– Да много всего, – произнес неопределенную фразу Лафайет. – Вот, к примеру, выдал, откуда к нему люди попадали. Ему ведь нужны были сильные мужчины, и не только негры. С теми проблем нет, в Африке вожди племен открыто торгуют собственными людьми с Карфагеном и не только с ним. Однако доктору необходимы были представители и иных рас, и именно из этого региона он получал индоевропейцев.
– У этих ребят все так же просто, как и у ниггеров, – рассмеялся Флэшмен. – Вы видели, какой тут рынок рабов? Можно купить себе кого угодно – хоть ниггера, хоть славянина.
– Именно этим и пользовались поставщики Моро, – как ни в чем не бывало кивнул Лафайет.
– А вы теперь ищете здесь концы, – покачал головой я, – неблагодарное занятие, маркиз.
Тот лишь плечами пожал. Мол, что поделать.
– Вы едва не опоздали на игры в честь начала правления Музаффара, – снова встрял неугомонный Флэши. – Они начнутся со дня на день. К слову, уже работает несколько тотализаторов, хотите узнать, каковы ставки на вас?
– Нет, – покачал головой я. – Тотализатор редко отражает истинное положение дел. Вы были на Играх в честь юбилея принца Альберта?
– Конечно же, – резко помрачнел Флэши, – у меня и семьи были лучшие места. Пришлось, конечно, выдержать настоящую баталию с супругой, чтобы взять с собой еще и сына, однако я ее выиграл. Юному Гарри полезно поглядеть на кровь, что бы там ни говорили все эти святоши.
– И вы точно не отказались сделать ставку, – усмехнулся я, – так что должны помнить, какие суммы были на мою команду тогда.
– Наверное, кое-кто сорвал на этом неплохой куш, – сделал хорошую мину при скверной игре Флэши. – Но в этот раз я буду умней и точно поставлю на вашу команду. Хотя здесь имеется самая настоящая темная лошадка, с которой не ясно абсолютно ничего.
– Это вы про карфагенян? – спросил у него Лафайет и, не дожидаясь кивка, продолжил: – Действительно, очень интересно. Дело в том, что эмир нанял команду в самом Карфагене, но в городе присутствует только ее владелец. Вон он, сидит за столом, – украдкой указал на него маркиз, – тот, кто пялится на танцовщиц так, будто сожрать их хочет.
Я проследил за его взглядом и уже думал, что увижу очередного знакомца по Лондиниуму – Магарбала, но карфагенянин был другой. Конечно, все они похожи друг на друга смуглыми лицами и густыми умащенными бородами, однако этот оказался старше Магарбала и вряд ли когда-то сам был игроком. Под пластами жира на его теле не угадывались даже воспоминания о мышцах. Он был торговцем, а не ланистой.
– Его игроков никто не видел, – продолжил Лафайет, не глядя на разъяренного его неучтивым поведением Флэшмена, – они живут в одном из караван-сараев за стенами Бухары, туда никого не допускают, а вокруг него стоит сутками караул эмирских гвардейцев. Все попытки лорда Кадогана отправить шпионов, чтобы хоть одним глазком заглянули, провалились с треском.
– Так что вам, – снова встрял Флэши, – не советую повторять наших ошибок. Они стоили лорду Кадогану хороших денег.
– Спасибо за предостережение, – усмехнулся я, – обязательно передам графу Игнатьеву.
Мне было очень приятно видеть, как изменилось лицо Флэши, когда он услышал фамилию графа. Одна беда. Толком не мог понять, откуда знаю о знакомстве Флэши с графом и их взаимной неприязни. Ведь я был уверен, что он с Игнатьевым уж точно не был знаком прежде. Хотя с моей дырявой памятью возможно все – она и не такие шутки со мной откалывала.
– А кто будет выступать от Британии на играх? – поинтересовался я, больше чтобы сменить тему.
– Капитан Джеймс Эбернети, – полуобернувшись к другому офицеру, представил его Флэши, – корпус Королевской морской пехоты. К слову, как и мы с вами, граф, он воевал в Крыму.
– Я участвовал в Восточной войне, – поправил его капитан с истинно британской педантичностью, – но в Крыму не был. Я тогда служил только лейтенантом и командовал взводом морских пехотинцев при штурме крепости Бомарсунд, что на Аландских островах.
– Ветеран, в общем, как и мы с вами, – закивал Флэши. – И команда у него под стать – все морские пехотинцы, прошедшие горнило Восточной войны.
– Там их главными врагами были холод, – неожиданно криво ухмыльнулся Эбернети, – и болезни. Последние выкосили больше людей, чем русские казаки.
– И каковы ставки на мистера Эбернети? – полюбопытствовал я.
– Не интересовался, – соврал Флэши, и глазом не моргнув, уж в этом-то он был большой мастер, – сами понимаете, граф, это неэтично.
– Прошу прощения, – машинально ответил я. – Кстати, полковник, вы ведь быстро становитесь знатоком всех влиятельных особ там, куда попадаете, да и сами – персона не из последних, что вы можете сказать о том, кто сидит за столом эмира через двух людей от нашего посла?
Флэшмен глянул на указанного мной человека, а это был тот самый визирь с ястребиным выражением лица, и кивнул самому себе. Он явно знал, кто это, а возможно, был с ним знаком лично.
