– Очевидно, что в нынешних обстоятельствах никто не позволит действовать вам столь свободно, – жестко возразил Александр, умело перехватив нить диалога. – Тогда сложилась уникальная ситуация после тяжелой Крымской войны, и Германия ей блестяще воспользовалась.
– К тому же Наполеон Третий сам желал войны и нанес первый удар! – поспешил добавить Лопухин. – Эта ошибка дорого обошлась Франции, а потомков Бонапарта лишила престола.
– Вы хотите сказать, – окрысился стряхнувший наваждение кайзер, – что и Гогенцоллернов может постигнуть та же судьба?
– Вовсе нет. Просто мы считаем, что наступает время оставить прошлое и идти вперед, – почти процитировал слова Евангелия русский император.
– Но это невозможно, пока Париж не откажется от своих притязаний на Эльзас и Лотарингию!
– А если откажется?
– Тогда мы согласны! – выпалил было кайзер, пока склонившийся к нему фон Папен не вернул его в реальность.
– Если будут учтены интересы Габсбургов, – добавил он нехотя.
– Мы не можем игнорировать Вену, – холодно улыбнулся германский министр иностранных дел, – так же как вы не желаете отказаться от защиты Парижа!
– Всегда есть способ мирного решения любых противоречий. Но если кто-то жаждет крови… Раскрою вам, кузен, и вам, господа, большой стратегический секрет. Если у России не останется выбора, мы будем воевать. Но мы не собираемся вести полноформатные сражения на земле. Нет. Мы сокрушим любого противника в небе! – Александр почти незаметно повернулся лицом к Марту, словно апеллируя к свидетельству Колычева, как пилота и кораблестроителя. Намек был мгновенно понят немцами, заставив Дёница нервно дернуть щекой, но, в сущности, возразить и ему было нечего. – Затем сотрем с лица земли его города, заводы, мосты и вообще все, что только разрушить в силах человеческих. Россия располагает значительным запасом авиабомб. Не берусь утверждать, что их хватит на весь мир, но вот пройтись частым гребнем, оставляя за собой только руины и пепелища, по площади в пару миллионов квадратных километров – точно получится.
Изобразив эту, поистине апокалиптическую картину столь явственно, что в воображении всех присутствующих она явилась неумолимой и чудовищной силой, а кайзер и его соратники на миг закаменели от ужаса, император, оценив достигнутый эффект, спокойно продолжил:
– Русская армия может поставить под ружье вдвое больше солдат, чем любая другая. И даже без существенного урона для экономического состояния страны. Но мы категорически против войн. И готовы стать гарантами всеобщего мира! Если же Россия и Германия будут действовать сообща на внешней арене, никто не сможет противиться нашей воле! Наступит золотой век!
– Но где гарантии, что ваша добрая воля в определенный момент не совершит разворот на сто восемьдесят градусов? – не скрывая скепсиса, возразил фон Папен.
– Кроме доброй воли у нас есть еще и здравомыслие, и банальный расчет. Я давно посчитал – России выгоднее торговать, чем воевать! И наши враги тоже это поняли. Потому и натравливают Страну восходящего солнца, да и к вам, в Берлин, наведываются с недвусмысленными предложениями…
Сама же суть сделки выглядела просто. Первое – заключался договор о ненападении. То есть Россия обязывалась не вступать в конфликт на стороне третьей державы, если именно эта держава первой нападет на Германию. То же правило касалось и Германии в отношении России. В случае же агрессии со стороны Берлина или Петербурга правило отменялось.
Заявлялось, что стороны приложат все усилия для преодоления германо-французских противоречий. Для чего должен быть заключен всеобъемлющий договор о зонах влияния.
Больше того, заявлялось о преодолении закрытости рынков и запретительных тарифов и об образовании ГАТТ – генерального соглашения о торговле и тарифах, целью которого становилось объединение всех ведущих экономик под общими правилами. Ставилось целью постепенное отступление от колониальной политики в целом и передаче суверенных прав новым государствам. Предполагалось разделить все нынешние колонии и страны на ряд групп и последовательно работать на формирование их действенной независимости, на условиях, конечно, открытости рынков этих стран и признания прав, в том числе и на интеллектуальную собственность.
Сделка ставила перед Парижем практически непреодолимый барьер для реваншизма – сама по себе Франция попросту не располагала необходимыми ресурсами для победы над немецкой армией и флотом. Но одновременно она же гарантировала безопасность для Третьей республики. Предполагалось в перспективе обсудить и особый режим управления Эльзасом и Лотарингией, значительно расширяющий возможности и права французского капитала и французских граждан в этих регионах.
Основной же целью общей работы становилось дробление и фактически растаскивание британских колониальных владений. В этот процесс предполагалось вовлечь и Париж, и Вашингтон.
Япония же обозначалась как угроза владениям европейских держав на востоке. Ей выставлялось условие ограничения дальнейшей экспансии и широкий допуск в ее владения иностранного капитала и товаров. Окончание же конфликта между Россией и Японией (заключение уже не перемирия, а полноценного мира) обозначалось как вопрос строго между двумя державами, в который не требуется внешнего вмешательства.
