Глава 5.Стратегический тупик, 1886–1903
С берегов Тихого океана и высот Гималаев Россия смогла бы доминировать не только в делах Азии, но и Европы.
Послушайте, ребята, ветер с севера приносит беду.
Топот копыт, о, впереди казаки, серые шинели сзади в скатку.
Страшная беда на границе,
Беда на Оксе.
Итак, кульминация Большой Игры на Среднем Востоке завела обе стороны в стратегический тупик, который вынудил их перенести ее в такие трудно доступные и мало изученные регионы, как Памир, Тибет и Маньчжурия, где существовал вакуум влияния великих держав. В то же время позиции, на которых остановились Россия и Великобритания к середине 1880-х гг., могли послужить в дальнейшем новыми стартовыми площадками для продолжения соперничества за раздел еще остававшихся «ничейных» территорий[765].
Одновременно продолжалась конкуренция двух моделей колониального управления, яркими примерами которых, как уже отмечалось, служили, с одной стороны, Британская Индия, а с другой, — Русский Туркестан. Сопоставляя положение дел у англичан и русских, отметим, что, согласно статистическим данным, к 1880-м гг. инвестиции британцев в экономику Индостана составили 270 млн. фунтов стерлингов, или около 20 % всех капиталовложений за пределами метрополии[766]. Эти сведения опровергают мнение историков, которые утверждали, что Англия лишь выкачивала ресурсы из своих колоний, воздерживаясь от экспорта туда капитала[767]. Что же касается российского варианта, то Туркестан вплоть до начала XX века оставался финансовой «черной дырой» империи, приводя этим в замешательство прагматичных англичан, которые не могли взять в толк, почему европейские губернии России должны содержать ее колониальные окраины. Ведь, как было нами показано, Индия во многом обеспечивала экономический рост метрополии и благосостояние ее жителей[768]!
Новые, еще не освоенные Англией и Россией территории предоставляли возможность для практической реализации обоих вариантов модернизации традиционных азиатских обществ. К таким территориям, как уже отмечалось, относился Памир, расположенный почти в самом «сердце» Евразийского континента на стыке владений трех империй — Российской, Британской и Цинской[769]. Захваты и аннексии в ходе Большой Игры привели к тому, что к 1890-м гг. расстояние между передовыми русскими и англо-индийскими постами на некоторых участках в районе Памира не превышало 200 миль (около 322 км). Пекинское правительство, со своей стороны, продолжало рассматривать памирских ханов в качестве вассалов маньчжурского императора, разместив посты пограничной стражи в Каракорумских проходах на крайних западных рубежах Цинской империи.
По данным, собранным в ходе нескольких поездок по региону известным востоковедом капитаном А.Е. Снесаревым, впоследствии назначенным на должность командира Памирского отряда[770], эта область лежала между Заалайскими горами на севере, Гиндукушем — на юге, верхним течением Амударьи — на западе и Сарыкольскими горами — на востоке. Несмотря на довольно значительную площадь в 70 тыс. кв. миль, количество жителей Памира составляло к концу XIX в. всего 16 тыс. человек, относившихся к тюркам в его восточной части и таджикам — в западной. Благодаря малой плотности населения и труднопроходимости горных перевалов, он долго оставался одним из наименее исследованных участков земной поверхности[771].
Напомним читателю, что после подчинения британцами Пенджаба, а русскими — ханств Центральной Азии две конкурировавшие империи фактически достигли естественных, или «научных», границ на Среднем Востоке, главной из которых выступала Амударья по соглашению Грэнвилла и Горчакова. Однако дальше на восток пограничная ситуация оставалась довольно запутанной, поскольку три памирских княжества — Шугнан, Рошан и Вахан, бывшие прежде вассалами сначала Коканда, а затем Бухары, автоматически должны были бы войти в состав Российской империи, хотя цинские власти имели на них свои исторические права, нарушенные экспансией кашгарского эмира Якуб-бека в начале 1870-х гг.[772]
Как уже отмечалось ранее, подписание в 1881 г. Петербургского договора между Россией и Китаем вернуло цинским властям область Или. В условиях военной тревоги середины 1880-х гг. они усилили свое присутствие на Памире, требуя завершить демаркацию границы, начатую членами совместной комиссии в районе озера Кара-Куль в 1882–1884 гг.[773]
Тем временем летом 1883 г. с молчаливого согласия и даже поощрения Кабула правитель соседнего с Памиром Бадахшана, будучи вассалом афганского эмира, ввел свои войска на территорию Шугнана, Рошана и Ваха-на. Б.Л. Громбчевский и другие русские путешественники сообщали в Ташкент и Петербург о репрессиях афганцев-шиитов против суннитов и исма-илитов Шугнана, в результате которых сотни семей бежали на территорию, подконтрольную царской администрации[774]. Однако Лондон остался глух к протестам российского МИД, хотя вице-король лорд Райпон направил запрос о ситуации в Южном Памире эмиру Абдур Рахману[775]. Поддерживая идею создания трехсторонней пограничной комиссии для урегулирования памирского вопроса, Уайтхолл, с другой стороны, выделил дополнительно 1 млн. 200 тыс. рупий в качестве единовременной субсидии правителю Афганистана, чтобы финансировать оккупацию его войсками трех памирских княжеств. Помимо этого, Лондон и Калькутта усилили внимание к внутреннему положению в Гилгите и Читрале, а также горных ханствах — Хунзе (Канжуту), Нагару и Ясину, закрывавших русским дорогу в Кашмир[776].
