– Маркиз? – раздался знакомый мне еще с крымских времен голос. – Что за чертовщина, маркиз? Вы решили разыграть меня? Или это чертов слуга хочет так подшутить надо мной. Я ведь знаю, что вас уже не должно быть на этом свете. Я уже выпил за упокой вашей мятежной души.
Флэши вышел из дверного проема и, стараясь держаться на свету, благо того хватало от окон, сделал пару шагов.
Я кивнул Корню, и тот метнулся к Флэшмену. Я же быстро шагнул к двери и плотно притворил ее. Флэши был сильно пьян и совсем не готов к нападению. Корень легко припер его к темной стене дворца в том месте, где не падал ни единый лучик света, приставил к его горлу нож, намеренно надавив чуть сильнее, чем следовало, чтобы по шее Флэши сбежала тонкая струйка крови.
– Доброй ночи, мистер Флэшмен, – шагнул я к нему почти одновременно с Лафайетом.
Я увидел, как Флэшмен изменился в лице. Побледнел – ни кровинки не осталось, в глазах читался страх.
– Господа, – голос подвел Флэши, он заметно дрожал и срывался, – быть может, поговорим в более спокойной обстановке?
– Сейчас у нас самая лучшая обстановка для душевной беседы, – покачал головой я, – особенно после невольного признания. Маркиз, надеюсь, у вас больше не осталось сомнений относительно участия Флэши в покушении на вас.
– Их не было с самого начала, – заявил Лафайет.
– Тем более, – кивнул я. – А теперь, Флэши, я тебе вкратце опишу нашу дальнейшую беседу. Ты рассказываешь все без утайки, и если услышанное нас с маркизом устроит, то остаешься в живых. Если же попытаешься юлить или играть с нами, то… Ты достаточно хорошо знаешь русский, чтобы понять слово «убей» – его одного хватит моему человеку, чтобы перерезать тебе горло.
– Блефуете, господа, – попытался усмехнуться Флэшмен, однако взгляд его предательски косил на лезвие ножа в руке Корня. – Вы не рискнете убить британского офицера посреди дворца.
– Перекинуть труп через ограду труда не составит, – отмахнулся я, – а с той стороны дежурят мои люди, и тело найдут в городе. Никого это не удивит, ведь тебе не впервой покидать дворец среди ночи. А сегодня она очень опасная, волки вышли на охоту.
Флэши побледнел еще сильней, хотя, казалось, это просто невозможно.
– Ты не понял, что пришла твоя очередь говорить, Флэши? – как можно более вкрадчивым тоном поинтересовался я у него. – Тогда мой человек живо тебе об этом напомнит.
Я уже поднял руку, чтобы сделать неопределенный жест, надеясь, что Корень правильно поймет его, однако Флэшмен заговорил раньше:
– Меня прижали, и прижали крепко. Думаете, было особое желание снова вернуться сюда? Я терпеть не могу Восток и все, что с ним связано. Господь свидетель. Я всеми силами стремился избежать этой поездки, если бы не чертов Мориарти, будь он трижды проклят. Я был замешан в одном не самом красивом дельце несколько лет тому назад, как раз когда сбежал из русского плена и уничтожил два ваших корабля в форте Раим. В тот раз не обошлось без Мориарти. У меня возникли определенные финансовые затруднения, а тот через полковника Морана – тоже тот еще пройдоха и весьма опасный сукин сын! – предложил мне поучаствовать в деле с перевозкой рабов. Я имею определенный вес как в Британской Индии, так и в соседних землях, есть у меня связи в Компании, и дельце было весьма прибыльное и вроде бы непыльное. Вот я и согласился не раздумывая. Все прошло как по маслу. Ниггеры ушли по назначению – кто в Лондиниум, кто в Лютецию, а кто и в ваш Москов. Я даже запомнил имя человека, которому они в Москове предназначались, – профессор Преображенский. Оно звучит точно так же, как название вашего первого гвардейского полка, я про него слыхал еще в Рагби. Ну и нашего доктора Моро тоже запомнил, про него в газетах много писали в свое время. Не думал, что он остался в Лондиниуме после всех тех публикаций.
Флэшмен замолчал, видимо, чтобы перевести дух, однако Корень на это отреагировал по-своему. Он встряхнул его, будто охотничий пес добычу, и еще крепче прижал остро отточенное лезвие ножа к горлу Флэши. По шее того снова потекла кровь. Это заставило его говорить быстрее и уже без передышек:
– Мориарти объявился снова, как раз перед тем, как правительство решило отправить миссию в Бухару на коронацию нового эмира. Меня приглашали, но я нашел удобный предлог, чтобы остаться на родине, однако на следующий день мне в клубе отставных офицеров повстречался полковник Моран. Мы с ним в паре обыграли каких-то старых олухов, служивших, наверное, еще во времена Революционных войн, а после отправились выпить. Тогда-то меня и встретил Мориарти. Моран притащил меня на какую-то съемную квартиру, якобы желая угостить превосходным бордо или еще какой-то подобной чепухой, но ничего я не получил. Этот дьявол Мориарти выложил передо мной на стол газеты с завтрашней датой, в них карандашом были обведены статьи обо мне разоблачительного характера. Быть может, я и не агнец Божий и на моем счету довольно грехов, но они были выставлены в таком виде, что глаза на лоб полезли. Это был бы полный крах. Меня не то что в обществе не приняли б, да никто и руки даже после этих статей не подал бы!
