– Канальи! Негодяи! Содомиты! – закричал пораженный в самое сердце предательством полковник, но было поздно. Связь прервалась!
Мятежникам даже не пришлось выводить на прямую наводку захваченные в арсенале древние трехдюймовки. Стоило барражирующему над центром города кораблю, нареченному ими «Нибелунгом», не слишком прицельно сбросить пару стокилограммовых авиабомб на площади перед дворцом, как его не слишком многочисленные защитники выбросили белые куски материи из окон, осознав, что в ином случае их изломанные, исковерканные тела будут очень скоро погребены под руинами здания.
В ответ к ним под белым флагом вышел переговорщик. Чавес в ярости выхватил из рук стоящего рядом бойца винтовку, собираясь выстрелить по неприятелю, опознав в нем лучащегося самодовольством Рёма, но его собственный адъютант и подоспевшие солдаты скрутили своего начальника.
– Синьор подполковник, стрелять в парламентера против законов войны! Это бесчестно!
– Не вам учить меня, Эстебан! Трусы! Предатели!
– Нет, синьор Чавес, мы верны присяге. И будем сражаться. Но так нельзя.
Командующий дворцовой охраной еще раз напряг все свои силы, но не смог освободиться. Глубоко выдохнув, он немного пришел в себя и уже спокойнее распорядился:
– Отпустите меня.
Солдаты неуверенно оглянулись на адъютанта, тот одними глазами подтвердил приказ.
– Так-то лучше. Хорошо. Я выйду и переговорю с этим чертовым содомитом. Вы, Эстебан, пойдете со мной.
Из-за окна послышался усиленный раструбом мегафона голос Рёма:
– И долго мне тут торчать? Еще много дел впереди! Если вы немедленно не выйдете на переговоры, мы возобновим бомбардировку!
Март не спешил ввязываться в эту совершено ненужную ему историю. Более того, он отлично понял, что хорошего выхода в ней нет. Поддержав Бальдомира, известного своей пробританской и проамериканской позицией, Колычев волей-неволей работал на врага и против потенциального союзника. Ему как наяву вспомнились слова кайзера Вильгельма о разделе сфер влияния.
Но незаконный захват русского рейдера изменил расклады. Вернуть свое своим – справедливо. А дальше пусть местные разбираются с путчистами сами. Разве что будет необходимо позаботиться о снятии всех обвинений с команды «Лебедяни» и выплате компенсации для приватиров.
Но главное, следовало защитить и свои интересы. Помогать безвозмездно Мартемьяну не представлялось разумным.
Итак, первым делом – освободить арестованных летчиков из тюрьмы. Об этом они договорились с Бальдомиром. Тот немедленно подписал документ о полном снятии всех обвинений и возврате собственности. Выдал и чек. Оперативности решений весьма способствовали то и дело доносящиеся из центра города гулкие звуки взрывов и пулеметных очередей.
Основные переговоры отложили до лучших времен. Но Март недвусмысленно указал Бальдомиру, что плата для властей Уругвая будет весьма существенной. И дон Альфредо отлично понял русского гросса.
Поражение правительственных войск в сложившихся обстоятельствах становилось практически неизбежным, когда в небе над Монтевидео появился еще один корабль. Назвавший «Александру» яхтой Бальдомир был, разумеется, прав. Но он не знал, что этот изящный, несмотря на более чем внушительные размеры, воздушный корабль отличается от большинства своих собратьев высокой скоростью и просто феноменальной маневренностью. Но самое главное, в его экипаже имелось четверо одаренных пилотов, один из них к тому же гросс!
Быстро набрав высоту, Март описал большой круг и появился у своего противника за спиной. Как выяснилось, он нисколько не ошибся, оценивая степень подготовки немецкого экипажа. Возможно, среди них и имелись опытные пилоты, но совершенно не было времени, чтобы овладеть новой матчастью.
Поглощённый управлением кораблем капитан Маркворт почуял неладное слишком поздно. Его артиллеристы и наблюдатели были заняты огнем по позициям правительственных войск, а сам он, будучи обладателем весьма скромного Дара, не мог разорваться.
Основным вооружением «Нибелунга» – бывшей «Лебедяни» – были стоящие открыто стодвадцатисемимиллиметровые универсальные пушки американского производства. Одинаково хорошо подходящие для стрельбы по воздушным и наземным целям, они оказались совершенно не защищены от автоматических орудий яхты русского магната.
Струи раскаленного металла буквально смели за борт многочисленные расчеты, оставив немецкого пирата безоружным. Мгновенно сообразивший, что дело пахнет керосином, Маркворт попытался заложить вираж и почти преуспел в своем намерении. Однако огромный, но при этом до ужаса быстрый русский корабль мгновенно проделал все то же самое и продолжил, находясь у него в мертвой зоне, безнаказанно расстреливать всякого, кто пытался приблизиться к пушкам.
– Шайзе! – выругался немец, продолжая отчаянно маневрировать, буквально чувствуя при этом, как скрипит непредназначенная для маневренного боя конструкция рейдера.
«Внимание! Говорит капитан „Александры“ Мартемьян Колычев, – раздался в голове Фридриха чей-то голос. – Вызываю немецкого пилота!»
– Кто ты, черт тебя подери! – заорал никак не ожидавший подобного Маркворт.
