ольшая, как это ни странно, у Александрины.
С самыми маленькими принцами познакомиться все же пришлось. Обычные дети. Все снабжены развивающими амулетами, причем ни один из них не имел подавляющих настроек, как это было с оберегом наследника русского престола. Колычев, сразу решивший для себя, что ни помогать, ни мешать проявлению способностей маленьких Гогенцоллернов не будет, внимательно осмотрел малышей, дал несколько ничего не значащих рекомендаций, после чего настойчиво посоветовал не пренебрегать посещением центра Марцевой.
– Лидия Михайловна самый лучший специалист в данной области, – пояснил он почтительно внимавшим ему родителям и, предвидя возможные вопросы, добавил: – Я тоже сотрудничаю с этим учреждением. И как только ваши дети достигнут соответствующего возраста, непременно осмотрю их еще раз.
– Есть какие-нибудь гарантии? – прикусила губу принцесса Кира.
– Ваше императорское высочество, – со значением в голосе отвечал ей Март. – Уж вам-то хорошо известно, что Дар либо есть, либо его нет!
– Да, но…
– Если есть, то мы поможем их развить.
– Я понимаю, – кивнула немного обнадеженная мамаша, бросив подозрительный взгляд на представителей конкурирующей ветви.
– Что скажешь? – прямо спросила мужа Александра, когда этот долгий и насыщенный день наконец-то завершился.
– Калечить детей, как великий князь Николай Михайлович, я в любом случае не стану, – пожал плечами Март. – В остальном положимся на природу.
– Кстати, ты ошибся с титулованием. Княжна императорской крови Кира Кирилловна не высочество, а светлость.
– От меня не убудет, а ей приятно, – отмахнулся Колычев.
– Как знать, – покачала головой Саша, – что придет в голову представительнице клана Кирилловичей. Семейка еще та…
– Пусть их. Завтра покинем Берлин и отправимся к Боденскому озеру. Говорят, там очень красиво.
– И совсем рядом заводы Цеппелина.
– Совместим полезное с приятным…
– Да, совсем забыла, ты скажешь принцессам об их потенциале?
– Как ты узнала? – удивился Март. – Ты что, научилась читать ауру?
– Нет, милый, я не гросс, чтобы настолько проникнуть в сущность Дара. Зато я неплохо изучила тебя. Так что, если решишь от меня что-нибудь скрыть, тебе придется постараться.
– Буду знать, – хмыкнул он, но тут же привлек к себе и, осыпая поцелуями, принялся уверять, что ему нечего скрывать от своей возлюбленной.
– То-то же! – наставительно заявила Саша. – Но ты мне не ответил.
– Даже не знаю, – вздохнул муж. – Немцы повернуты на евгенике, и если я сообщу об этом Вильгельму, то одному Богу известно, что выкинет этот германский шовинист. Есть немалая вероятность испортить девушкам жизнь, а мне бы этого не хотелось.
– Вот я и говорю, в первую очередь надо сообщить им… хотя нет, достаточно одной Цецилии.
У Марта от пребывания в Германии сложилось некое двойственное впечатление. Одновременно явно стремящейся к процветанию и развитию цивилизованной державы и некой почти явственно ощутимой провинциальности. Вот такой парадокс. Может, тому способствовал опыт из будущего, на фоне которого все технические достижения немцев смотрелись, мягко говоря, прозаически и даже забавно, или то, что Второй рейх являл собой не столько сконцентрированные мегаполисы, каковыми уже давно стали Петербург и Москва, а небольшие, уютные города и даже городишки, к примеру, Швайнфурт и Вюрцбург, которые они посетили мимоходом, по достоинству оценив древние красоты старых рыночных площадей перед ратушами, башни с часами, университет пятнадцатого века в Вюрцбурге и огромные кирпичные корпуса заводов в Швайнфурте. Католические соборы всех стилей и эпох от готики до рококо, могучий замок Мариенберг на горе, дворец епископа, мост с каменными фигурами святых через реку Майн и винной лавкой, продающей вино со знаменитого местного виноградника.
Но больше всего здесь ощущалась некая растворенность эфира. Всякий раз привычно выходя в «сферу», он почти не отмечал яркие ауры одаренных на многие километры окрест, кроме его собственной команды. Также мало у немцев было и амулетов. Вероятно, по той же причине – мало одаренных, нет необходимости постоянно заботиться о защите. И от этого появлялось, может быть, обманчивое ощущение силы и доступности всего вокруг. Стоило только сосредоточиться и послать мысленный приказ…
Марту, который на совесть отпахал последние полгода как «раб на галерах», временами просто хотелось насладиться законно заработанным отдыхом и обществом любимой и такой прекрасной молодой жены. Но он помнил, какое сейчас время и как обманчива окружающая пастораль. Как легко может оказаться перейдена грань и начаться большая война. И что будет потом?
То, что происходило в двадцатом веке – это какой-то безумный бред, дурдом на колесиках. И только в результате этого безумия, как его финал, – возникло согласие Европы и всего мира признать США и доллар центром системы. Что закономерно привело к вырождению всей системы, надуванию бесконечных пузырей и сваливанию системы в спекулятивное ничто.
