ихэтуаней. К этому добавилась информация, полученная в январе-феврале 1902 г. британским политическим резидентом в Катманду от премьер-министра Непала, о предложении, сделанном ему Далай-ламой оказать совместное вооруженное сопротивление англичанам в случае попытки силой «открыть» Страну снегов. Еще больше насторожили Калькутту и Лондон сведения о контактах между губернатором китайской провинции Сычуань и правителями Бутана и Ладакха с целью формирования антибританской коалиции с участием Тибета при поддержке и поощрении со стороны России. Согласно будто бы разработанному плану, предполагалось заманить англо-индийские экспедиционные силы в высокогорные ущелья Гималаев, где туземные воины, обученные русскими инструкторами, должны были уничтожить агрессоров с помощью горных лавин, инициированных направленными взрывами, подготовленными царскими военными инженерами[978].
С начала 1900-х гг. в англоязычной прессе Индии и Китая циркулировали панические слухи о зловещих намерениях России в Тибете. Сообщалось, например, о трех инструкторах, которые якобы прибыли в Лхасу, чтобы обучить солдат формировавшейся тибетской армии пользоваться пулеметами. Говорилось также о том, что губернаторы юго–3ападных провинций Китая были якобы подкуплены российскими агентами, чтобы не препятствовать транспортировке в Тибет оружия и боеприпасов из России[979]. В апреле 1902 г. телеграфное агентство Рейтер передало информацию о том, что посланник в Китае П.М. Лессар обратился к пекинскому правительству с предложением о предоставлении независимости Тибету, которое правительство Индии расценило как первый шаг на пути превращения высокогорной страны в российский протекторат[980].
Донесение посланника в Пекине, опытного ориенталиста сэра Эрнеста Сэтоу, поступившее в Форин офис 2 августа 1902 г., серьезно поколебало традиционное скептическое отношение Бальфура и Лэнсдауна к публикациям в прессе. Комментируя текст русско-китайской конвенции по Тибету, якобы согласованной сторонами и опубликованной в Чайна Таймс, Тянъ-цзин Дэйли Ньюс и некоторых японских газетах в конце июля 1902 г., Сэтоу отнюдь не исключал вероятности того, что документ действительно готов к подписанию. По версии газет конвенция состояла из двенадцати статей, согласно которым Китай уступал России свой сюзеренитет над Тибетом в обмен на содействие Пекину в переговорах с Британией, Германией и Японией по политическим и торговым вопросам. Далее, по этому документу дипломатические и военные представители России приобретали право аккредитации в Лхасе для контроля за внешними сношениями и, что было еще важнее, для надзора за разработкой минеральных ресурсов Тибета (читай, месторождений золота!)[981].
Как говорилось ранее, активность русских в Стране снегов, действительная или вымышленная, стала решающим аргументом для лорда Керзона в его масштабных планах реконструкции обороны Индостана. «Россия заключила определенное соглашение с правительством Тибета, которое ныне будет иметь результатом прибытие российского посла в Лхасу, а спустя немного времени установление российского протектората, — возмущенно писал вице-король в середине 1902 г. — Это абсолютно неспровоцированный и совершенно недопустимый вызов нашей власти и позициям, должен встретить, по моему мнению, скорейший и самый решительный отпор. Если мы ничего не сделаем сейчас, когда все карты пока еще у нас на руках, то заслужим худшее, что может с нами случиться»[982].
Испытывая нежелание пускаться в дальнейшие авантюры после окончания войны против буров и памятуя о необходимости неизбежных дополнительных затрат, лондонский Кабинет колебался между «твердым» и «мягким» курсом в отношении Тибета. В первом случае многие представители властной элиты испытывали опасения создать прецедент для силового решения проблемы, которым впоследствии могли воспользоваться русские в Афганистане и Персии. Кроме того, любая военная акция, по мнению членов влиятельной Китайской ассоциации, была способна ускорить дезинтеграцию Цинской империи, что нарушало планы торгово-промышленных кругов по превращению долины Янцзы во «вторую Индию» с точки зрения размеров извлекаемой там прибыли[983]. Неслучайно поэтому весной — летом 1903 г. английская дипломатия неоднократно зондировала в Петербурге мнение царского правительства относительно условий соглашения по Тибету. Представляется верным утверждение, что Кабинет и особенно Комитет имперской обороны, о предыстории создания которого говорилось выше, интенсивно дебатировали проект сделки с Россией. В обмен на отказ от сближения с Лхасой, англичане предлагали русским расширить сферу сотрудничества по Афганистану, к примеру, открыв рынок этой страны для торговых операций с Русским Туркестаном[984].