– Это распорядитель эмирской арены, – объяснил он, – а заодно и кто-то вроде министра иностранных дел и еще много всего. О нем вообще мало что известно, только имя Сохрэб, которым он очень гордится.
– И есть чем, – подтвердил Лерх, до того не вмешивавшийся в нашу беседу, – потому что оно означает «яркий, блистающий».
Пир затянулся до глубокой ночи. У меня давно уже рябило в глазах от разноцветных одежд актеров, выступающих перед Музаффаром. Отведали-таки вкуснейших блюд, что выставляли перед нами на стол слуги, потому что голод одолел всех. Мы продолжали беседу, но текла она столь вяло и была настолько скучна, что я толком и не запомнил ничего, после того как узнал имя встречавшего нас визиря.
Когда же наконец пир окончился, у меня почти не осталось сил. Распрощавшись с британцами и маркизом, торжественно поклонившись уходящему эмиру, отправились в наш караван-сарай. Там я повалился на кровать и мгновенно уснул.
Скорее всего, появление Флэши спровоцировало возвращение моих крымских снов – ведь именно в Крыму я свел знакомство с этим негодяем. Кроме того, и сам сон был именно об этом человеке.
Отлично помнил тот рейд. Отправиться в него меня уговорил сам генерал Врангель, сославшись на то, что корпус слишком долго торчит в Арабате и офицерам стоило бы развеяться. А что может лучше остального поднять тонус, как не хорошая скачка по мерзлой степи? Я не был с ним согласен в этом вопросе, однако спорить не стал – находиться среди арабатских мазанок надоело до скрежета зубовного, а так хоть какое-то, пускай и сомнительное, но развлечение.
Накинув поверх мундира теплую, пахнущую овчиной бурку, я вскочил на коня и отправился в тот самый рейд во главе взвода казаков. Конечно, для них я был только формальным командиром – их благородием, которого они слушались по долгу службы, подчинялись же безоговорочно взводному дядьке, седоусому уряднику по фамилии Лихопой. На каждый мой приказ они оборачивались и выполняли его лишь после короткого кивка их начальника. Меня это не сильно волновало – до определенного момента.
Ехали размашистой рысью по мерзлой степи и должны были через стрелку и дамбу проехать от Арабата до Геническа. То и дело ветер доносил до нас вонь Гнилого моря, и каждый раз я диву давался, как тут могут жить люди. Если зимой так несет с Сиваша, то что должно твориться летом?
– Летом тут сущий ад, – ответил на мой вопрос, заданный больше от скуки, Лихопой. – Комарья тучи, людей жрут по всей форме, поговаривают, за ночь здешний гнус может живого человека до костей обглодать.
Подобные байки я частенько слышал, но не стал разубеждать старого казака – что дурного в том, что он верит в эту чушь. Да и вступи я с ним в спор, вряд ли смог бы уговорить поверить мне. Мы жили совсем в разных мирах.
– Вашбродь! – вдруг выпалил молодой казак не то с говорящей фамилией Глазатый, не то с прозвищем, которое пристало к нему так, что и имени не вспомнишь. – Там сани! К стрелке едут!
Мы с Лихопоем повернулись в указанном направлении. Я увидел только какие-то неясные фигуры, на довольно большой скорости движущиеся в сторону дамбы.
– За ними! – тут же скомандовал я, разворачивая коня, и для выполнения этой команды подтверждения в виде кивка старшего урядника не понадобилось.
С неторопливой рыси кони сорвались в галоп. Мы неслись по промерзшей, заснеженной степи, быстро нагоняя сани. Седоки в них принялись погонять тройку усталых лошадей и делали это столь неумело, что казаков разрывало от праведного негодования.
– Да что ж они там творят?! – рычал, глотая окончания слов, Лихопой. – Угробят ведь животин ни за грош!
Я человек далекий от искусства правильного обращения с лошадьми, всегда доверял их своему денщику или слугам. Но сейчас видел, что неумелым управлением люди в санях не только не разрывают с нами расстояние. Из-за них кони бегут все медленнее, без толку выбиваясь из сил.
Тут один из пассажиров саней встал в полный рост, держа в руках какой-то сверток. До самого последнего момента я не понимал, что же это такое. Пассажир швырнул его в нашу сторону – пара шкур, судя по размеру, медвежьих, полетела в разные стороны, а в снег упала белая фигура.
– Бабу в снег швырнул, ирод! – выпалил кто-то из казаков, кажется, это был Глазатый.
Мы подскакали к месту, куда упала белая фигура, и я действительно увидел лежащую в снегу молодую женщину. Она пребывала в беспамятстве, глаза закрыты, на губах блаженная улыбка. Спрыгнул с коня, быстро замотал ее, продрогшую, в свою бурку.
– Шкуры соберите! – велел я казакам, и они снова послушались, даже не глянув на Лихопоя, а тот и не возражал.
Беспамятство женщины показалось мне весьма странным, и я приблизил свое лицо к ее губам. От них исходил явственный запах коньяка, смешанного с лауданумом. Тут ко мне подошла пара казаков со шкурами, в которые и была завернута женщина.
– Мокроватые они, вашбродь, – произнес казак, – но все же лучше, чем ничего.
– Берите ее, – велел я, поднимаясь с женщиной на руках, – и возвращайтесь в Арабат. Рысью! Лихопой, бери двух казаков. Головой за нее отвечаешь.