По факту, Вильгельм высказал следующее соображение:
– Если ты, Александр, желаешь с ними покончить силой, право твое. Но учти, для решительной победы у тебя будет от силы полгода. В ином случае лучше и не начинать, удовлетворившись достигнутым на сегодня. Право, и того немало!
– Что же, если мы обо всем договорились, – усмехнулся русский царь, ставя свою подпись под трехстраничным рукописным документом, составленным сразу на двух языках, – пройдем к столу?
Эпилог
Представители многих знатных домов на Руси с незапамятных времен имели личные церкви, называемые домовыми. Клан Колычевых не был исключением, но их собственный храм располагался не в доме, а на самой первой фабрике, из которой потом и вырос концерн ОЗК. Освятили ее в честь святых Козьмы и Дамиана, слывших покровителями кузнецов и вообще мастеровых. Среди рабочих и служащих заводов считалось престижным крестить в них детей или венчаться. К тому же находившиеся на жалованье у Колычевых священники не брали за это денег.
Так что, когда у Кима родился сын, крестить его было решено именно здесь. Одним из восприемников изъявил желание стать внезапно приехавший в Петербург цесаревич Николай, а крестной матерью стала Саша.
Участие столь высокопоставленной особы вызвало настоящий ажиотаж, и все пространство рядом с не слишком большим храмом оказалось запружено толпами народа, желающими поглазеть на наследника престола. К счастью, все обошлось без эксцессов и никого не придавили.
Витькин наследник наблюдал за творившимся вокруг него действом с легким изумлением в маленьких раскосых глазках, и лишь когда отец Василий окунул его в купель, сморщился и заплакал. Присутствующие не смогли удержаться от улыбки, а виновник торжества был наречен Михаилом, после чего получил золотой крестик с маленьким адамантом.
– Щедрый дар, – едва слышно прошелестело под сводами церкви, и все взоры обратились к невозмутимому, как статуя Будды, Колычеву.
– Всегда удивлялся их дружбе, – шепнул сестре выхлопотавший приглашение для них обоих Шпекин. – Они ведь совершенно разные и в культурном отношении, и вообще…
Служба при самом молодом сенаторе сказалась на Николае Аполлинарьевиче самым благоприятным образом. В движениях его появилась уверенность, в речах необходимая гладкость, и даже худоба перестала быть такой пугающей. Дело дошло до того, что на последнем балу родители из тех, что поумнее, даже показывали на него своим дочкам. Мол, гляньте, дуры, какой перспективный молодой человек!
– Друзей, как и любимых, не выбирают, – вздохнула в ответ Катя.
Вступившая в пору своего расцвета барышня старательно делала вид, что совсем не интересуется стоящим неподалеку от цесаревича капитан-лейтенантом Акинфеевым, но без особого успеха. Василий вместе с Чкаловым только на днях вернулся из тайной миссии в Африку и, судя по их геройскому виду, они там знатно повоевали.
– Теперь-то он одаренный, – кивнул в ответ ничего не заметивший брат. – Даже цесаревич не погнушался с ним покумиться…
На самом деле, члены царствующей фамилии довольно часто крестили детей у простолюдинов, но обычно это были дворцовые служащие или люди, так или иначе связанные с ними.
Наконец таинство подошло к концу, и все собравшиеся поспешили выйти на воздух.
– Господа, прошу всех к нам отведать, чем Бог послал! – срывающимся от волнения голосом заявил счастливый отец. – И вы, батюшка, разумеется, тоже!
– Не откажусь, – прогудел в ответ священник.
– Надо бы людей угостить, – озабоченно заметил Март ждущему его у выхода Беньямину.
– Я уже распорядился, – поспешил успокоить его начальник службы безопасности. – Обед накроют в заводской столовой. Три блюда, бутылка водки на четверых.
– А…
– Все будет хорошо, а пожелавших «продолжения банкета» на территорию уже не пустят.
– Разумно.
Для высокопоставленной публики столы накрыли в загородной резиденции Колычевых, благо та была неподалеку. Несмотря на присутствие цесаревича, тут все было просто и по-домашнему. Николай был рад снова оказаться в кругу друзей. С удовольствием слушал их рассказы о путешествии и приключениях, иногда при этом фыркая от смеха, а иногда сжимая кулаки, как будто представляя себя на месте рассказчиков.
– Господи, как я вам завидую! – вырвалось у него. – А вот я от тоски скоро завою…
– Неужели твое пребывание на Дальнем Востоке столь безрадостно? – не без иронии поинтересовалась Александра.
– Увы, любезная моя кума, – картинно развел руками Николай, – но жизнь наместника только со стороны выглядит сплошным праздником. На самом деле это бесконечные совещания, обсуждения, тонны бумаг, в содержание которых нужно вникнуть, и просто огромное количество текущих дел, ждущих разрешения…