[664]. С точки зрения предмета нашего исследования, интерес представляют попытки некоторых британских колониальных администраторов найти поддержку у жителей Кафиристана в борьбе с пуштунскими племенами[665]. Дело в том, что по сообщениям туземных разведчиков, включая упоминавшихся пандитов, которым удавалось время от времени проникать в малодоступные горные долины Гиндукуша, автохтонное население Кафиристана было светлокоже и имело русые волосы, почитая многих богов, но не Аллаха, как это делали соседние племена, принявшие ислам. Поэтому уже после второй англо-афганской войны специальная миссия во главе с У. Локкартом была направлена индийским правительством в Кафиристан с заданием собрать все возможные сведения о его загадочных обитателях. Любопытно, что Первый корпус индийских скаутов рекрутировался в 1878 г. также из жителей Кафиристана, главным образом афридов, чтобы с их помощью взять под защиту важный в военном и торговом отношении Хайберский перевал[666].
С началом британского вторжения в Афганистан эмир Шер Али пригласил генерал-майора Н.О. Разгонова, оставленного Столетовым в качестве главы российской миссии, и попросил его ускорить прибытие обещанных русских войск для отражения агрессии. Однако ничего определенного Разгонов сообщить афганскому властителю не смог. По мере продвижения англичан к столице Шер Али-хан посылал все более отчаянные просьбы о помощи генерал-губернатору Кауфману, а затем направил в Ташкент посольство, членам которого царские власти заявили, что наилучшим выходом из создавшегося положение явилось бы принятие эмиром условий англичан и заключение с ними компромиссного соглашения. Будучи спрошенный правителем, какие действия следует предпринять в случае оккупации страны англо-индийскими войсками, Разгонов посоветовал эмиру начать партизанскую войну против интервентов[667]. Глубокой ночью 13 декабря 1878 г. последние представители военно-дипломатической миссии России спешно покинули Кабул в направлении пограничного городка Мазари-Шариф. Незадачливому эмиру ничего не оставалось делать, как последовать за своими покровителями на территорию Русского Туркестана, где он скончался 20 февраля следующего года. Как записал Милютин в своем дневнике еще 25 октября 1878 г., «по возвращении графа Шувалова (посла России в Великобритании. — Е.С.) в Лондон предполагается сделать попытку к восстановлению прежних полюбовных (?) соглашений с Англией по делам Средней Азии в тех видах, чтобы по возможности отклонить какое-либо решительное со стороны Англии препятствие против Афганистана, независимость которого существенно необходима для поддержания в Азии равновесия в политическом положении России и Англии»[668].
Все это означало, что Петербург фактически бросил на произвол судьбы своего потенциального союзника — афганского эмира после неудачной попытки марша на Индию. Таким образом, планы военной партии при дворе, направленные на превращение Афганистана в очередной протекторат России, потерпели неудачу. По мнению Горчакова, изложенному в письме к Кауфману, для интересов империи оказалось важнее подписать с англичанами соглашение об их невмешательстве в дела Бухары в обмен на аналогичное обязательство со стороны России относительно Афганистана. Как подчеркивал канцлер, «всякие симпатии азиатских правителей чрезвычайно ненадежны, неустойчивы и могут вовлечь нас в осложнения, которые приведут к неизбежному разрыву с Англией»[669].
Интересно, что, вступив в Кабул, британские войска обнаружили много предметов, напомнивших им о пребывании русских в столице. Как позднее вспоминал главнокомандующий англо-индийской армией генерал Ф. Робертс, «афганские вельможи и офицеры были облачены в стандартную русскую военную форму, российские деньги были найдены в казначействе, русские товары продавались на базарах, и хотя дороги, ведущие в Среднюю Азию явно были не лучше тех, которые вели в Индию, русские извлекли из них больше преимуществ, чем мы…»[670].
Автор этих строк согласен с современным британским историком второй англо-афганской войны Б. Робсоном, который охарактеризовал попытку совершить поход на Индию и миссию Столетова ко двору эмира Шер Али как два важнейших события, которые повлияли на дух и букву Гандамакского договора, предоставившего значительные льготы англичанам, включая контроль над внешней политикой нового эмира Афганистана, что впоследствии привело к возникновению буферной зоны между российскими и британскими колониальными владениями, о целесообразности которой дискутировали Кларендон и Горчаков еще в 1860-х гг.[671] Cледует, однако, не упускать из виду, что, потерпев поражение в этом раунде соперничества с Англией, Россия попыталась взять реванш на другой, расположенной ближе к ее владениям «площадке» Большой Игры — в Закаспийской Туркмении.
