Приход к власти наследника престола Муззафар-у-Дина не улучшил ситуацию. По всей вероятности, угроза распада Персии также как Османской империи и Китая повлияла на предложение лорда Солсбери Николаю II заключить соглашение по Черноморским проливам во время официального визита царя в Лондон осенью 1896 г.[900] Двумя годами позже это предложение было дополнено схемой раздела турецких и цинских владений, не встретившей, однако, позитивной реакции со стороны Петербурга, хотя и подвигнувшей Дюранда на модификацию концепции «сфер влияния» Англии и России, которую он в феврале 1899 г. изложил в меморандуме для юнионистского Кабинета. Примечательно, что даже Керзон, упрямо отвергавший возможность заключения какого бы то ни было соглашения с традиционным соперником Великобритании, признал, что, «если Россию можно было бы уговорить признать сферы интересов в Персии, то все бы нормализовалось, если нет, то Кабинету пришлось бы принимать меры для нейтрализации там активности русских»[901].
И все же скептики продолжали доминировать среди политиков, дипломатов и военных в обеих империях. Приведем образец критического подхода, изложенного С. Спринг-Райсом в донесении из Тегерана от 23 августа 1899 г.: «Похоже, что в Великобритании существует общая надежда, что Англия и Россия могли бы прийти к соглашению о сферах интересов в Персии. Наши представители здесь и местные жители смеются над этой идеей. Представляется абсолютно справедливым, что Россия не собирается захватывать какую-либо часть Персии; у нее достаточно забот в других местах и довольно территории в настоящее время. Но если она желает чего-то, то желает это целиком. Персия — это маршрут, по которому она намеревается достичь моря, а один конец дороги ни к чему без другого… Наилучшая политика для нее (России. — Е.С.) — постепенная подготовка почвы к распаду Персии и торможение ее прогресса. Ожидание шанса, когда Англия будет где-то занята, и его немедленное использование»[902].
Восприятие персидского вопроса в правящих кругах России, казалось, оправдывало такой скептицизм. «Мы (русские. — Е.С.) стоим перед иной проблемой на Среднем Востоке, — провозгласила газета Новое Время в передовой статье от 13 ноября 1899 г. — Мы должны достичь океанского побережья, чтобы выйти на широкие просторы мировых транспортных путей в пункте, который расположен недалеко от европейской части империи. Вот почему кратчайший и наиболее прямой путь к океану пролегает через Персию»[903]. Аналогичным образом, 13 декабря 1902 г. министр иностранных дел Ламздорф проинструктировал А.К. Бенкендорфа, ставшего преемником Стааля в должности посла на берегах Темзы: «…В случае разграничения согласно стремлениям англичан взаимных сфер влияния обеих держав в Персии, Россия не приобрела бы никаких преимуществ, а между тем узаконила бы за Beликобританией гораздо большие права, чем те, коими она ныне пользуется. Поэтому императорское правительство неизменно уклонялось от всяких подобных сделок с Англией на почве персидских дел»[904].
Проникновение российских боевых кораблей в Персидский залив на рубеже XIX–XX вв. явилось еще одним неприятным сюрпризом для англичан в период их войны против буров. Если обратиться к истории появления европейских держав в заливе, то пальму первенства следует отдать португальцам, вслед за которыми к середине XVIII в. там обосновались британцы. На протяжении последней четверти следующего столетия представители Соединенного Королевства подписали ряд договоров с местными правителями — номинальными вассалами слабеющей Османской империи — султанами Омана, шейхами Бахрейна и Кувейта. Однако вскоре новые морские державы начали отправлять свои миссии в государства залива. За визитом японского военного судна в 1880 г. последовало плавание американского фрегата Бруклин, посетившего важный стратегический порт Бушир спустя шесть лет. На следующий год в заливе появились вымпелы австро-венгерского учебного корабля и итальянской канонерской лодки. В 1895 г. немецкий крейсер также бросил якорь в этих водах. Наконец, Франция приступила к отправке своих коммерческих судов в Персидский залив на регулярной основе.
Согласно данным архивов, посещение Маската и Яска вспомогательным российским крейсером Нижний Новгород в сентябре 1893 г. открыло «новый фронт» британо-российского соперничества в азиатских странах[905]. Интересно, что лорд Нортбрук пророчески написал в одном из докладов для министерства по делам Индии за двадцать лет до этого события, что «попытка расширить территорию России или создать ее протекторат на берегах Персидского залива была бы такой прямой угрозой Индии, что она оправдала бы использование оружия с целью сохранения теперешнего нашего преобладания там». Поэтому еще в мае 1873 г. он выступил перед Кабинетом с инициативой объявить залив сферой исключительных британских интересов[906].