Хотя министр Ламздорф и его подчиненные старались рассеять страхи Лондона и Калькутты по поводу грозящего Тибету перехода под скипетр династии Романовых[985], петербургское правительство отвергало предлагаемый компромисс под влиянием жесткой позиции, занятой Николаем II и военной кликой при дворе, члены которой, ожидая скорого распада Цинской империи, намеревались «застолбить» за Россией наиболее важные территории: Маньчжурию, Монголию, Корею, Кашгарию и, конечно, Тибет. Упорное нежелание российской стороны вести предметный диалог вынуждало лондонский Кабинет к принятию точки зрения лорда Керзона, который убеждал его членов в том, что русские агенты, вроде Доржиева, уже готовы разрушить систему договорных отношений Британской Индии с буферными государствами в Гималаях, а петербургское правительство тайно согласовало конвенцию о передаче цинскими властями Страны снегов под протекторат России. «История с русско-китайским соглашением по Тибету, — сообщил Лэнсдаун министрам 1 октября 1902 г., — подтверждается многими свидетельствами»[986]. Масла в огонь, как уже говорилось выше, добавили маневры царских дипломатов и военных вокруг требований пекинского правительства о выводе русских войск из Маньчжурии. Речь в частности шла о попытке командующего вооруженными силами России на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева еще 27 октября 1900 г. заключить сепаратный договор с генерал-губернатором Мукденской провинции Цзен Ци о ее фактически бессрочной оккупации. Повторение маньчжурского сценария в Тибете явно не входило в планы лондонского Кабинета и правительства Индии[987].
Чтобы исключить даже намек на российско-тибетское сближение, Керзон предложил направить «дипломатическую миссию» ко двору Далай-ламы с «достаточным эскортом, обеспечивающим безопасность». Ее официальная цель состояла в проведении консультаций с тибетской стороной относительно заключения «договора дружбы и торговли», хотя истинное намерение вице-короля состояло в создании противовеса нараставшему влиянию России в Тибете[988]. Меморандум Керзона от 18 января 1903 г. с развернутой аргументацией и кампания в защиту имперских интересов, поднятая британской прессой, которая публиковала свидетельства об эскадронах казаков и караванах с оружием, прибывавших в Лхасу, о колоссальных финансовых субсидиях, выделенных царем Далай-ламе, а также о подготовке к сооружению железной дороги от российской границы в направление Тибета, убедили Кабинет дать санкцию на отправку посольской миссии к правителю Страны снегов[989].
Но, верный известному принципу — «не класть все яйца в одну корзину», Сент-Джеймский Кабинет все же не прекращал усилий добиться от России компромиссного решения проблемы. Об этом свидетельствует точка зрения правительства относительно попытки «определить тот модус вивенди, который можно достичь, чтобы ослабить постоянные трения между британцами и русскими в Азии[990]. Разъясняя российскому послу в Лондоне А.К. Бенкендорфу отношение Великобритании к государству Далай-ламы, Лэнсдаун заявил: «Поскольку мы (британцы. — Е.С.) гораздо больше заинтересованы в Тибете, чем Россия, если она проявляет активность, мы обязаны принять еще более масштабные ответные меры. Мы просто пытаемся заставить тибетцев выполнять соглашение 1890 г., поскольку бесполезно стараться это сделать через Китай»[991].
В очередном ежегодном бюджетном послании правительства Индии Керзон решительно отстаивал свой план принуждения Далай-ламы к достижению согласия с Британией на условиях, сформулированных вице-королем. В прессе журналисты каламбурили, что он горел желанием покончить с предыдущей политикой «терпеливого ожидания (patient waiting)» в пользу наступательного курса «нетерпеливой спешки (impatient hurry)». «Индия подобна крепости с протяженными рвами в виде морей по обе стороны и горами в качестве стен на остальной территории», — образно высказался Керзон в одной из депеш Гамильтону. «Но за этими стенами простирается передний край с различной шириной и другими измерениями. Мы не хотим оккупировать его, но мы не можем допустить, чтобы он был захвачен нашими врагами»[992].
Вице-король нашел горячего сторонника своей концепции обороны Индии в лице Ф. Янгхазбенда, вдохновленного перспективой возглавить миссию в Тибет. «Это действительно великолепное предприятие, в котором я принимаю участие, — сообщал он 21 мая 1903 г. в письме к отцу. — Именно подписание или попытка подписания русскими секретного договора с Тибетом и привели события к нынешнему состоянию, хотя их посол в Лондоне (Бенкендорф. —