Со стороны США переговоры с саудитами вел директор ЦРУ Уильям Кейси. Именно он ознакомил руководителя саудовской разведки шейха аль-Турки с секретными документами о зависимости экономики СССР от продаж нефти.
В сентябре 1984 года Уильям Кейси прибыл в Саудовскую Аравию. В королевском дворце Кейси и король Фахд обсудили ситуацию в регионе. Афганская война складывалась удачно. Кейси затронул проблему цен на нефть. «Цена слишком высока, — сказал он Фахд, — если ее не снизить, может наступить конец хозяйственному оживлению в США. Королевская семья также теряет на уменьшении добычи. Этим пользуются враги саудовцев Иран, Ливия и Советский Союз, которые добывают сколько удастся. Финансовые результаты этой операции позволяют Советам присутствовать в Южном Йемене, Сирии, Эфиопии и Афганистане». Фахд выслушал Кейси, время от времени кивая головой…
12 сентября 1985 года министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейх Ямани объявляет, что Саудовская Аравия радикально меняет свою нефтяную политику. За следующие полгода саудиты увеличивают добычу примерно в три раза. И во столько же упали цены на нефть: с 28 до 10 долларов за баррель в низшей точке.
Всего за два года цены на ресурсы, от которых зависела способность СССР финансировать армию, ВПК, мировую коммунистическую систему и поддерживать стабильность в стране — в первую очередь, закупать десятки миллионов тонн зерна в год, — сократились в несколько раз.
К тому же в самом конце 80-х годов на все это накладывается еще одна беда — низкий урожай зерновых в мире. Особенно выросли цены на пшеницу.
Собирались покупать дешевое зерно за дорогую нефть. А вынуждены были — вынудили — покупать дорогое зерно за дешевую нефть. Вот это и называется, если кто помнит известную шуточку тех лет, — «вырезка из продовольственной программы».
«Новое мышление». Патогенез
«Новое мышление» Горбачева многие склонны объяснять пониманием того, что продолжения гонки вооружений, навязанной рейгановской администрацией, Советский Союз не выдержит. Так-то оно так, но не совсем.
«Вы думаете, что находитесь впереди нас в технологии и сможете воспользоваться своим превосходством против Советского Союза? Это иллюзии…» — заявлял американцам Горбачев. «Я обеспокоен, насколько невежественны или дезинформированы Горбачев и Шеварднадзе…» — это из мемуаров Джорджа Шульца, госсекретаря США при Рейгане. Поучения на тему о военно-промышленном комплексе США и дискриминации женщин и чернокожих, о чем Горбачев толковал американцам на переговорах, сдержанный Шульц называет чушью.
«Он складывал подарки у наших ног — уступка за уступкой… Эти уступки — результат нашего пятилетнего давления на них»[266].
Шульц, кстати, так в горбачевское «новое мышление» и не поверил. Очевидно, такие формы и масштабы мышления выходили за рамки его воображения. Его преемнику при старшем Буше Джеймсу Бейкеру уже деваться было некуда.
Бейкер вспоминает, что Горбачев поразил его неистребимой любовью к метафорам — то он рисовал ледокол, то яблоко, которое скоро упадет (СССР глазами американцев), то «заглядывал за горизонт».
«Временами такая манера, — пишет Бейкер, — выводила меня из себя»[267].
Но самое большое удивление у Бейкера вызвало сделанное как бы между прочим заявление о том, что СССР выводит из Восточной Европы 500 единиц ядерного оружия. Внезапно. Чтобы поразить. Чтобы видели русскую щедрость без мелочного обсуждения и жалкого торга. Американцы немедленно зафиксировали уступку и тут же, не сходя с места, начали самый жесткий торг.
История краха… Вот, кстати, когда у нас сейчас модно стало петь дифирамбы застою — надо понять, что застой — он застой и есть. Это полная закупорка социальной мобильности. Революция, а затем и сталинский режим обеспечивали мощнейшую социальную ротацию. Известно, какими способами и с какими издержками. Постсталинская советская элита сделала все, чтобы эту ротацию прекратить. Сначала добившись личной физической безопасности, а затем и полной неприкосновенности и безответственности, когда поводом к отставке могла быть только естественная смерть. В результате на смену застойным лидерам пришли люди с интеллектом и кругозором бригадира скотоводческой бригады.
