Поражение, которое отряд Ионова нанес летом 1892 г. афганским пограничникам в бою у Иешил Гола, и возобновившееся вытеснение китайских представителей с территории Восточного Памира заставили Лондон и Калькутту прийти на помощь афганскому эмиру, игнорируя возможные протесты со стороны Пекина[817]. Британская пресса развернула кампанию в поддержку выполнения данных эмиру Абдур Рахману обещаний остановить продвижение России и принудить царское правительство все же пойти на разграничение Памира[818]. В январе 1893 г. Кимберли выразил разочарование фактическим саботажем со стороны Петербурга усилий лондонского Кабинета в письме к Лэнсдауну: «Ответ российского правительства Морьеру (послу в России. — Е.С.) относительно Памира довольно типичен. Они явно хотят отложить соглашение по делимитации до тех пор, пока не закрепят за собой линию, которую решили удержать. Я ожидаю, что, как только позволит погода, полковник Ионов возобновит свои операции, и что мы узнаем о том, что русские посты установлены в Бозай Гумбазе (стратегическом перевале в горах Гиндукуша. — Е.С.) и настолько далеко к востоку, насколько будет необходимо, чтобы устранить все препятствия для свободного прохода русских войск.
Я не предвижу, что китайцы действительно выступят против и не буду удивлен, если узнаю, что эмир заключил секретное соглашение с Россией»[819].
Участники Особых Совещаний, созванных Александром III в апреле 1892 — марте 1893 г., одобрили стратегию последовательных, хотя и раздельных двухсторонних консультаций по памирскому вопросу сначала с китайцами, а затем англичанами. Тем временем, генерал-губернатор Туркестана барон А.В. Вревский отдал приказ о формировании специально Памирского отряда в середине 1893 г. Он включал батальон пехоты, три сотни казаков и батарею горной артиллерии под общим командованием все того же полковника Ионова, который за заслуги в освоении Памира дослужился до чина генерал-майора, получив спустя десятилетие в управление Семипалатинскую область[820].
Обращаясь к истории возникновения и эволюции памирской проблемы, эксперт Главного штаба капитан Зайченко верно отметил в своем труде, что интересующий нас регион представлял собой конфликтную зону, где сталкивались интересы нескольких государств на протяжении всей второй половины XIX в.[821] Неслучайно поэтому военные приготовления русских на памирском направлении у «ворот» Раджа вызвали очередной приступ русофобии в Лондоне и Калькутте, когда Форин офис, военное министерство и министерство по делам Индии проводили экстренные совещания для обсуждения способов заставить царские власти остановить продвижение казаков в долинах Гиндукуша и усадить доверенных лиц Александра III за стол переговоров[822].
Суммируя данные источников, легко признать, однако, что споры между «форвардистами» и «инактивистами» продолжались среди властных элит обеих империй. Падение консервативного правительства и формирование Гладстоном своего четвертого Кабинета в 1892 г. изменили расстановку внутриполитических сил в пользу достижения компромисса с традиционным соперником. Как образно писал этот выдающийся либеральный лидер одному из своих корреспондентов, «согласие между Англией и Россией служит залогом успешного разрешения всех великих политических проблем вселенной»[823]. Вот почему вскоре после занятия кресла премьер-министра Гладстон поддержал инициативу британской дипломатии учредить новую совместную комиссию по разграничению области Памира.
В то же время 31 мая 1893 г. Стааль сообщил министру иностранных дел лорду Розбери, что, поскольку владения обеих империй неуклонно сближаются друг с другом, пришло время заключить новое соглашение о границе на основе взаимной выгоды. Характерно, что вновь после начала 1870-х гг. российский дипломат употребил словосочетание общее согласие, хотя и в несколько иной трактовке: вместо entente cordiale он использовал термин entente commune, которое, по его мнению, следовало зафиксировать в тексте итогового документа[824].
Чтобы исключить вероятность достижения сепаратной договоренности между Россией и афганским эмиром, а также пекинским правительством, англичане в лице Г. Дюранда пошли на подписание 12 декабря 1893 г. специального соглашения с эмиром Абдур Рахманом. По условиям трактата, земли, лежащие в так называемом Ваханском коридоре, признавались владениями эмира. Иными словами, создавалась буферная территория в виде узкой полосы гористой местности шириной от 19 до 300 км, которая отделила Русский Туркестан от Британской Индии[825]. Еще одним важнейшим следствием англо-афганского соглашения явилась фиксация восточной границы владений Абдур Рахман-хана и соответственно западного предела Британской Индии по рубежной черте, которая получила наименование «линии Дюранда», сохраняющей значение до сегодняшнего дня[826].