Спустя четверть века именно Дж. Керзон в качестве члена директората Англо-Персидской банковской корпорации и неформального лидера средневосточной группировки предпринимателей после своего назначения на пост вице-короля Индии возглавил «крестовый поход» под лозунгом закрытия вод залива для остальных держав[907]. Он и другие «форвардисты» полагали, что любое европейское государство, США или Япония нарушат британскую монополию в регионе, если к ним в руки перейдет узкая прибрежная полоска земли, военная база или угольная станция. Событие такого рода, по их мнению, непременно произведет впечатление на местных жителей и подорвет усилия англичан по укреплению административной вертикали в Индии. Керзон отмечал с сарказмом в своем труде по персидской проблеме: «Русский порт в Персидском заливе, эта голубая мечта многих патриотов с берегов Невы или Волги, даже в мирное время несет в себе элемент беспокойства в жизни залива, который нарушил бы хрупкое равновесие, созданное таким трудом, погубил бы торговлю, оцениваемую миллионами фунтов и открыл бы шлюзы для настроений беспокойных народов, слишком готовых перерезать друг другу горло»[908].
Стоит упомянуть, что интенсивность обмена посланиями между вице-королем и британскими политическими представителями в странах залива, такими как П. Кокс или полковник Р. Мид, значительно возросла в конце 1890-х — начале 1900-х гг. Тогда как они подробно информировали Керзона о текущей обстановке, вице-король направлял им инструкции, которые, надо признать, далеко не всегда соответствовали решениям лондонского Кабинета. В то же время Керзон предпринимал немалые усилия, чтобы привлечь внимание главы правительства и министра по делам Индии к текущим событиям, а именно, антитурецкому восстанию в Йемене, планам России получить угольную станцию в Кувейте, активности российских врачей на юге Персии в связи с эпидемиями чумы и холеры, а также намерениям Франции установить протекторат над Маскатом. В сентябре 1899 г. он представил свой план противодействия амбициям других держав на юге Персии посредством активной политики, включавшей применение военной силы, которая шла вразрез с осторожным курсом лорда Солсбери на международной арене[909].
Внезапный визит германского крейсера в Бушир во второй половине марта 1899 г. способствовал новой волне опасений со стороны британских представителей и членов правительства Индии, подготовивших план переброски более чем 8 тыс. английских солдат и офицеров и 3 тыс. туземных войск на театр бурской войны в течение 1899–1900 гг.[910] Слухи о претензиях России на получение исключительного права аренды персидского порта Бендер-Аббас, намеренно распространявшиеся в столицах Европы шахским правительством, еще больше усилили обеспокоенность Лондона и Калькутты. «Поступали неоднократные сообщения о присутствии русских и других иностранцев в различных районах залива; во многих случаях оно обусловлено незаконной торговлей оружием», — комментировали эксперты развитие ситуации в оперативных сводках для Керзона[911].
Ситуация обострилась после того, как в европейской прессе появились сообщения об эскадре французских боевых кораблей, прошедших через Ла-Манш в направлении Мадагаскара. «Джордж Керзон телеграфирует из Индии, что он предполагает здесь какой-то замысел в отношении Персидского залива и хочет, чтобы за ними (французскими кораблями. — Е.С.) было установлено негласное наблюдение», — писал один из высокопоставленных чиновников Уайтхолла своему сыну 2 ноября 1899 г.[912] Симптоматично, что эта новость совпала по времени с отправкой морским министерством России канонерской лодки с неглубокой осадкой в Персидский залив по инициативе посланника в Тегеране с целью продемонстрировать англичанам и местным правителям, что русские рассматривают доступ туда свободным для судов всех наций, несмотря на желание британского правительства превратить залив в «закрытое море», лежащее в сфере их исключительных интересов[913].
Упомянутая канонерская лодка совершила вояж по Персидскому заливу с заходом в важнейшие порты в апреле — мае 1900 г. За этим визитом последовали миссии трех русских крейсеров Варяга, Аскольда и Боярина (последнего в сопровождении французского боевого корабля Инфернет), состоявшиеся на протяжении 1901–1903 гг. Одновременно торговые компании России открыли коммерческие рейсы в залив, первым из которых стало плавание судна