Тут голос Флэши сорвался снова, однако дух переводить он не стал – заговорил почти сразу, косясь на лезвие ножа, прижатое к горлу.
– Мориарти уверил меня, что газеты выйдут завтра утром, если я не соглашусь отправиться в Бухару, чтобы проверить, как идут поставки ниггеров для его организации. А заодно велел мне покончить с вами, маркиз, так что я ничего против вас не имею, просто спасал свою репутацию. И, заметьте, не только свою. Ведь представьте, какой урон был бы нанесен Британии, окажись эти статьи в печати?! Первый герой страны оказывается не просто развенчан, но и заклеймен позором. Это был бы страшный удар по престижу моей родины, я просто не мог этого допустить.
– А заодно распрощаться с «уютным» положением в обществе и лаврами, к которым так привык за эти годы, – поддержал его Лафайет самым ироничным тоном.
– Я был бы уничтожен, – ответил Флэшмен, – и да, в первую очередь я всегда думаю о себе. Но что в этом дурного? Быть может, я просто честнее всех остальных, раз могу себе признаться в этом, а?
– Мне нужны имена людей, с которыми работает в Бухаре Мориарти, – насел на него маркиз, – всех до единого. И не надо врать, будто не знаешь их, ведь ты сам налаживал с ними контакты для Мориарти, верно? И не только здесь, но и в Британской Индии – оттуда ведь тоже рабы отправлялись по разным странам.
Флэши начал говорить, называя имена работорговцев – как здешних, так и находящихся на других территориях. Но они меня не интересовали вовсе – это уже забота маркиза. Мне не давало покоя лишь одно имя, услышанное от Флэшмена несколько раньше. Профессор Преображенский. Я был точно уверен, что зовут этого человека Филипп Филиппович. Филипп Филиппович Преображенский, он держит частную практику в Москове, я даже адрес вспомнить могу, дом вспомнил. Он не хуже того, что стоит на Николо-Песковской. Именно этот человек в моих снах о прошлом – единственное, что осталось от него, склоняется надо мною в руке со шприцем, полном крови.
Отойдя от отвлеченных размышлений, я заметил, что Лафайет держит почти у самого лица Флэшмена коробочку с большой портсигар размером, под крышкой ее находилось сложное устройство со множеством шестеренок и электрической катушкой, слегка потрескивающей током и поблескивающей редкими искрами. Скорее всего, предназначалось оно для записи звука. О таких ходили слухи да писали не раз в бульварных листках, грешащих различными теориями заговора и прочей чепухой. Однако я был уверен, что нечто подобное на самом деле существует, и вовсе не удивился этой коробочке в руках маркиза.
Наконец Флэши замолчал, видимо закончились имена. Я не сомневался, что назвал он сейчас всех, кого вспомнил. Этот пройдоха слишком дорожил своими жизнью и здоровьем, чтобы лгать в подобной ситуации. Корень уже хотел было его снова встряхнуть, заставив говорить, но я остановил его.
– Хватит, – махнул я рукой бывшему казаку, – он все сказал, вряд ли ему есть сейчас что добавить.
Корень лишь сильнее прижал Флэшмена спиной к стене дворца, однако давить на рукоять ножа, чтобы снова пустить кровь нашему пленнику, уже не стал.
– Что будем делать с ним? – спросил я у Лафайета, нарочито обратившись с таким видом, будто Флэшмена тут уже не было вовсе.
– Можно было бы и прикончить, – с тем же нарочитым равнодушием пожал плечами маркиз, – но с этим будет слишком много проблем, даже если свалить убийство на волков. Пускай живет, он теперь у меня на крепком крючке сидит, верно, Флэши? – Он усмехнулся, кинув на бледного как смерть Флэшмена веселый взгляд. – На этой пленке, – Лафайет намеренно громко щелкнул крышкой коробочки, – хватит твоих излияний на то, чтобы стереть в порошок всю славу первого героя Британии. И, кстати, я подданный французского короля, и на честь твоего острова, его королевы и немецкого принца, который вами правит, мне наплевать совершенно. Просто имей это в виду, Флэши, если решишь снова устроить покушение на меня. Знай, несколько расшифровок записи с нее отправятся разными путями в штаб-квартиру Ордена в Лондиниуме.
– Мне не с руки играть против Ордена, сэр, – сумел выдавить из себя нечто вроде приятной улыбки Флэшмен.
– Отлично, – кивнул со столь же фальшивой улыбкой Лафайет. – Надеюсь, вы понимаете, что, если на вас снова выйдут люди Мориарти, вы первым делом побежите к нам за помощью.
– Я безмерно рад, что получаю защиту Ордена от этого дьявола в черных очках.
И отчего-то мне показалось, что в этот раз Флэши не совсем кривил душой.
– Отпусти его, Корень, – велел я запорожцу.
– Я думал, мы пришли прикончить его, – ответил тот, продолжая держать Флэшмена, глядя на него самым зверским взглядом, на какой был только способен.
– Он нам все рассказал, и Лафайет решил пощадить его, – объяснил я.
– Жаль все-таки, что нельзя пустить ему кровь.
И Корень напоследок, хорошенько приложив Флэшмена о стену дворца, отпустил его. Удивительно, но британский полковник сумел удержаться на ногах.