К концу 1870-х гг. туркменские земли оставались последними «ничейными» территориями в Центральной Азии, расположенными между владениями России и Великобритании, хотя правители Персии, Афганистана, Хивы и Бухары претендовали на сюзеренитет над туркменами, состоявшими как народ из четырех основных групп: йомудов (150 тыс. чел.), теке (300 тыс. чел.), эрсаров (150 тыс.) и алимисов (250 тыс.), а также нескольких десятков автономных кланов. Некоторые туркмены составляли земледельческое население плодородных оазисов, однако большинство занималось кочевым скотоводством на обширных пространствах сухих степей и полупустынь. Весьма популярным занятием мужчин, особенно молодых джигитов, являлся упоминавшийся аламан, или вооруженный набег на поселения соседних народов, ведь помимо туркмен, Закаспийская область была населена и другими этническими группами: курдами, пуштунами, персами и т. д., особенно в персидско-афганском пограничье[672]. Исторический эскиз, посвященный аламану, содержит следующую эмоциональную характеристику этого занятия туркмен: «Все воспитание, как их самих, так и их ближайших друзей и помощников — лошадей, было приноровлено к наилучшему выполнению разбойничьих набегов. Никакие расстояния, никакие пустыни не были страшны для них. Везде находили дорогу их хищные шайки, и всюду несли они с собой смерть, огонь и тяжелое рабство. Жизнь человека и его страдания не имели в их глазах ни малейшего значения, и они избивали при сопротивлении или уводили на веревках в плен и на продажу в Хиву и Бухару сотни и тысячи несчастных персиян и персиянок. «На коне туркмен не знает ни отца, ни матери!» — гласит их поговорка»[673].
По описаниям европейских путешественников, климат в Закаспийской области был еще более континентальным, чем в Хивинском или Бухарском ханствах. Удушливая жара с апреля по ноябрь, пыльные бури, отсутствие пресных водоемов, нападения опасных для жизни человека животных, распространение инфекционных болезней, включая чуму, холеру и дизентерию — все эти неблагоприятные факторы серьезно затрудняли изучение туркменских земель экспедициями европейцев[674].
Еще в ходе хивинской кампании 1873 г. царские стратеги, прежде всего Кауфман, потребовали от йомудов выплаты контрибуции в 300 тыс. руб. за поддержку хана в борьбе против русских. Согласно информации, полученной упоминавшимися ранее Барнэби и Шуйлером, отказ йомудов от погашения этой суммы стал предлогом для внезапной атаки царских войск в июле 1873 г. Как нетрудно догадаться, нападение завершилось резней йомудов, разорением их кишлаков и захватом большего количества домашнего скота — овец и верблюдов[675]. Стоит отметить, что хивинский хан был также заинтересован в обуздании туркменской «вольницы», поскольку тем самым его владения получали избавление от их регулярных набегов[676]. После подчинения йомудов только два крупнейших оазиса — Ахал-Теке и Мерв — оставались вне сферы влияния России.
21 марта 1874 г. Александр II одобрил Установления для учреждения Закаспийского военного отдела, назначив генерал-майора Н.П. Ломакина военным губернатором области с подчинением наместнику на Кавказе. Это решение знаменовало собой следующий шаг по пути инкорпорации туркменских земель в Российскую империю. В записке уже знакомого нам Соболева, датированной концом 1878 — началом 1879 г., подчеркивалось: «Правильное устройство нашего среднеазиатского театра военных действий необходимо особливо в настоящее время, когда Великобританское правительство напрягает все свои силы к созданию могущественного военно-стратегического положения в Южной Азии (так в документе. — Е.С.), начиная от западной части Малой Азии и до восточных пределов Ост-Индии, для чего, между прочим, оно и ведет современную нам афганскую войну»[677].
Рекогносцировки, проведенные Ломакиным в западной части Закаспийской области на протяжении 1875–1876 гг., свидетельствовали о серьезности намерений русских завершить подчинение туркменских земель[678]. Такие «военные умы», как Скобелев, Черняев, Гродеков и Куропаткин приступили к составлению планов кампании и расчетам затрат на ее проведение. В своих рапортах царю и военному министру они настаивали на скорейшей оккупации туркменских земель, традиционно указывая на увеличение количества секретных миссий британских агентов в пограничных районах Персии и Афганистана. Среди имен, которые называли командиры-туркестанцы, фигурировали опытные офицеры-востоковеды — полковники Бейкер и Макгрегор, майор Нэпир и капитан Батлер. Все они являлись типичными участниками Большой Игры, много сделавшими для исчезновения «белых пятен» на карте Азии