в Большой Игре стал хронологический отрезок между 1864 и 1873 г., во время которого были покорены три ханства — Кокандское, Бухарское и Хивинское, а на большей части их территории создано Туркестанское генерал-губернаторство. При этом начало продвижения России к Амударье (Оксу) было положено наступлением на владения хана Коканда, а его завершающим аккордом явилась капитуляция хивинского правителя.
Вторжение русских отрядов в пределы Кокандского ханства обеспокоило скорее Калькутту, чем Лондон. Члены индийского правительства бомбардировали министра по делам Индии сэра Ч. Вуда шифровками об агрессивных планах Российской империи в Центральной Азии. Многие общественные деятели публиковали памфлеты о казаках, приближающихся к границам Раджа. Несмотря на провал попытки царских войск захватить Ташкент сходу, вице-король лорд Лоуренс и его министры с тревогой сообщали в Лондон 22 ноября 1864 г., что «эмиссары, прибывшие из Коканда, при встрече с ними в Лахоре обратили наше (английских властей. — Е.С.) внимание на движение вперед, которое российская держава совершает в Центральной Азии, и ту угрозу, которую она создает для Кокандского государства, неспособного самостоятельно справиться с силами, посягающими на его суверенитет и даже само существование. Посланцы настаивали на помощи, которая требуется их стране, и особенно просили отправить британских офицеров и солдат для организации Кокандом вооруженного отпора....»[366].
Хотя вице-король по инструкциям из Лондона воздержался от оказания широкомасштабного вооруженного содействия кокандцам, британские власти попросили эмиссаров «подобрать способных и энергичных молодых людей» для отправки в Индию с целью их обучения «в различных областях военной службы, для чего будут созданы все необходимые условия при получении согласия на это правительства Коканда»[367].
В свою очередь Форин офис устами министра иностранных дел лорда Расселла обратился к послу Ф.И. Бруннову с запросом о развитии ситуации вокруг ханства. Отвечая на него, представитель России озвучил позицию петербургского правительства относительно его решимости положить конец вторжениям отрядов «степных бандитов» с кокандской территории, равно как и необходимости обеспечить защиту торговых путей от нападений воинственных племен на торговые караваны и мирные поселения в приграничной зоне. К тому же Бруннов указал на то, что британская администрация сталкивается с аналогичными вызовами во многих азиатских странах, включая «пояс полунезависимых малых горных княжеств на северо–3ападе Индостана». Однако он воздержался от конкретизации пределов, которые русские намерены достичь в Центральной Азии[368].
Следует заметить, что еще в январе 1863 г. секретарь политического резидента Великобритании в Пенджабе Р. Дэвис составил обзор состояния торговли между европейским государствами, Китаем и странами Центральной Азии для своего шефа генерал-лейтенанта Р. Монтгомери. Примерно через два года военному агенту в Лондоне полковнику Н. Новицкому удалось получить этот документ, который он представил в виде приложения к своему еженедельному отчету в Главный штаб. Сравнивая русские и британские цели в сфере внешней торговли, Дэвис утверждал, что «товары и изделия из Европы должны и в значительной степени уже находят более широкий спрос на региональных рынках, когда они ввозятся из Индии, а не из России». Вывод, который он сделал в своем обзоре, гласил: «Мы уже убедились, что значительный объем торговли со странами Центральной Азии и повышенный спрос на товары из Европы и Индии существуют в реальности; мы также увидели, что, определяя Яркенд, Бухару и Герат в качестве врагов развития коммерции в Центральной Азии, мы практически более востребованы на рынках, чем Россия; нам следует поэтому не жалеть усилий для развития этой торговли и предпринять все от себя зависящее для устранения любых препятствий на ее пути»[369].
Отсюда становилась понятной озабоченность прежде всего англо-индийского правительства в связи с русским наступлением на Ташкент, самый крупный центр торговли, расположенный на Великом шелковом пути. В то же время, циркуляр Горчакова от 3 декабря 1864 г., речь о котором шла в предыдущей главе, открывал возможность осуществления цивилизаторской миссии в «полуварварских» средневековых ханствах в интересах других стран Европы. Ведь порядок и стабильность, которые царская администрация стремилась установить в регионе, объективно представляли для европейцев лучший выбор, чем хаос и правовой вакуум, не позволявшие сформировать там благоприятный инвестиционный климат[370].
Вот почему британские политики стояли перед дилеммой: с одной стороны, они не могли отрицать роль России как державы-цивилизатора в Азии, а с другой, — стремились всячески ограничить ее экспансию, опасаясь перехода обширных территорий и многочисленных народов под контроль своего главного геополитического соперника, способного, кроме того, интегрировать азиатские страны в систему международных политических и хозяйственных связей без участия Великобритании. Передовые статьи в Таймс служат ярким примером такого двойственного восприятия. Когда царские войска под командованием генерал-майора М.Г. Черняева безуспешно штурмовали Ташкент повторно в мае 1865 г., потеряв, по некоторым, оказавшимся завышенным данным, более 4 тыс. чел. убитыми и ранеными, корреспондент ведущей британской газеты, высказав сожаление в связи с этим печальным обстоятельством, счел все же уместным подчеркнуть: «Как бы ни было справедливым утверждение, что политика России традиционно агрессивна и что в Петербурге все еще размышляют над неопределенными проектами включения Востока в одну большую империю, на протяжении нескольких поколений такие проекты будут неизбежно представлять собой сумасбродную и невыполнимую мечту, а в условиях постоянно меняющейся политической компоненты власти, столь далеко идущие прогнозы не способны оказать влияние на действия разумных политиков…»[371]
Историография военных кампаний против ханств Центральной Азии насчитывает немало исследований российских и британских авторов, как современников описываемых событий, так и историков[372]. И хотя они подробно разбирали динамику процесса, его главные мотивы остаются по-прежнему дискуссионными. Представляется, однако, что завоевание азиатских территорий обеспечило колоссальный рост престижа Российской империи, что и создавало важнейший стимул для экспансии России на Востоке. При этом расширение русского влияния, впрочем, как и нередко британского, достигалось за счет комбинации силового давления, финансовых субсидий и ориентации на определенные социальные слои или конфессиональные группы, что будет показано ниже. К сожалению, нередко захват коканд-ских или бухарских городов и опорных пунктов сопровождался массовыми убийствами не только их гарнизонов, но и тысяч мирных жителей. Вот как, например, описывал один из таких эпизодов П.И. Пашино, журналист, востоковед, путешественник и секретный агент военного ведомства: «Чимкент (