[725]. Член парламента У. Бакстер находил аналогии между покорением Коканда и аннексией туркменских земель, опубликовав популярную брошюру с анализом русско-британских противоречий. «Сегодня, — писал он еще до провозглашения Мерва частью Российской империи, — возникло подобное (взятию Коканда. — Е.С.) осложнение с Мервом, и русофобская партия прилагает все усилия для демонстрации либо запрета для русских взять Мерв, либо, если они все же овладеют им, ответной оккупации Герата»[726]. По его мнению, обе великие державы должны были бы прибегнуть к международному арбитражу для разрешения всех пограничных разногласий. Политик рекомендовал объясниться с русскими относительно пределов их продвижения, — мысль, как мы хорошо знаем, отнюдь не новая, но постепенно овладевавшая умами наиболее дальновидных представителей властной элиты Альбиона[727].
Одновременно, как это обычно бывало при возникновении кризисных ситуаций, целая когорта профессиональных военных администраторов — Макгрегор, Колдуэлл, Бофорт и другие, а также поддержавшая их группа решительно настроенных общественных деятелей — Роулинсон, Вамбери, Марвин, Мичелл, потребовали от правительства немедленно предпринять какие-либо меры для укрепления обороны Индии и других владений Британии в Азии[728]. Среди обилия книг, статей и публикаций такого рода выделялась фундаментальная работа Чарльза Макрегора — одного из ведущих экспертов и практиков среди военных чинов администрации Индии. В ней автор стремился доказать необходимость формирования широкой антирусской коалиции держав Европы и Азии, включая Великобританию, Германию, Австро-Венгрию и Турцию, чтобы обладать достаточным резервом живой силы и получить доступ к самым уязвимым стратегическим пунктам на российской территории. Далее он считал важным для Англии вступить в союз с Персией, чтобы превратить Герат и Туркмению в англо-персидский кондоминиум по модели англо-египетского Судана. Дополнить этот альянс в Восточной Азии был призван договор о взаимопомощи с Китаем, который бы отвлек внимание России от европейских дел. Наконец, по его мысли, исламские эмиссары должны были поднять восстание в ханствах Центральной Азии, а британский королевский флот запереть Черноморские проливы и блокировать важнейшие русские морские порты. О значении труда Ч. Макрегора свидетельствовала его публикация на русском языке в начале 1890-х гг. Концепция обороны Индии, предложенная руководителем военной разведки, тщательно изучалась на протяжении двух десятилетий как самими британцами, так и русскими. Впоследствии целый ряд тезисов Макгрегора получил развитие и воплощение в жизнь усилиями вице-короля Дж. Керзона[729].
Между тем, откликаясь на предложения военной партии, Александр III одобрил проект железнодорожной ветки, которую планировалось протянуть от Мерва на юг в направлении Герата. По общему мнению, его осуществление давало русским возможность стать доминирующей силой на севере Афганистана и действительно выводило их на дальние подступы к Индии[730]. Особое совещание, которое состоялось в конце декабря 1884 г. приняло схему проведения новой границы империи в районе оазиса Пенде, то есть всего в 110 км от Герата[731]. Как гораздо позднее констатировал один уважаемый британский эксперт, приближение русских к городу не с востока от верхнего течения Амударьи, а с северо–3апада от Каспия и Мерва позволило бы им избежать большинства трудностей на пути в Индию[732].
В то время как объединенная пограничная комиссия погрязла в обсуждении массы технических деталей, русские официальные лица открыли пропагандистскую кампанию в европейской прессе, которая с их подачи печатала репортажи и статьи о непреодолимом желании туркмен Пенде принять российское подданство по примеру остальных племен. Хотя царская дипломатия традиционно убеждала британцев в мирных устремлениях Петербурга[733], казачьи сотни под командованием все того же Комарова двинулись к оазису, где на укрепленных позициях располагались передовые посты афганских войск. В этих сложных условиях требовались мудрость, опыт и спокойствие государственных деятелей, чтобы довести до конца процесс пограничного размежевания без взаимных угроз, не говоря о силовом давлении. Предупреждения Форин офис о том, что Британия не признает захвата русскими горных перевалов и проходов, ведущих прямо к Герату, например, главного Зульфикарского прохода, несколько отрезвило горячие головы в Петербурге и Ташкенте[734]. О нарастании раздражения в правительственных кругах Британской империи свидетельствовал комментарий одного из экспертов, полковника А. Камерона, служившего в Политическом и статистическом департаменте министерства по делам Индии: «Каждое требование России в отношении изменения этой границы находится в прямой связи с предполагаемым наступлением на Герат, а ее единственным желанием является получение любого возможного преимущества перед неизбежной кампанией против Индии»[735].
