к. Понтоны, предназначенные для переправы через широкую Амударью, прозвали «кауфманками». В походе ящики от них служили емкостями для водопоя верблюдов, лошадей и взятого на мясо, так называемого порционного скота. Напившись из кауфманок, верблюды несли их на себе дальше.
Целые сутки армия готовилась, в то время как вдоль реки подходили все новые и новые силы. Вместе с великим князем Николаем до нас наконец-то добрался шестой резервный эскадрон. Теперь Александрийские гусары были практически в полном составе.
В подзорную трубу виднелся небольшой земляной форт на противоположном берегу. Из него по нам постреливали, но вяло, без особого энтузиазма, используя фальконеты и какие-то древние пушки. С нашей стороны артиллерия работала куда деловитей, окончательно подавив врага через три часа.
Началась переправа. Войска использовали «кауфманки» и каюки, тот, что уральцы сняли с мели и еще четыре, которые отбили у неприятеля за время движения вдоль Аму.
Согласно данным, Садык, Джочи-бек и приданные им воины уже переправились у Шурухана, отдав весь правый берег до Арала включительно. Но враг наверняка захочет еще раз попытаться остановить нас. Во время переправы, когда река разделит русское войско, подобное выглядело вполне естественно.
Как только Садык покинул Шурухан, из города прибыло внушительное посольство, состоящее из сановников, купцов и имамов. Они беспрестанно кланялись и уверяли в своей верности, прося не грабить город.
Не обошлось и без обычной хитрости. Выражая покорность, они не преминули заметить, что «мы станем курицами того, чьё просо быстрее созреет».
— Если вы пришлете мне пятьдесят коров, сто баранов, свежие лепешки и фрукты, мое просо созреет быстро, — сдерживая улыбку, ответил им Кауфман. — Тогда я пощажу Шурухан и не стану отдавать его на разграбление своим воинам.
К вечеру через Аму удалось переправить шесть рот и пять пушек. Они заняли покинутый неприятелем форт, командование над которым принял генерал Бардовский.
Пехота неплохо устроилась в форте. Позиция выглядела сильной, спину и фланги отряда прикрывала вода, а спереди находились цветущие сады и селения. Сады эти, как потом выяснилось, начинались от Шейх-арыка и непрерывно тянулись до самой Хивы, временами образуя широкие поляны. Среди них тут и там стояли деревни и усадьбы богатой знати.
Под вечер усилилось течение, начала прибывать вода.
— Не знаю, что случилось в верховьях, но все указывает на то, что Господь Бог открыл шлюзы, — заметил князь Ухтомский. — Меняем стоянку, господа, отходим от берега.
В лагере сыграли тревогу. Темнота и шум воды добавляли нервозности, солдаты бестолково суетились, о чем позже Кауфман не преминул высказать неудовольствие. Люди ломали голову, почему так произошло, и почему за несколько часов уровень воды поднялся на два аршина[33]. Река сделалась шире, течение усилилось, а каюки и лодки начало сносить еще на одну версту ниже по течению.
Утром Кауфман решил послать в Шурухан Александрийских гусар.
Ничего необычного маневр нам не принес. За несколько часов мы добрались до города и разбили временный бивак в окрестностях.
Шурухан оказался и не городом вовсе, а скорее большим селом, с базаром, медресе и мечетью. Местные жители, узбеки и киргизы, смотрели на нас, открыв рты, с изумлением и страхом. Испугались нас так сильно, что отправили Кауфману вдвое больше из того, что тот потребовал.
Правда, совсем уж бесполезным наш рейд не оказался. В Шурухане к нам прискакала 1-ая Уральская сотня под командованием моего старого друга есаула Гуляева.
— Откуда ты здесь, Саша? — спросил я его, после того, как он представился Ухтомскому. Изумлению моему не было предела. Встретить в Шурухане уральских казаков — это нечто.
— Меня отправил генерал Веревкин. Пароход переправил нас на правый берег Аму. Поначалу мы двигались песками, опасаясь неприятеля и забирая к северу. Но когда берег очистился, погнали коней в Шурухан напрямую. У меня новости для генерал-губернатора.
— Ясно, — я оглядел невысокую, коренастую и полную сил фигуру друга. — И что за новости, если не секрет?
— Какой секрет, если о них все знают? — он засмеялся. — Оренбургский и Мангалышский отряды соединились под Кунградом. Мы взяли город, выдвинулись к Ходжейли, захватили его и теперь генерал Веревкин нацелился на Мангыт. А оттуда и до Хивы рукой подать.
— Донимают вас туркмены?
— Не то слово! Но мы их раз за разом отбрасываем.
Ситуация прояснилась. Отряд генерала Веревкина вышел из Оренбурга, прошел степями, песками и западным берегом Арала внушительное расстояние и, соединившись с посланными из форта Александровского силами полковника Ломакина, напал на Хиву с севера.
— Кауфман обрадуется таким вестям, — заметил я. — А как там Михаил Скобелев?
— Прекрасно! Получил подполковника и командует авангардом в отряде Ломакина.
— Ничего себе! Молодец! — порадовался я за Мишу. Относительно недавно, в рейде на Сарыкамыш он был, как и я, штабс-ротмистром. А ныне уже подполковник! Быстро же друг продвинулся в чинах.