Пока главной проблемой было сдерживание гонки вооружений, а стороны обладали военно-политическим паритетом, это были переговоры равных. В середине 1980-х годов Советский Союз набирает дикое количество кредитов. Кредиты давали охотно, давали коммерческие банки. Советский Союз все еще считался первоклассным заемщиком. Теперь, к концу 80-х годов, положение меняется. Задолженность катастрофически растет, возможности обслуживания долга улетучиваются. Коммерческие банки отказываются кредитовать советскую экономику. Советскому руководству нужны кредиты. Такие кредиты могут предоставить только государства, и только под политические условия.
«Это совершенно другая история. Это то, что в кошмарном сне не могло присниться советскому руководству в 85 году. Идея, что мы там через 3–4 года будем готовы вести переговоры о том, какие политические уступки мы сделаем за то, что там Германия, Соединенные Штаты предоставят нам государственные кредиты, там никому из советского руководства 85 года и в голову не приходила, а к 89 году, после того как произошла одна простая вещь, после того как саудиты в несколько раз увеличили добычу, они больше ни о чем и не думают»[268]
Гайдар констатирует абсолютно принципиальную вещь. Момент, с которого советские руководители начали брать политически мотивированные кредиты. То есть сдавать политические позиции за деньги. В долг.
«Новое мышление». Агония
Декабрь 1988 года. Горбачев выступает в ООН с инициативой о сокращении вооружений. Суть: согласие на несимметричное сокращение войск в Европе, на соглашение по ракетам средней дальности на условиях НАТО. Изменение ситуации хорошо видно в ходе переговоров Горбачева и Буша на Мальте (ноябрь 1989 года). О разоружении уже никто не думает. Критическое значение для советской страны имеет другое: содействие США в предоставлении СССР государственных кредитов и займов международных валютных организаций. Горбачев дает неформальные гарантии, что СССР не будет применять силу для сохранения своего политического контроля в Восточной Европе. После этого ситуация в советском блоке начинает развиваться обвально. 9 ноября 1989 года — падение Берлинской стены…
«Взамен вступления, которое было выбрано, в котором ГДР была подчинена ведомственным структурам ФРГ, было бы правильнее осуществить настоящее объединение, с новой конституцией, как это предусматривалось основным законом. Данная конституция должна была быть принята решением народа, который постепенно шел бы навстречу друг другу и осуществлял двухсторонний обмен знаниями. Ведь в ГДР были вещи более прогрессивные, чем в ФРГ. Они были сразу упразднены после объединения. Их нужно было использовать по всей Германии»[269].
Это говорит наследник восточногерманского социализма — Гизи… для которого объединенная, гармонизированная и, возможно, нейтральная Германия — безусловное благо. Какое это благо для России, говорить излишне. Для Соединенных Штатов это безусловно неприемлемо. Вспомните генерала Одома — удержание своих главных конкурентов — Японии и Германии под своим контролем было главной целью и главным достижением всей американской политики после Второй мировой войны. Под диктовку американцев и при согласии Горбачева канцлер Гельмут Коль покупает одномоментное объединение, по сути поглощение, аншлюс ГДР ценой обмена: одна западная марка на одну восточную.
«Объединение валют было неверным. Народное хозяйство ГДР не осилило объединения. Индустриальная основа Восточной Германии была разрушена. Я могу сказать, что решающим является тот вопрос, как происходит объединение, и в меньшей, в каком темпе… И конечно, было бы разумнее сделать из этого обдуманный процесс. Федеральное правительство и Гельмут Коль всегда заявляли, что имелся очень короткий временной отрезок, в который можно было осуществить объединение. Это, конечно, полная глупость. Михаил Горбачев не собирался препятствовать процессу объединения Германии, а после него уж тем более никто не собирался препятствовать»[270].
О чем вообще, о каких таких препятствиях могла идти речь?!
«М.С. просит Коля срочно помочь — заставить банки открыть кредит, а также дать деньги вперед под заклад военного имущества, оставляемого нашими уходящими из Германии войсками»[271].
«Когда и если тебе нужны… государственные политически мотивированные кредиты, ты должен понимать, что речь идет о политике. По тем временам такие кредиты можно было получить только у западных демократий. У них есть свои представления о нормах поведения стран, которые нуждаются в их финансовой поддержке. Советская империя в Восточной Европе базировалась на общем убеждении в том, что мы можем применить и готовы применить столько силы, сколько нужно, чтобы сохранить у власти действующий коммунистический режим… А, собственно, что это значит? А это значит для режима, который весь основан на вере в то, что власти способны и готовы применить столько насилия, сколько надо для того, чтобы сохранить контрольное положение в стране, это значит одно, это требование того, чтобы режим сам себя распустил»