Игру XIX века, прежде чем говорить об угрозе британским интересам, надо посмотреть, где находится Кент, а где Ташкент.
«Россия имеет жизненно важные интересы на постсоветском пространстве. Так же как и США в Центральной Америке и на Карибах. Любая страна, обладающая периферией, должна обладать жизненно важными интересами в этих регионах. В случае с Россией эти интересы играют даже более важное значение. Потому что Россия находится в еще более сложном положении, чем Америка. Одним из таких интересов является сохранение мира и предотвращение переворота, революций, возникновения враждебных государств, в первую очередь в мусульманских странах»[328].
Собственно, к этому можно было бы ничего и не добавлять. Однако добавить придется.
«Некоторые люди говорят о величии России, о Прибалтике. Для меня они не реалисты. Они романтики. Они говорят о России, которой уже больше не будет, по-моему. Другой вопрос — расширять, усиливать влияние в Центральной Азии и на Кавказе — это понятно, это естественно. Я это понимаю»[329].
И это позиция самых взвешенных, самых, можно сказать, пророссийских западных аналитиков. Вообще, для того, чтобы понять механизм деятельности американских структур на постсоветском пространстве, надо меньше внимания уделять симпатиям и ориентациям конкретных политических операторов.
«Следует сказать, что мы не совсем правильно понимаем себе организацию работы внешнеполитических ведомств Соединенных Штатов Америки. Они устроены по принципу бизнес-корпорации, аналогичной „Кока-Кола“ или „Дженерал Моторс“. То есть люди, которые там работают, они воспринимают это как обычный бизнес-проект по продвижению в данном случае товара особого рода, на то, что называется „emerging markets". Это огромный бизнес. Он состоит, наверное, общая оценка его исчисляется в десятках миллиардов долларов. В основном, естественно, связанные, обслуживаемые бюджетом США. И на него работают, я думаю, сотни тысяч человек по всему земному шару. Остановить этот бизнес в одночасье так же невозможно, как и невозможно остановить работу крупной корпорации.
Говорить, что они к нам относятся хорошо или плохо, совершенно бессмысленно. Они относятся к нам так же, как „Кока-Кола“ относится к „Пепси-Коле“. Она с ней борется, но сказать, что сотрудники „Кока-Колы" любят или не любят „Пепси-Колу это абсурд. Скорей всего, они и сами, может быть, и не пьют ни того ни другого»[330]
То есть Буш может сколько угодно заглядывать в глаза Путину, а Путин первым звонить Бушу со словами поддержки после 11 сентября — это ничего не изменит в деятельности огромной бизнес-машины. Понимаете: люди «пилят» деньги. И очень серьезные. Остановить эту машину может только какой-то глобальный катаклизм.
«Вот это, на мой взгляд, момент, который в значительной степени недопонимается. Мы имеем дело не с какой-то такой централизованной системой, с которой можно о чем-то договариваться, а имеем дело с такой своеобразной матрицей, которая работает, в общем-то, вне зависимости от того, какой уровень существует между первыми лицами»[331].
Это огромные деньги, очень большая часть которых в силу особенностей операторов процесса вряд ли попадает по назначению. Но это — проблема американских налогоплательщиков. Тем не менее значительная часть их распределяется в виде грантов, подачек и разных всяких других форм поощрения среди туземного населения, создавая колоссальную и самодвижущуюся агентуру влияния. И вот после крушения Союза выяснилось, что вся эта машина рассматривает полем своей деятельности уже не только окраины империи, но и собственно саму Россию. Выяснилось, что Сибирь — слишком большая территория, чтобы Россия могла распоряжаться ею самостоятельно.
Идея обобществить Сибирь вполне в духе современной американской геополитической доктрины. Когда сейчас начали делить арктический шельф (а это, кстати, еще одна неосвоенная территория Большой Игры), выяснилось, что американская доля, примыкающая к Аляске, слишком ничтожна, чтобы соответствовать их глобальным амбициям, Соединенные Штаты немедленно выступили с инициативой интернационализации Арктики, включая и шельф, и морские пути, и даже российский ледокольный флот. Принцип прост. Все должно принадлежать Америке, а если что-то по каким-то причинам не может ей принадлежать, то оно должно быть «общее». Под международным, т.е. американским контролем.