В девятнадцатом и первой половине двадцатого века мир интенсивно развивался. Осваивал новые технологии и методы. До шестидесятых годов еще был импульс, накопленный раньше, а потом… А то, что он наблюдал в начале 2020-х годов, это было уже тотальное мракобесие и полный конец обеда. И все равно эта тупиковая однополярность (как она вообще возможна технически?!) обречена и на глазах рушилась. Так зачем ему позволять ей появиться на свет?
Если уж эта Земля счастливо избегла Первой мировой, то не допустить Вторую – надо обязательно. Потому что если она таки начнется, то итог, как и предрек царь, неизбежен – пойдет все то же стягивание ресурса на США. Бреттон-Вудс – те же яйца, вид в профиль.
Так что будем искать средства для обнуления этого сценария. И надо думать про альтернативный. И долгосрочный, заточенный не на банкстеров, ростовщиков и финансовых спекулянтов с их продажной обслугой в лице западных интеллектуальных центров, маститых политтехнологов, лживых СМИ, ловких киноделов, стряпающих лживые мифы, бессовестных чиновников, крючкотворов – юристов, играющих буквой закона, и прочими деятелями. А рассчитывать на содержательное научное и производственное развитие мира.
Задача, конечно, огромная, но почему бы и нет? Тем более что для России и ОЗК в ней явно будет отведена очень важная роль… что и требовалось доказать…
Здесь и сейчас ему необходимо было лично разобраться с двумя вопросами, которые больше некому было поручить. Ракетные технологии Вернера фон Брауна с его чудо-оружием в Пенемюнде и «урановый проект», начатый в той, прошлой реальности в 1939 году.
Следовало собрать максимум сведений и желательно из первых рук, что здесь и сейчас делается по данным направлениям, а затем оценить степень угрозы. Первое и самое простое – постараться вспомнить имена ученых и все, что с ними связано. Отследить даже и по доступной прессе новости про поставки урана из бельгийского Конго и эксперименты по его расщеплению и обогащению. А дальше уже и озаботиться поиском подходов к основным носителям гостайны.
С этой целью Март во время краткого посещения Вюрцбурга успел заглянуть в университетскую библиотеку и быстренько пролистать несколько сотен журналов и монографий. Скорость работы его возросла до такой степени, что он и сам временами удивлялся, как же мало времени в объективной реальности прошло. Его внутреннее ощущение говорило совсем о другом.
Убедившись, что далеко не все из представляющего интерес есть в преимущественно гуманитарно-медицинском Вюрцбурге, он отправился в Гёттинген, где в то время работал и преподавал Макс Планк. Повторив процедуру сканирования периодики, диссертаций и монографий, Март смог подвести первые итоги.
Первое и самое главное. Фон Браун благополучно трудится над космическими ракетами, правда, у него не все идеально с финансированием. Его попытка продвинуть реактивные двигатели для авиации не встретила интереса – в работу взяли проект конкурента – Гельмута Вальтера. Тот сумел предложить более интересный вариант – на пероксиде водорода и перманганате кальция, оказавшийся и более надежным, и более безопасным. Вывод Колычев сделал очевидный, Брауна неплохо было бы привлечь к ракетной программе ОЗК, вот только вопрос – смогут ли они сработаться с Королевым?
Из ключевых участников Манхэттенского проекта в США находился только Оппенгеймер, который и так был американцем. Энрико Ферми после получения Нобелевской премии продолжал трудиться в Италии. Он не уехал в США в 1939-м, поскольку Муссолини не принимал антиеврейских законов, чтобы подравняться под немецких национал-социалистов.
Академик Эйнштейн, живший в Берлине и работавший в университете, также никуда не собирался из близкой его сердцу Германии, в окружении выдающихся ученых того времени. Он говорил тогда: «Берлин – это то место, с которым я, благодаря человеческим и научным отношениям, сроднился больше всего… не хотел бы расставаться со своими превосходными коллегами». В тридцатых годах Эйнштейн последовательно отказывался от предложений стать профессором в Цюрихе, Лейдене, Оксфорде и Пасадене.
Но то, что работы по атомной теме ведутся, было очевидно. И производство тяжелой воды, и закупки бельгийского урана, и запрет на экспорт урана из Германии – имели место. Оставалось только убедиться во всем лично. И Колычев решился на авантюру…
Глава 10
Правь, Британия, волнами… Мелодия торжественной и такой имперско-патриотической песни неотвязно крутилась в голове Энтони Идена с самого утра, когда он, получив последние наставления от своего патрона – Уинстона Черчилля, поднялся на борт небольшого корвета, выделенного флотом для нужд Форин-офис[13].
– Иден, эта старая лиса – русский царь – набрал полные руки сильных карт и начал новую игру сразу с козырей. Нам необходимо перебить его предложение. Присматривайте за молодым Колычевым. Его дед и дядя были для нас сущим кошмаром, как бы третий из их чертовой династии не стал осиновым колом, забитым в самое сердце нашей империи… Крутите мозги немцам, они легковерны. Дуче получил щелчок по носу в тридцать седьмом, когда Федор Колычев отправил набранную им эскадру приватиров на помощь абиссинскому негусу негести, и эфиопы смогли отстоять независимость, так что у Муссолини наверняка есть зуб на русских в целом и на Колычевых в частности.