Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии — страница 70 из 106

. Большинство русских аналитиков писали о том, что Британия стремится восстановить свой престиж, несколько подорванный в результате тяжелой войны против буров, «маленькой победоносной кампанией» в Тибете[1006].

Хотя 7 ноября 1903 г. Бенкендорф проинформировал Лэнсдауна о стремлении царя «убрать все источники недоразумений между двумя правительствами» и высказал надежду на «перемену к лучшему» в русско-британских отношениях[1007], поступившие в Петербург сведения об англо-индийской военно-дипломатической миссии, продвигавшейся к Лхасе, вызвали возмущение Николая II и его министров. Царское правительство немедленно отвергло зондаж короля Эдуарда VII относительно условий достижения компромисса между двумя империями по Афганистану и Тибету. 17 ноября 1903 г. Бенкендорф направил ноту протеста в Форин офис в связи с экспедицией Янгхазбенда. Так, был упущен очередной шанс для начала полномасштабных переговоров Лондона и Петербурга по проблемам Азии.

Свой вклад в срыв англо-русского диалога внес все тот же Клемм, который посылал одну алармистскую депешу за другой в Азиатский департамент МИД, обвиняя правительство Индии и особенно Керзона в том, что они намерены учредить в Лхасе политическое агентство на постоянной основе, запугивая цинские власти утверждениями о присутствии российских военных инструкторов в Тибете, обучающих его защитников воздвигать фортификации и использовать современное вооружение против британцев.

Чтобы проверить эту информацию и оценить результаты военнодипломатической миссии Янгхазбенда уже знакомый читателю капитан Козлов провел собственный анализ ситуации, отраженный в рапорте начальнику военно-статистического отдела Главного штаба: «Из изложенной записки можно видеть, что к намерению Англии открыть Тибет, казалось бы, следует присоединиться и нам, — подчеркивал Козлов, — но в то же время необходимо настоять, чтобы Россия в равной мере с Англией участвовала в установлении там своего дипломатического представительства и чтобы страна перестала быть запретной как для богомольцев России, так и для ее товаров». Любопытно, что в конце анализа Козлов предлагал не ограничиваться дипломатическими мерами, а послать в Тибет русский экспедиционный отряд по примеру Англии[1008].

Следует упомянуть, что еще в 1902 г. царское правительство приняло решение направить туда секретную разведывательную миссию под командой двух калмыков — подъесаула Нарана Уланова и ламы Дамбе Ульянова. Однако подготовка их поездки заняла два следующих года. О значении, которое придавали ей в Петербурге, свидетельствовала личная аудиенция, данная Николаем II Уланову и Ульянову перед отъездом в январе 1904 г. Эмиссары получили инструкции наблюдать за походом Янгхазбенда на Лхасу. Из источников явствует, что царь попросил их также «настраивать тибетцев против англичан». Чтобы достичь этой цели, Куропаткин отдал распоряжение военному ведомству выделить более 14 тыс. руб. на экспедицию. Кроме того, с целью подстраховки еще один секретный агент, Буда Рабданов, переодетый в костюм паломника-буддиста, был направлен в город Дарцедо (кит.: Дацзяньлу) на севере Тибета для обеспечения связи между членами миссии и Доржиевым, пребывавшим вместе с Далай-ламой в Урге[1009]. О том, насколько успешно Рабданов выполнял свои функции, можно судить по информации, которую он передал Доржиеву для Далай-ламы в апреле 1904 г. В сообщении говорилось о подготовке русскими широко-масштабной военной кампании на северо–3ападе Индостана. Получив это известие, как ожидалось, глава Тибета должен был согласиться на перемещение своей постоянной резиденции в пределы России[1010].

Экспедиции потребовалось больше года, чтобы достигнуть Лхасы через Русский Туркестан и Кашгарию. Преждевременная кончина Уланова от неизвестной инфекционной болезни, вынудила Дамбе Ульянова взять на себя руководство миссией. Визитерам из России был оказан в Тибете теплый прием как блестящим знатокам буддизма. Они оставались в столице с конца мая до середины августа 1905 г., занимаясь сбором сведений о происках британцев в Восточной Азии. Ульянов был даже удостоен аудиенции у ламы Голдана Тивы-Рамбуче, исполнявшего обязанности верховного правителя в отсутствие духовного лидера. Во время аудиенции Ульянов получил заверения, что как буддийское духовенство, так и простые люди ненавидят британские оккупационные войска, дислоцированные в долине Чумби, и с нетерпением ожидают возвращения Далай-ламы в столицу. Эти сведения позднее легли в основу схемы организации его обратной поездки в сопровождении специального русского политического представителя, которую совместно разработали МИД и военное ведомство[1011].

