ать соглашения с представителями коренных народов, проживающих на месте предполагаемой добычи и транспортировки полезных ископаемых. Рудин в шутку называл их «Актами о ненападении».
Стоявший сейчас у опушки леса Иван Сэротэтто возглавлял большое объединение семей, кочующих в этом районе, и именно с ним вели долгие и безуспешные переговоры представители «Нефтерудной». В отличие от большинства представителей северных народов, плохо воспринимающих алкоголь и быстро теряющих контроль над собой, Иван — метис, имевший в предках белого человека еще со времен революции, почти не пьянел и мог перепить любого геолога. Переговорщики от нефтяной компании, бывалые мужики, имевшие огромный опыт по решению вопросов с нацменами Севера, исчерпали, казалось, все возможности для успешного завершения переговоров. На очередном сеансе видеосвязи с Рудиным один из них в сердцах предложил грохнуть неуступчивого северянина и дальше вести разговор с другими, более сговорчивыми, представителями семей. В начале двухтысячных вариант «грохнуть» предлагался не только ради красного словца. Это в столице девяностые уже кончились, а на Крайнем Севере подобный способ был вполне применим на практике. Человек, пропавший посреди бескрайней тундры. Что может быть естественнее? Конечно, такие решения принимал не Рудин, а руководители переговорщиков, ибо задача перед ними ставилась обычно одна — заключить договор. Точка. Как — это не важно. Важен результат. Рудин, как и любой руководитель, любил тех, кто добивается результата быстро и не просит помощи руководства. Здесь все вышло иначе.
— Грохнуть, говорите, — хихикнул Рудин, криво улыбнувшись на экране телевизора видеосвязи. — Вот я вас самих там грохнуть прикажу, а потом скажем, что это Сэротэтто вас поубивал, бестолковых таких. И разом две проблемы решу. И от Сэротэтто избавимся, и такого балласта, как вы, у меня больше не будет! Здорово я придумал?
— Нам нужно еще немного времени, и мы все решим, — наконец собрался с силами ответить один из переговорщиков.
— Мозгов вам немного нужно, — огрызнулся Рудин, — времени у нас уже нет, проект запускать надо. Завтра я прилетаю в ваши края. — Переговорщики удивленно переглянулись. — Не бойтесь, вас мочить не будем, у меня еще другие дела есть.
Директор «Севернефти» начал под столом набирать сообщение своему заму и главному бухгалтеру: «У нас завтра комиссия. Рудин летит».
— Но дела делами, а вы своему Сэротэтто скажите, что с ним ваш главный поговорить хочет. На послезавтра наутро мне встречу организуйте. Можно и завтра, если договоритесь. Ясно все?
— Да, ясно, только… — замялся человек, стоявший перед камерой.
— Только что? — Рудин уже не улыбался. — Ребята, вы меня уже нервируете.
— Только он из тундры не выходит. С ним на его территории встречаться надо.
— О как! — Рудин хмыкнул, потер кончик носа. — В тундре, значит. Ну и славненько! С него муксун, с меня самогон. Пришлите мне все материалы, какие у вас есть по этому кренделю. Все. Ждите меня завтра, тунеядцы.
Сеанс видеосвязи завершился. Директор «Севернефти» с шумом выдохнул воздух и посмотрел на двух своих переговорщиков.
— А чего же это он прилетает, не для того же, чтобы с Сэротэтто встречаться. Такого никогда не бывало… Похоже, завтра будет тяжелый день, а?
Переговорщики молча кивнули. Прилет шефа не сулил ничего хорошего.
И действительно, вместе с Рудиным из столицы прибыла целая ревизионная комиссия и невысокий краснолицый толстяк, который, как вскоре выяснилось, теперь возглавит «Севернефть». Это вызвало бурные пересуды в обеденный перерыв. Уходящего директора жалели. Во-первых, за последние несколько лет к нему все привыкли и перемен откровенно побаивались. Во-вторых, он был неплохой мужик, хотя все знали, что он подворовывал, но так как делал это, что называется, в меру, никто не считал это весомым поводом для увольнения. Еще больше жалели референта директора Олесю, которая весь день, не скрываясь, утирала слезы. Все были в курсе, что она спит с шефом, и считали их чудесной парой, так как Олеся была хороша собой, не зазнавалась и была не замужем, а директор был весьма видный мужчина. Хотя и женатый, но жена его предпочитала проводить большую часть времени в столице и любовью в офисе «Севернефти» не пользовалась.
Иван Андреевич, проведя недолгий разговор тет-а-тет с уже бывшим директором, выпил кофе и пребывал в благодушном настроении. Увольняя сотрудников, он никогда не мучился угрызениями совести и сожалениями. Когда в голове его появлялась мысль о том, что «так надо», все дальнейшие действия были подчинены только реализации этой идеи. Так надо. Компании. Стране. Президенту. Или просто ему самому. Так надо.
Рудину доложили, что о встрече с Сэротэтто договорились и через час уже можно вылетать.
— Через час? Чудесно, за час можно еще много кого уволить. — Иван Андреевич внимательно посмотрел на вытянувшегося перед ним заместителя директора «Севернефти», гадающего, ожидает ли его участь своего начальника, или удастся удержаться на плаву. — Ты же по общим вопросам зам был, правильно?
