От моих многочисленных подарков родные охали и радовались, как дети. Кажется, я всем сумел угодить. Привечали меня самым наилучшим образом. Мама постоянно интересовалась, не голоден ли я и сетовала на мою якобы худобу. Отец интересовался политикой, военным делом и культурой Средней Азии. Из Москвы приехал Митька. Окончив Университет, он смог устроиться в газету «Московские ведомости» и ныне уже дослужился до одного из помощников главного редактора, знаменитого публициста Каткова.
С Митькой мы замечательно проводили время — сходили в баню и на зимнюю рыбалку, болтали обо всем подряд и придумывали кучу интересных дел. Брат, словно мальчишка, любил по-доброму подтрунивать над сестрой.
— Ну что, невестушка, когда свадьбу со Скобелевым будете играть? — обычно интересовался он у Полины, чем постоянно вгонял ее в краску. — Ох, как мне не терпится погулять и племянников понянчить!
— Да будет тебе, Митя, — она старалась переводить такие разговоры в шутку. — Иди лучше статьи для своей газеты пиши. Публика ждет.
— Как мне кажется, учеба в институте привила тебе лишнюю впечатлительность, — задумчиво добавлял я, внимательно осматривая ее с ног до головы.
— Это не впечатлительность, а скромность. А скромность дам украшает, — замечала мама. — Давайте лучше чай пить.
— Да, с этим не поспоришь, — я обнимал сестру, чтобы не дулась, и мы шли пить чай. Горячий, с лимоном и вареньем, а иногда и с ромом. Отцу такое сочетание особенно нравилось.
Гости приезжали к нам каждый день. Веселые посиделки за столом затягивались и плавно перетекали в ужин с самоваром и вишневой наливкой. Семье и гостям очень нравилось слушать «азиатские» рассказы.
Родные всячески уговаривали меня остаться, сходить вместе на Рождественскую службу, а затем и Рождество встретить, но я отказался. Мне свою судьбу пора решать, а праздников на наш век еще хватит.
10 декабря я отправился в Петербург, предвкушая, как увижу Катю. Но Крицких дома не оказалось.
— Уехали к тайному советнику Терентьеву в его имение, — сообщила мне прислуга, молодая симпатичная девушка в белоснежном переднике. — Обещались вернуться на Рождество, отмечать будут, гостей пригласили.
Я немного расстроился, хотя сам виноват — стоило лишь написать, когда приеду в столицу и Катя уговорила бы родных остаться в городе. Сюрприз хотел сделать… Сделал, называется.
Но зато у меня появилось свободное время. Взяв извозчика, я отправился к Баранову.
У инженера все было в порядке. Прибыль за один лишь последний месяц составила около двух тысяч рублей. И главное, телефонная линия до Москвы практически закончена, а под наше Московское представительство выкуплена часть дома купца Попова на Кузнецком мосту. Там будет находиться контора и коммутаторная.
— А вы великолепно потрудились, Владимир Оттомарович, — похвалил я его. — И премию заслужили, и выход в ресторан. Но у меня вопрос — нет ли возможности снизить стоимость наших аппаратов?
— Возможность такая есть, — не скрывая гордости, заметил инженер. — Я придумал, как совместить в одной трубке микрофон и динамик, а так же нашел способ уменьшить вес и размер всей конструкции.
Он развернул передо мной чертеж. В телефонах, в отличие от кухонь, я понимал куда меньше, так что просто поверил его расчетам и дал добро.
С Барановым мы беседовали целый вечер. Я вникал в детали и изучал бухгалтерию, не поленившись на следующий день посетить мастерскую и телефонную станцию, где трудились образованные и милые девушки, которых в России уже успели прозвать «телефонными барышнями». Требования к ним предъявлялись строгие. Они должны быть воспитанными, терпеливыми, вежливыми, а так же знать английский или французский язык. Работа у них была непростая — множество звонков за день, смены по восемь часов, недовольные качеством звука клиенты и один выходной в неделю. Правда, Баранов платил им по 40 рублей, что выглядело не так уж и плохо.
— Да у вас тут настоящий цветник, — восхитился я, глядя на длинное помещение, вдоль одной из стен которого располагались столы, телефонные аппараты и многочисленные премилые барышни в строгих платьях и с хорошими прическами. — Сюда бы поручика Ржевского!
— Цветник? А что, пожалуй, вы правы, дамы у меня действительно подобрались милые. Кстати, не просветите, кто такой этот поручик Ржевский? Анекдоты про него стали весьма популярны в Петербурге. Может, вы его знаете, как гусар гусара?
— Конечно, знаю, но это тайна, покрытая первобытным мраком, — бодро ответил я, изо всех сил стараясь не засмеяться.