«Для европейцев Сибирь могла бы обернуться тем, чем Аляска и Калифорния вместе взятые стали в свое время для американцев: источником огромных богатств… Чтобы удержать Сибирь, России понадобится помощь, ей не под силу одолеть эту задачу самостоятельно в условиях переживаемого ею демографического спада и новых тенденций в соседнем Китае. Благодаря масштабному европейскому присутствию Сибирь могла бы со временем превратиться в общеевразийское достояние, использование которого происходило бы на многосторонней основе»[332].
Трагическое отличие нынешнего этапа Большой Игры от прежних заключается в том, что она практически уже перекинулась с традиционных Центральной Азии и Закавказья на саму внутреннюю Россию. Что и следовало ожидать: потеряв подбрюшье, не удивляйтесь, что вам залезли в брюхо.
СРП. Соглашения о разделке пострадавшего
Первой в истории сделкой на условиях соглашения о разделе продукции была упомянутая нами нефтяная персидская концессия Уильяма Д’Арси от 1901 года. Условия, естественно, были предельно грабительскими, как тогда было принято, и как раз на заработанные там фунты Д’Арси основал нынешнюю «Бритиш Петролеум».
Сам по себе принцип СРП, когда иностранный инвестор получает возможность окупить свои затраты за счет самостоятельной реализации части продукции, в общем-то, вполне приемлем.
Хотя, как правило, он применяется в странах, где либо отсутствуют навыки самостоятельной добычи, либо политический климат исключает иные гарантии.
Однако наши сахалинские СРП по своим условиям больше напоминали колониальную концессию Д’Арси, нежели взаимовыгодные соглашения.
«Вы знаете, это колониальный договор, не имеющий абсолютно ничего общего с интересами Российской Федерации. Мне остается только сожалеть, что в начале 90-х годов российские чиновники позволяли себе такие выходки, за которые их, вообще-то, нужно было бы посадить в тюрьму. Исполнение этого договора вело к тому, что Россия в течение длительного периода времени позволяла эксплуатировать свои природные ресурсы и ничего не получала взамен. Просто практически ноль»[333]
Мы знаем, какую реакцию вызвало восстановление российского контроля над нефтегазовым сектором. Собственно, здесь и кроется основное материальное содержание претензий наших западных партнеров к нынешней российской власти.
В 90-х годах в американской печати появляется серия публикаций ведущего консультанта Института мировой политики США Уолтера Рассела Мида под общим названием «Не купить ли нам Сибирь?».
Уолтер Мид предполагал, что вся покупка Сибири обойдется (при цене 1 тысяча долларов за акр) в 3 трлн долларов с выплатой в течение двадцати лет. Ежегодная выплата составит приблизительно 200 миллиардов, при этом 100 миллиардов будет использовано на покупку товаров и услуг, произведенных в Соединенных Штатах.
Расходы на создание инфраструктуры, администрации и экологической службы добавят еще 100 миллиардов ежегодно к этой сумме. Однако предполагается, что со временем эти расходы уменьшатся за счет собственного развития новых штатов…
Кстати, автаркический Советский Союз обладал многими недостатками. Что не мешало ему, между прочим, довольно бойко торговать нефтью. Собственно, это его и сгубило, как вы помните.
«Если Россия заявит, что хочет быть суверенным государством, контролировать свою страну, не стоит воспринимать это всерьез. Россия не может управлять своей судьбой. И если ей это удастся, то это будет несчастная судьба замкнутой страны, а не открытого государства… Советский Союз был автаркией, закрытой и замкнутой. Это несвойственно современному миру»[334].
Да здравствует Холодная Игра
«Факт, что баланс в Европе изменился, — он изменился после окончания холодной войны. Но и Россия, возникшая в результате окончания холодной войны, — это не Советский Союз. И интересы России отличаются от интересов Советского Союза… Но хотя Россия возникла в результате распада Советского Союза, я думаю, что кое-что из того, что случилось в ходе этого распада, и его конечный результат оставили кое-какие шрамы…»[335]
Шрамы у нас остались… Ну ногу оторвали! Ясное дело, интересы изменились. Ну ничего, культя заживет…
Интересы России, конечно, отличаются от интересов Советского Союза. У нас нет глобальных амбиций по переустройству человечества, в отличие, кстати, от наших американских «партнеров». Но Россия не в 1917 году и не в 1922 году появилась. И интересы этой тысячелетней России вполне преемственны. Это в первую очередь суверенитет и целостность.