Стоящий перед ним человек кивнул. Его кадык дернулся.
— Ладно. Не боись, может, и дальше будешь. Давай-ка пока реши мне один общий вопрос. Пришли ко мне эту, как ее… девицу директора вашего бывшего.
— Олесю, — услужливо подсказал человек.
— Ну, значит, Олесю, до вертолета же еще час почти.
Человек бросился бегом из кабинета. Лицо его выражало восторг. Он остается. Он в деле. Он нужен шефу.
Вертолет набрал высоту, и буквально через десять минут редкая тайга сменилась бескрайними просторами тундры. Мелькали одно за другим бесчисленные озерца подтаявшей вечной мерзлоты.
«И как их сюда занесло? — подумал Рудин. — Ну ладно, мы за нефтью пришли. А они зачем? За мерзлотой? Чудные они существа…» Как и у многих его подчиненных, отношение Рудина к представителям коренных народов Севера представляло собой некую смесь брезгливости и удивления. Резкий и ничем не перебиваемый запах оленьих шкур и немытых тел, чумазые загорелые лица, обрывистая речь, всякое отсутствие желания что-либо менять в сложившемся укладе жизни. Тупиковая ветвь развития, немного ушедшая от неандертальцев и обреченная на вымирание в современном мире.
«И чего мы с ними носимся? Напринимали законов бестолковых, а теперь ведь и не отменишь, на весь мир такой шум поднимут. — Рудин поморщился. — А сколько денег на них тратим!» Иван Андреевич несколько раз принимал участие в открытии построенных «Первой нефтерудной» новых зданий для школ-интернатов детей коренных северян. Здания строились на совесть, укомплектовывались всем необходимым оборудованием, да и на содержание детей выделялись вполне приличные деньги. Однако это не мешало северянам, прожив десять лет за чужой счет и получив еще в придачу квартиру от государства, оставлять на вбитом в стену гвозде свою европейскую одежду, надевать вонючую малицу, сшитую из оленьих шкур, и отправляться «кочевать» со своими соплеменниками. В пустых квартирах они потом появлялись два-три раза в год на неделю-другую, чтобы обналичить в банке получаемое от государства пособие, закупить в местном магазине водки, хлеба и сигарет, поучаствовать в каком-нибудь Дне оленевода или ином подобном празднике, к которым приурочивались визиты, после чего опять исчезнуть в ледяных просторах тундры. По мнению Рудина, тундра должна уже быть вечнозеленой от вбуханных в нее нефтедолларов, однако, к удивлению, она оставалась неизменно белой три четверти года, а остальное время цвет ее менялся от грязно-серого в начале лета, когда сходил последний снег, к грязно-рыжему в конце лета, перед тем как выпадет снег первый. И лишь небольшой промежуток времени тундра наливалась летней зеленью, словно вдруг на нее опрокинули огромную бочку зеленки, растекшуюся на сотни километров вокруг. Выросшая по колено трава колыхалась на ветру, создавая иллюзию морских волн, во всяком случае так говорили сами северяне. Но, возможно, потому, что они не видели моря настоящего. С теплой бирюзовой водой и маленькими полосатыми рыбками, которые смело плавают рядом с людьми, ожидая, когда их покормят хлебными крошками.
А махнуть бы сейчас в Ниццу — мелькнула озорная мысль. На мгновение Рудин позавидовал нижестоящим и более молодым так называемым топ-менеджерам госкомпаний, которые могли себе позволить на выходные улететь в Ниццу или Сен-Тропе. Перелет бизнес-джетом, белоснежная яхта, теплое море и холодное шампанское от Клико. Они были уже достаточно обеспечены для всего этого, но еще достаточно безвестны, чтобы не привлекать внимание прессы и, самое главное, — президента. И все они хотели бы стать такими, как он, Рудин, — могущественными и известными. Идиоты…
Внизу показалось небольшое стойбище оленеводов. С борта вертолета оно выглядело совсем игрушечным — несколько маленьких темных пирамидок чумов и одинокая фигурка человека, стоящая у еле горящего костра. Рядом с человеком Рудин с трудом разглядел небольшую серую лайку. И человек, и собака неподвижно стояли и смотрели на приближающийся вертолет. Рудин был уверен, что человек внизу не может видеть его сквозь пыльный иллюминатор, но ему показалось, что Сэротэтто, а это был, очевидно, он, посмотрел, как показалось, прямо в глаза Рудину, широко улыбнулся и замахал рукой. Собака рядом с ним беззвучно залаяла.
Не успели еще замереть лопасти вертолета, как спрыгнувшие на землю люди в камуфляжных костюмах с оружием в руках и тоненькими проводочками, ведущими от наушников к скрытым рациям, уже начали осматривать стойбище. В чумах никого не оказалось, один из охранников подошел к Сэротэтто и что-то негромко сказал ему. Тот молча кивнул и развел руки в стороны. Охранник быстро обхлопал его одежду, собака было зарычала, но Сэротэтто бросил короткую непонятную команду, и она умолкла, но внимательно смотрела на охранника, готовая в любой миг броситься на защиту своего хозяина. Как и все северяне, Сэротэтто носил нож, больше похожий на довольно крупный кинжал, находившийся в ножнах из оленьей шкуры, пришитых к его правому бедру. Человек в камуфляже потребовал отдать нож.