Риск открытой конфронтации казался очевидным даже для королевы Виктории, которая поспешила обратиться с просьбой к Александру III взять ситуацию на русско-афганской границе под свой личный контроль[736]. И все же 30 марта 1885 г. колонна русских войск, ведомая уже знакомым нам лейтенантом Алихановым, внезапно атаковала противостоявших ей афганцев при Таш-Кепри, вынудив их к отступлению. Время атаки странным образом совпало с визитом эмира Афганистана Абдур Рахмана к вице-королю лорду Дафферину. Согласно российским источникам, противник потерял в этом бою более 500 чел. убитыми и ранеными, тогда как потери русских не превысили 42 казака. В донесении вышестоящему военному начальству генерал Комаров объяснял атаку угрозой прорыва афганцев при поддержке 1 тыс. туркмен-сарыков, нанятых англичанами, к Мерву и далее к Бухаре. В качестве оправдания Комаров указал и на присутствие среди афганцев группы английских советников во главе с генерал-майором П. Лумсденом — начальником комиссии по демаркации афганской границы с британской стороны, которые якобы готовили эмира к неизбежности столкновения и даже войны с Россией из–3а Пенде[737].
Хотя Дафферин не отрицал пребывания британских офицеров в районе конфликта[738], истинная его картина в описании англичан существенно отличалась от той, которая была представлена Комаровым царю. Так, посланник в Тегеране Р. Томпсон на основании имевшихся у него сведений утверждал, что русские спровоцировали конфликт огнем своей артиллерии. По версии Томпсона, в ходе боя они потеряли 250 человек убитыми и ранеными, а афганцы — 255 воинов. Он телеграфировал министру иностранных дел лорду Грэнвиллу 21 апреля 1885 г.: «Афганцы делали все, что было в их силах, чтобы избежать столкновения, и только благодаря их терпению и выдержке на протяжении двух месяцев непрерывного напряжения (на границе. — Е.С.), мир сохранялся так долго»[739].
Несмотря на упоминавшуюся ранее глубокую вовлеченность Британии в борьбу против суданских повстанцев под знаменем Махди, или Спасителя в исламской трактовке, Форин офис выступил с очередным энергичным протестом, осудив акт агрессии, совершенный царскими войсками на юге Туркмении, учитывая продолжавшиеся консультации между представителями двух стран в составе пограничной комиссии по Афганистану[740]. Именно в этот период лондонская печать сделала всеобщим достоянием словечко мервозностъ, о происхождении которого мы уже говорили выше, а военные и дипломатические эксперты методично подсчитывали в своих меморандумах общее количество царских войск, сконцентрированных в Закаспийской области[741].
«Паника на фондовом рынке, голосование в поддержку чрезвычайных кредитов, оккупация острова Гамильтон у берегов Кореи и другие меры предосторожности (включая печатание афиш с объявлением о начале военных действий) (sic!) — все эти признаки свидетельствовали, что великие державы подошли ближе к конфликту, чем когда-либо ранее с 1878 г.», — писал американский историк П. Кеннеди в своем исследовании британской внешней политики[742]. Как позднее вспоминал лорд Гамильтон, «при таких обстоятельствах для Гладстона ничего не оставалось делать, кроме как занять решительную позицию перед лицом угрозы, и он, спешно собрав заседание Палаты (общин. — Е.С.), потребовал кредит в 11 млн. фунтов стерлингов и отдал распоряжение Адмиралтейству и военному министерству предпринять подготовительные шаги к мобилизации сил империи»[743].
В свою очередь на русской стороне, согласно мемуарам князя В.П. Мещерского, имя которого мы упоминали ранее на страницах этой книги, торжествовали успех. После того как германский император Вильгельм I поздравил Александра III с «блестящей победой при Пенде», самодержец пообещал своему окружению потратить личные накопления на войну с Англией, если государственный бюджет не вынесет этих расходов. Напряженная обстановка нашла отражение в воспоминаниях все того же князя Мещерского: «Первая половина 1885 г. была тревожной, так как мы жили все время в атмосфере угрозы войной (так в тексте. —