Уральцы устали, но путь продолжить смогли. Через час мы покинули Шурухан, а еще через три добрались до Тюнуклю.
За время нашего отсутствия наследник, Кауфман, великий князь Николай и герцог Романовский успели переправиться на левый берег, но по воде продолжали скользить каюки и «кауфманки», перевозившие людей и коней. С верховьев реки, со стороны Уч-Учака продолжали подходить растянувшиеся отряды.
Для Гуляева мигом нашлась лодка, и он отправился к командующему с докладом. Мы же остались на берегу еще на одну ночь и только затем начали переправу.
Проходила она без нервов и неприятностей. Кауфман действовал в своей обычной манере — спокойно, без спешки. Он не собирался наступать, пока на левый берег не переправиться большая часть войска, так что нас никто не торопил.
Повозиться с нами и с нашими лошадьми, конечно, пришлось. Но уже под вечер гусары Смерти в количестве пяти эскадронов разбили лагерь недалеко от Шейх-арыка.
Теперь, достигнув обжитых земель и не испытывая нужды в воде, войско вновь двигалось днем, а ночью спало, как и положено всем порядочным людям.
Утром, проезжая лагерь, я встретил Мак-Гахана и пригласил его на завтрак. Он с удовольствием принял мое приглашение.
Завтрак состоял из холодного вареного мяса, копченого цыпленка, коробки сардинок и бутылки водки, расставленных на белой скатерти, разостланной на зеленой траве.
В эскадроне к американцу относились дружелюбно. Рут и Фальк угощали гостя, предлагая не стесняться и чувствовать себя, как дома.
— Жаль, мне нельзя отправиться с вами, — признался он, когда мы допили бутылку.
— А вы попросите у генерала Головачева, может он вам и разрешит, — посоветовал ему Егоров.
— Вы думаете? Интересно, так я и сделаю, — призадумавшись, решил американец. К нам всем он относился одинаково ровно, с искренней симпатией, но я видел, что меня Мак-Гахан отмечает особо, похоже, испытывая искреннею симпатию. Глядя на его открытое честное лицо, я и сам немного «оттаял». Может, он и не шпион вовсе, а обычный корреспондент.
Как бы там не было, в путь мы пока отправились без Мак-Гахана.
Александрийские гусары снова двигались в авангарде. Места казались изумительными! Дорога шла деревнями и садами. Дома хивинцев были низкими, с маленькими окошками и плоскими крышами, на которых хозяева спали с ранней весны и до осени. Их окружали высокие заборы, сложенные из глины. Практически в каждом дворике имелся небольшой бассейн, обложенный камнями или плиткой, который затеняли карагачи и тополя. И в каждом доме имелась темная комната для разведения тутовых шелкопрядов. Шелк являлся одним из основных товаров Хивы, и никто не упускал возможности на нем зарабатывать.
Сады утопали в зелени. Чего здесь только не росло! Летали пчелы, а воздух казался медовым от многочисленных ароматов. Левый берег Аму выглядел ухоженным и благоухающим райским оазисом, особенно на контрасте с песками Каракумов, которые мы пока еще не успели забыть.
Здесь, в этих прекрасных садах, нас и попытались остановить. Неприятель устроил парочку засад, а один раз на нас вылетели туркмены под предводительством Джочи-бека.
Впрочем, особых неприятностей все эти «осиные укусы», как выразился князь Ухтомский, нам не доставили. В первом эскадроне погиб гусар Алексей Кривоухов, двое оказались сильно ранены и около дюжины слегка пострадали. Мы же не только сумели отогнать неприятеля, но и срубить более сотни горячих джигитов.
Население Хорезма не выглядело однородным. Его общая численность по первоначальным прикидкам едва ли достигала шестисот тысяч человек. Наибольшими привилегиями пользовалась узбекская знать. Хан и его семья как раз к ним и относились. В Хиве так же проживали киргизы и кара-калпаки, но прав у них было меньше. Самым воинственным народом считались туркмены. Именно они на нас и нападали. И если бы вся Хива действовала схожим образом, то легкой прогулки нам бы не видать.
Так же в Хиве проживало множество рабов, большую часть которых представляли персы. Среди них имелись и русские. Когда мы их освобождали, они не могли поверить своему счастью, плача и смеясь от радости.
Мы еще не достигли столицы, а через наши руки уже прошло четыреста русских пленников. Некоторые из них служили рабами по двадцать, и более лет, забыли родную речь, а о свободе и мечтать перестали.
В деревнях нас встречали с поклонами и заверениями в дружбе. Кроме туркмен, воевать никто не хотел, но на освобождаемых рабов смотрели недобро, зло, словно на предателей.
Дорогу от Шейх-арыка до Хазараспа, второго по численности города Хорезма, пересекали семь арыков. Арыки были широкими, по двадцать и более саженей. Переходили через них с помощью мостов. Никто даже не подумал разрушить эти мосты!
Сделай так хивинцы, прояви они больше отваги и желания отстоять свою страну, и мы бы умылись кровью. На арыках можно было организовать прекрасную оборону. Но хивинцы своим шансом не воспользовались.