Окружавшие его члены экипажа, будучи и без того бледными от непривычных перегрузок, растерянно переглянулись, прикидывая, не сошел ли их командир с ума.
«Ты что, тупой? – возникла в голове новая мыслеграмма. – Сказано тебе, я русский гросс. И если ты немедленно не сдашься и не посадишь „Лебедянь“ на ближайший аэродром, я втопчу вас в землю!»
– Черта с два, проклятый унтерменш! – продолжал брызгать слюной не желавший сдаваться тевтон. – Ты трусливо подкрался сзади, но скоро мы поменяемся местами и тогда…
«Ты всего лишь пират и захватил чужое судно! – ответил ему Март и мысленно приказал Витьке: – Ну-ка, пройдись еще раз по его корпусу, для пущего вразумления».
– Командир, – подал голос Хаджиев, – может, испробуем на нем новые ракеты?
– Нет, – покачал головой Колычев. – Испортим людям корабль, куда их потом девать?
– А мы аккуратно, – не сдавался Ибрагим-сан. – Собьем один из маневровых движков. Сесть он сможет, а вот вертеться уже никак не получится!
– Отставить! – резко скомандовал Март. – Прими управление и постарайся не отставать…
– Есть! – удивленно посмотрел на него Хаджиев, но спорить больше не стал.
Отрешившись от всего происходящего вокруг, Колычев снова скользнул в «сферу» и попытался сосредоточиться на личности вражеского пилота. К сожалению, прежде они не встречались, и Март даже не предполагал, как тот выглядит. Даже голос он только что услышал впервые… голос…
Лицо гросса сначала посерело, зрачки на глазах закатились за веки, превратив физиономию в какую-то жуткую маску. Если бы кто-то из знакомых увидел его сейчас, то вряд ли узнал. Что интересно, примерно то же самое происходило сейчас с немецким командиром. Моркварт сильно побледнел, покачнулся в пилотском кресле, и превратившаяся в «Нибелунга» «Лебедянь» совершила довольно жесткую, но все же относительно безопасную посадку.
– Что с ним?! – вскрикнула увидевшая мужа Саша.
– Сатори! – с благоговейным видом прошептал Ибрагим. – Ваш почтенный супруг – великий мастер!
Глава 18
Пока костяк экипажа из одаренных вел воздушный бой, его менее именитая часть тоже не теряла времени даром. Перед Вахрамеевым и его архаровцами была поставлена задача освободить команду русского рейдера. Погрузившись в бот, они прихватили с собой личного адъютанта президента Бальдомира с его собственноручно подписанным приказом оказывать подателям сего всяческое содействие и направились к самой знаменитой в Уругвае тюрьме.
«Либертад», можно сказать, находилась в пригороде Монтевидео, в небольшом городке с тем же названием, и представляла собой комплекс из нескольких довольно уродливых зданий, окруженных стеной, поверху которой натянули целые заросли колючей проволоки. Внутрь можно было попасть только через большие ворота, охраняемые целым взводом солдат с пулеметом. Еще несколько пулеметов имелось на вышках.
– Вот здесь наших и держат, – стиснул зубы перед ненавистным ему местом Зворыкин. – Эх, и набедовались мы тут…
– Ничего, недолго осталось, – хищно усмехнулся Игнат.
– Где приземляться будем? – спросил вылетевший с ними в качестве пилота Ким.
– Где-где, в Монде-виде! – скаламбурил старый абордажник. – Вон видишь дворик внутри. Вот туда и рули…
– Что вы делаете? – забеспокоился адъютант. – Охрана будет вынуждена открыть огонь!
– Чего он лопочет? – удивился Вахрамеев.
– Говорит, охрана стрелять будет, – примерно перевел его слова Звонарь.
– Может и будет, только недолго! Ты вот что, паря, – сунул в руки уругвайца мегафон. – Кричи им, мол, так вас и разэдак, но если хоть одна падла стрельнет, то мы их в порошок сотрем!
Судя по всему, уругваец проникся и нашел подходящие слова. Так что никто по ним стрелять не стал, а вскоре к боту на полусогнутых подбежал начальник тюрьмы.
Некоторое время они, увлеченно жестикулируя, общались, но потом приказ президента возымел действие, и начальник отправился к себе отдавать необходимые распоряжения. Еще через несколько минут к ним стали выводить русских пленников. Выглядели они, надо сказать, не слишком хорошо. Худые, давно не бритые. Одни в драной летной форме, другие вообще в невообразимых обносках. И только по горящим от злобы и жажды мести глазам можно было понять, что это не преступники, а военнопленные.
– Ты смотри, как изгалялись над людями! – посерьезнел Шишкин.
– Сволочи! – сплюнул Зворыкин и добавил, обращаясь к тюремщикам: – Ихо де пута, мать вашу!
– Эти узники отличались недобрым нравом и склонностью к нарушению режима, – невозмутимо заявил начальник тюрьмы.
– Дать бы ему по роже, – мечтательным голосом заявил Ларкин. – Чтобы ажно юшка потекла…
– Погоди, еще не всех наших привели! – сурово оборвал подчиненного Вахрамеев.
Сообразив, что их освобождают, приватиры бросились к своим спасителям и стали их обнимать. А когда узнали, что абордажники – их собратья по профессии и служат у самого Марта Колычева, их восторгу, казалось, не будет конца.