Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии — страница 36 из 106

[454].

Роль Восточного Туркестана в Большой Игре

Восточный или Восточный Туркестан вошел в ареал Большой Игры с 1860-х гг. Оценивая специфику его географического положения, исследователи указывали на хребет Тянь-Шань, который разделяет эту территорию на два исторических региона — Джунгарию к северу с административным центром г. Кульджа и Кашгарию к югу со столицей в г. Кашгаре[455]. Еще в 1771 г. цинский император Цяньлун подчинил Восточный Туркестан своей власти. В то время как Джунгария была полностью разорена имперскими войсками, а ее жители, относившиеся к группе монгольских народов, вырезаны завоевателями, тюркское население Кашгарии, включая уйгуров как представителей наиболее многочисленного местного этноса, сохранили традиционный уклад жизни под властью империи Цин. По мере миграции кочевых племен в Джунгарию происходила тюркоизация и исламизация населения Восточного Туркестана. Любопытно, что с течением времени часть нетюрок, например, дунгане, также приняли ислам[456].

Четыре крупных административных центра, столько же средних по размеру населенных пунктов и двадцать три небольших оазиса Восточного Туркестана были окружены обширными пустынями, каменистыми степями и высокими горными хребтами, представлявшими собой природные барьеры, которые защищали эти земли от вторжений извне, за исключением долины реки Или — естественного прохода в горной цепи Тянь-Шаня. Известная с незапамятных времен своими месторождениями железных и медных руд, а также нефти и золота, долина Или являлась как бы продолжением Восточного Туркестана. Ее оседлое население выращивало зерновые культуры и хлопок-сырец. Статистика указывает на удвоение экспорта сырья из этой области в Российскую империю с 1852 по 1856 г.[457]

В 1861 г. чиновник англо-индийской администрации Р. Дэвис, упоминавшийся в этой главе, составил записку о природно-ресурсном потенциале стран, расположенных к северу от Британской Индии, и перспективах торговли с ними. Автор обратил внимание правительства на стратегическое значение Восточного Туркестана как опорной базы для распространения влияния на всю Внутреннюю Азию, рынок для фабричных изделий, а также средство давления как на империю Цин, так и Россию угрозой поддержки освободительного движения проживавших там народов под знаменем ислама. Документ содержал прогноз коммерческой и политической экспансии европейских держав, особенно, России, в один из наиболее труднодоступных регионов мира. Примечательно, что спустя всего лишь пять лет торговый оборот Раджа с Восточным Туркестаном превысил 100 тыс. рупий, а к 1868 г. он уже достиг 1 млн. 38 тыс. рупий[458].

Согласно цинским историческим хроникам, антиправительственные выступления под исламскими лозунгами происходили там с завидной регулярностью. Только в первой половине XIX в. на территории Восточного Туркестана было зарегистрировано четыре крупных восстания местного населения. Кроме того, проникновение туда отрядов тайпинов в 1862 г. спровоцировало очередной конфликт между влиятельными тюркскими и ханьскими кланами[459]. Вскоре он вылился в восстание уйгуров, дунган и других мусульман против цинских властей. Его участники вырезали китайские семьи, вынудив избежавшее этой участи немусульманское население спешно покинуть мятежную провинцию[460]. Вот как Милютин в одном из посланий Горчакову характеризовал последствия этих погромов для ситуации на границах Русского Туркестана: «Занятие дунганами Кульджи и Чугучака (в 1866 г. — Е.С.), как известно Министерству иностранных дел, поставило всю пограничную с Китаем часть Семипалатинской области в весьма невыгодное положение. Полная неурядица, господствующая ныне в Тарбагатайской и Илийской провинциях, составляет постоянную приманку для наших киргизов, которые пользуются всяким удобным случаем, чтобы перейти границу и принять участие в грабежах дунганей, вызывая тем возмездие… и вторжения китайских киргизов, присоединив к тому набеги дунганей, постоянные переходы к нам ищущих спасения китайских подданных, общее напряженное состояние всего пограничного населения… При этом есть основание опасаться, что дунгане, одушевленные, как известно, сильнейшим мусульманским фанатизмом, оправившись от своей борьбы с китайцами, могут сделаться опасными для нашего господства в степи, что подтверждается нападением, которые они решались делать не только на наших киргизов, но и на наши отряды»[461].