Подписанию этого дипломатического акта предшествовали англо-русские переговоры, в ходе которых Лондон потребовал от Петербурга отказаться от притязаний на памирские горные проходы. Дипломатические эксперты рекомендовали Уайтхоллу «войти в двухстороннее военное соглашение, по которому Россия возьмет на себя обязательство, чтобы ее войска не переходили реки Мургаб, а Великобритания признает необходимым не отправлять свои войска за пределы Гилгита, Ясина, Мастуджа и Читрала». Фактически русские не должны были пересекать 38-ю параллель северной широты, а Хунза и Нагар вслед за Кашмиром становились протекторатами Великобритании. Форин офис также предложил царскому правительству заранее уведомлять противоположную сторону о любой акции военного характера в пограничной зоне, направленной на восстановление порядка и мира среди местных племен[827]. Как записал в своем дневнике 3 мая 1894 г. граф В.Н. Ламздорф, один из ведущих экспертов российского внешнеполитического ведомства, «государь считает, что нам удастся в конце концов договориться с англичанами относительно Памира, не делая им никаких существенных уступок»[828].
Сначала провозглашение Читрала британским протекторатом в 1892 г., а затем его оккупация экспедиционным корпусом англо-индийской армии весной 1895 г., предпринятая с целью освобождения политического резидента, осажденного мятежниками вместе с 400 чел. личной охраны, расстроила планы некоторых русских командиров-туркестанцев пересечь Гиндукуш и установить контроль над этим высокогорным княжеством[829]. Несмотря на положительные примеры сотрудничества между Россией и Британией в этот период по разрешению армянского вопроса и японо-китайского конфликта, царский МИД потребовал от Форин офис разъяснений относительно британского марша на Читрал[830]. Повышенная нервозность Петербурга объяснялась германскими интригами против России в Европе и сближением между Парижем и Лондоном, которое, по мнению некоторых русских дипломатов, могло привести даже к восстановлению Крымской коалиции[831].
Однако, невзирая на далекий от позитивного фон переговоров, обе стороны согласились провести делимитацию Памира путем обмена нот между Кимберли и Стаалем 11 марта 1895 г., что означало завершение Большой Игры в регионе Гиндукуша. Правда демаркация границы на местности была осуществлена только к концу того же года[832]. В результате последняя «ничейная» территория Азии оказалась поделенной между державами, а каждая из трех империй, включая Цинскую, получила естественные или, если воспользоваться словами Керзона, «научные» границы. В то время как России удалось сохранить за собой большую часть Памира, Британия гарантировала неприкосновенность небольших высокогорных государств, находившихся под ее протекторатом, а Китай окончательно оставлял за собой Синьцзян, делая невозможными любые проекты его захвата иностранными державами. С другой стороны, северная граница Афганистана наконец получила юридическое оформление на всем своем протяжении.
И все же, хотя такие государственные деятели, как лорд Розбери, полагали, что длительное соперничество подошло к концу[833], военная партия в России, а также многие администраторы на местах, вроде губернатора Закаспийской области генерал-майора А.Н. Куропаткина, продолжали выступать за немедленную оккупацию Герата «под шумок» вспыхнувшей летом 1894 г. на Дальнем Востоке японо-цинской войны[834]. Аналогичным образом, как свидетельствуют современники, царские стратеги все еще лелеяли планы пересмотра границ Центральной Азии. Так, Р. Кобольд, речь о котором шла в предыдущей главе, отмечал в своей книге: «Похоже, что проекты вторжения в Бадахшан и Читрал из района верхнего течения Окса выступают предметом общей дискуссии за обеденным столом губернатора Ферганы, а офицеры в Хороге (пограничный пост на Памире. — Е.С.) сообщили мне, что в Маргелане (там располагался штаб Туркестанского военного округа. — Е.С.) нынешняя русско-афганская граница на Оксе рассматривается как исключительно временное соглашение. То же можно сказать о границе, установленной комиссией по Памиру.