Мы уже имели возможность высказаться о российских и британских офицерах, служивших в колониальной администрации, которые стремились снискать расположение местных правителей или племенных вождей, контролировавших торговые пути и высокогорные проходы в «широком поясе независимого варварства»[777]. Похоже, что эта практика оказалась особенно востребованной в борьбе за Памир, которая помимо России и Британии осуществлялась также Китаем и Афганистаном. Неслучайно один известный участник Большой Игры заметил в письме к вице-королю лорду Лэнсдауну в июле 1890 г.: «Мы (британцы. — Е.С.) имеем здесь в сердце Азии четыре нации, которые сгруппировались вокруг гор, окруженных пустынями: афганцы опасаются китайцев, китайцы — афганцев, англичане подозревают русских в стремлении на юг, а русские — англичан в продвижении на север»[778].
При этом для лондонского Кабинета казалось даже более приемлемым, если ослабленная маньчжурская династия установит свою власть над всем Памиром, который в таком случае мог бы послужить своеобразной территориальной «прокладкой» между владениями России и Раджем, хотя такой сценарий имел немного шансов для осуществления опять-таки по причине внутренней рыхлости Поднебесной[779]. С другой стороны, пекинское правительство было заинтересовано в затягивании англо-русского соперничества вокруг Памира. Как справедливо отмечал Ф. Янгхазбенд, тогда молодой лейтенант Королевского драгунского полка, впоследствии переведенный на службу в Разведывательный отдел военного ведомства Индии, «китайские чиновники настроены к нам благожелательно, хотя, когда сталкиваются русские и английские интересы, они (китайцы. — Е.С.) склонны принимать сторону русских скорее, чем нашу, чтобы избежать раздражения последних, у которых в Кашгаре есть консул, а у нас нет (статус британского представителя был повышен до консульского уровня только в начале XX в. — Е.С.); но, хотя они одинаково смотрят на нас и русских как на варваров, я думаю, они смотрят на нас как на меньших варваров из двух и относятся к нам с уважением как к покорителям Индии»[780].
В 1885–1886 гг. под влиянием инцидента у оазиса Пенде экспедиция, возглавляемая упоминавшимся ранее полковником У. Локкартом, квалифицированным и опытным сотрудником того же Разведывательного отдела, что и Янгхазбенд, исследовала долину Читрала в памиро-индийском пограничном пространстве. Члены миссии пришли к выводу, что никакие крупные русские экспедиционные силы не в состоянии использовать проходы и перевалы Памира для прорыва в Индию как в зимнее время, так и в летний период, поскольку непреодолимыми барьерами для них станут соответственно снежные лавины и стремительные полноводные горные реки. Однако проникновение небольших вооруженных групп через эти проходы представляло, по их мнению, реальную угрозу для англичан[781].
Почти в то же время другой известный исследователь и разведчик Ней Илайэс совершил путешествия по маршрутам, которые вели из Восточного Туркестана через Памир и Гиндукуш в Индию. Получив инструкции от сэра Генри Дюранда, главы внешнеполитического ведомства индийского правительства, Илайэс тщательно обследовал районы маршрутов и собрал ценную информацию о горных племенах, населявших земли, где до него не ступала нога европейцев. Еще более важным достижением исследователя стало картографирование притоков Амударьи в той области, где, по его мнению, надлежало провести границу между Цинской империей и Афганистаном, отделив, таким образом, территорию Русского Туркестана от Британской Индии