Навстречу беженцам, спасавшимся от от восставших мусульман, двигались те люди, которые отказались подчиниться царским властям в покоренных ханствах. Часть из них направилась в Восточный Туркестан, где постепенно на авансцену выдвинулся некто Якуб-бек, происходивший из состоятельного таджикского рода и служивший на протяжении двух десятилетий в качестве военного командира различным правителям Центральной Азии[462]. Дело в том, что с ослаблением цинской власти на территории Восточного Туркестана возникли семь небольших княжеств вокруг укрепленных городских центров. Именно тогда и наступило благоприятное время для авантюристов вроде Якуб-бека, не боявшихся рисковать жизнью. Оставив своего бывшего патрона — хана Коканда, силы которого были разгромлены русскими, этот не лишенный военных и административных способностей, хотя и жестокий военачальник захватил власть в одном из таких княжеств в 1867 г., а затем постепенно подчинил своему влиянию остальные государственные образования, «экспортируя исламскую революцию» даже в собственно китайские провинции Шаньси и Ганьсу. К 1870 г. Якуб-беку удалось очистить от цинских войск и администрации практически весь Восточный Туркестан и прекратить междоусобные распри местной знати, а в конце 1873 г. объединить вассальные территории в эмират Йеттишар, или Страну семи городов[463]. «Его правление было теократическим, а структура созданного им государства напоминала политический режим раннего халифата. Строгое следование принципам Корана было обязательным (для населения. — Е.С.)», — констатировал британский историк[464].

Следует иметь в виду, что еще в октябре 1864 г. российские и цинские представители подписали так называемый Чугучакский протокол, который в развитии Пекинского договора 1860 г. фиксировал рубежи двух империй в Центральной Азии и регулировал их приграничную торговлю[465]. Как писал А. Вамбери в одной из работ, «все же нельзя забывать о том, что вопрос заключается не в обладании тысячью квадратных миль или несколькими миллионами жителей, а скорее в возрождении великого древнего торгового пути из внутреннего Китая на запад, который процветал до конца средних веков, и превращении его в могучий и плодотворный канал, несущий благословение и изобилие огромному телу Российской империи»[466].

Однако появление нового сильного исламского государства грозило нарушить баланс сил на востоке Центральной Азии, там, где встречались границы трех империй — Российской, Цинской и Британской. Каждая из них явно не желала, чтобы государство Якуб-бека попало под влияние соперников. Если Цинская империя стремилась восстановить свой контроль над Восточным Туркестаном, то царское правительство было заинтересовано в поглощении Семиречья — области, граничившей с Джунгарией, а англо-индийские власти не желали допустить интриги русских агентов в Йеттишаре, дальнейшее усиление которого создавало угрозу безопасности Раджа на северном фланге его обороны и блокировало линии коммуникации между Китаем и Индией. Необходимо также отметить, что торговые палаты и ассоциации промышленников в Манчестере, Лидсе, Брэдфорде, Галифаксе, Ливерпуле, Бристоле и Глазго, которые вели дела со странами Среднего Востока, настойчиво требовали от министерства по делам Индии как можно скорее открыть эту часть Туркестана для британских изделий. Вот почему правительства России и Англии, опасавшиеся неконтролируемого распада Поднебесной империи, первоначально отнеслись с большой осторожностью к попытке сецессии и образованию нового мусульманского государства под властью Якуб-бека[467].

Одновременно Лондон и Санкт-Петербург не оставляли надежды переиграть друг друга в этом регионе, для чего на протяжении второй половины 1860-х — первой половины 1870-х гг. в Кашгар было командировано несколько русских и британских военно-дипломатических миссий. 6 января 1866 г. командующий Западно-Сибирским округом генерал-лейтенант Хру-щов докладывал Милютину: «По сведениям, доставленным из Намангана и Уч-Турфана, англичане отправили ученую экспедицию из Кашмира к пределам Восточного Туркестана. Экспедиция уже успела пробраться через Бадахшан к озеру Сарыколь, занимаясь внимательным осмотром страны и также разведкой путей и горных проходов»[468].

Через год некто К. Павлинов, российский консул в Кульдже, сообщал директору Азиатского департамента МИД Стремоухову о британских эмиссарах, посетивших интересующий нас регион: «Англичане в большом числе, будто бы около 600 человек, прибыли из Кашмира в западную (очевидно, описка автора. — Е.С.) часть Туркестана, называемую некоторыми Кашгарией, для переговоров с Якуб-беком об открытии торговли в Туркестане, по какому предмету состоялось у них соглашение, и англичане будто бы обещали Якуб-беку поддержку против Буркан-у-Дина (владетеля округов Аксу, Куч и отчасти Турфана в восточной части Восточного Туркестана. —