Практически в то же время подполковник Л.Г. Корнилов, опытный офицер Генерального штаба, ставший главнокомандующим русской армии в июле 1917 г., был откомандирован в Индию для сбора информации о проведении Китченером военных реформ[1012]. По донесениям Клемма, Корнилову не удалось прибыть в Бомбей инкогнито, как изначально планировалось. Его опознали агенты британской разведки, поэтому он вынужден был официально представиться сэру Арчибальду Джентеру, генерал-лейтенанту Бомбейского президентства в феврале 1904 г. Как ни странно, Китченер не препятствовал намерениям Корнилова посетить основные укрепленные пункты на севере Индии, хотя багаж гостя, включая личные записи, фотоаппарат и бинокль, оказался похищенным злоумышленниками в Пешаваре, как раз за день до возвращения в Бомбей[1013].

Инцидент у Доггер-Банки в октябре 1904 г., который случился вскоре после подписания англо-тибетской конвенции, привел отношения России и Британии к самой низкой точке со времен русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и конфликта вокруг Пенде в 1885 г. 31 октября вице-консул в Бомбее Некрасов телеграфировал в Петербург об инструкциях, которые Керзон будто бы дал Китченеру относительно выдвижения армейских частей в направлении Кабула и Кандагара с началом военных действий между двумя державами[1014]. При сложившихся обстоятельствах царское правительство решило направить еще одну секретную миссию, на этот раз в Ургу, чтобы выяснить планы Далай-ламы относительно возвращения в Тибет. Куропаткин приказал все тому же П.К. Козлову сопровождать буддийского первосвященника на пути в Лхасу, извлекая из бесед с ним сведения, представлявшие интерес для России. Попутно Козлову и его спутникам поручался сбор информации и оценка на ее основе общего положения дел в Монголии и Западном Китае, изменившегося под влиянием русско-японской войны[1015].

Прибыв в Ургу и получив аудиенцию у Далай-ламы в апреле 1905 г., Козлов докладывал в Главный штаб, что тибетский лидер ожидает признания независимости его страны европейскими державами при посредничестве России. Кроме того, Далай-лама сообщил русскому эмиссару, что его правительство в изгнании старается поддерживать спокойствие среди буддистов Монголии ради добрых отношений с русскими, поскольку царские войска, сражающиеся с японцами, нуждаются в сохранении «порядка и гармонии» у себя в тылу[1016]. Результатом миссии Козлова стала организация тайного отъезда Далай-ламы из Урги в декабре 1906 г. сначала в монастырь Кумбум в тибетской области Амдо, а затем в Лхасу. Но план царских стратегов оказался выполненным лишь наполовину, поскольку новый министр иностранных дел А.П. Извольский, занявший место Ламздорфа в мае 1906 г., посчитал рискованной аккредитацию российского политического представителя в Лхасе в видах негативной реакции на этот шаг со стороны Лондона и Пекина[1017].

В то же время, поддержанная европейскими державами, российская дипломатия выступила с резким протестом против оккупации Лхасы британцами и условий англо-тибетской конвенции 1904 г. Упреки в адрес Сент-Джеймского Кабинета совпали по времени с решением его членов не обострять далее отношений с Россией после урегулирования инцидента у Доггер-Банки. В этом взгляды Лондона и Калькутты далеко не совпадали, однако, справедливости ради, подчеркнем, что не вся информация, поступавшая на берега Темзы по различным каналам, доводилась до сведения правительства Индии, и наоборот, поэтому различия или нюансы во взглядах Уайтхолла и индийского правительства являлись неизбежными[1018].

«Мы должны дать ясно понять, — писал Бродрик Амтхиллу в октябре 1904 г., — что Янгхазбенд «продал» нас. Его экспедиция стала копированием действий России. Но ситуация действительно ухудшилась, когда Лэнсдаун решил, что здесь была затронута его честь...»[1019] Чтобы понизить градус критики в адрес тибетской авантюры, как ее расценили некоторые представители британской общественности, лондонский Кабинет отдал распоряжение Янгхазбенду и Макдональду, то есть дипломатическому и военному руководителям экспедиции, вывести войска из Лхасы только после того, как будут пересмотрены слишком жесткие для Тибета условия конвенции[1020]. Однако данное условие выполнено не было, и 6 октября 1904 г. британская миссия в сопровождении войск покинула столицу Страны снегов. Согласно российским источникам уход англичан из Лхасы сопровождался «проклятьями тех тибетцев, чьи родственники были убиты или ранены в ходе столкновений с британцами», хотя Янгхазбенд свидетельствовал о том, что местное население демонстрировало искреннее дружелюбие во время проводов членов его посольства