Меня в положении дел «Державы» устраивало все, кроме конечной цены наших аппаратов. Сейчас телефон считался роскошью, а не средством общения. Позволить его себе могли лишь самые обеспеченные люди. Но с эти приходилось мириться. Нынешняя Россия — все еще аграрная страна. У нас есть дешевая осетрина и черная икра, а вот любой маломальский сложный прибор стоит куда дороже, чем в Германии или Англии.
А затем мы с Барановым отправились в ресторацию «Контан». Водки здесь не подавали, но зато в наличии имелся превосходный выбор ликеров, вин, токая и киршвассера[39].
Жил я в гостинице «Знаменская» на одноименной площади, оставив данные о своем местоположении в канцелярии Военного Министерства. Именно оттуда пришел вестовой с приказом явиться к генерал-лейтенанту Обручеву к десяти часам утра следующего дня.
Обручев являлся правой рукой министра Милютина и занимал ряд должностей. В частности, он руководил Военно-ученым комитетом, сокращенно ВУК. Под этим непритязательным названием скрывалась вся военная разведка Российской Империи.
К Обручеву я отправился с чувством легкого любопытства. Похоже, на меня хотят посмотреть, а может и задание дать.
В приемной перед кабинетом Обручева постоянно находилось два делопроизводителя и подтянутый молодцеватый адъютант поручик Хладов. Здесь стояли тяжелые дубовые столы, на окнах висели шторы, паркетный пол натерли так, что он блестел, а на одной из стен висели портреты императора и цесаревича. И здесь же находилось несколько офицеров.
— Михаил! Дмитрий Николаевич! — я с радостью пожал руки Скобелеву и Шауфусу. Вот кого-кого, а увидеть их здесь я совсем не ожидал. Но тем приятней оказалась встреча. — Господа, здравствуйте! — следом я обратился к остальным офицерам. Некоторых я знал, о ком-то слышал, двух видел в первый раз.
Минут пять, пока не наступило ровно десять часов, мы разговаривали, спрашивая друг друга о здоровье и всем прочем, включая цели, по которой нас всех здесь собрали. Самым младшим из нас по званию оказался казачий есаул Петр Краснов из Войска Донского. Адъютант Хладов опросил нас, узнавая фамилию и чин, сверился со списком, после чего осторожно приоткрыл дверь и скрылся в кабинете генерала.
— Потерпите, господа, сейчас все узнаете, — успокоил невозмутимый Шауфус. Судя по его виду, он-то знал о цели собрания.
Внушительные напольные часы на львиных лапах принялись отбивать десять часов. Широкие двустворчатые двери раскрылись и нам предложили пройти внутрь.
Генерал-лейтенант Обручев выглядел серьезно. Высокий, плечистый, с прямым и твердым взглядом, широкими усами и бакенбардами, которые в народе называли «верноподданническими», он казался человеком не только умным, но и властным. Его мундир украшали многочисленные ордена, а на плечах солидно смотрелись эполеты со знаками различия генерал-лейтенанта. Рядом с ним находились генерал-майор Фельдман, полковник Супрунов и подполковник Паренсов.
— Доброе утро, господа, — Обручев внимательно оглядел вошедших офицеров. Мы выстроились перед ним в шеренгу, вытянувшись строго по уставу. — Я рад вас видеть. Всех вас я знаю, кого очно, кого заочно и не раз читал ваши рапорты и донесения. Все мы разведчики, так что начнем резво, по-армейски.
Обручев говорил неторопливо, обдумывая каждое слово. Повод для встречи оказался приятным. Штат ВУК расширили, соответственно подняв «потолок» ряда должностей. В составе ВУКа так же оставалось два отделения, Европейское и Азиатское, но теперь эти должности занимали не полковники, а генерал-майоры, а Обручев стал генерал-лейтенантом.
— Итак, господа, сегодня у нас имеются и персональные поводы для радости. Полковнику Шауфусу присвоен чин генерал-майора, с этого дня он возглавляет Азиатское направление.
— Служу Царю и Отечеству! — вытянулся Шауфус.
— Подполковник Скобелем производится в чин полковника.
— Служу Царю и Отечеству! — щелкнул каблуками Михаил.
— Подполковнику Соколову вручается орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом.
— Служу Царю и Отечеству! — повторил я за товарищами.
— Есаул Краснов награждается орденом Святой Анны 3-й степени с мечами.
— Служу Царю и Отечеству! — гаркнул донской казак.
Прочих приглашенных офицеров так же наградили — очередным званием, орденом или должностью.
В русской разведке начала закладываться любопытная традиция. Неважно, в каком полку, и в каком подразделении ты служишь. Служи и дальше, одновременно работая на разведку. И тебе не обязательно переходить в штат ВУКа. Как по мне, это было правильно.
Генерал прошелся вдоль шеренги, пожимая нам руки. Следом вручали медали «За Хивинский поход 1873 г». Я получил сразу две, свою и Снегирева. Хорошо, что о нас не забыли. И хотя такие награды вручались всем участникам похода, от рядового до Кауфмана включительно, все равно приятно.
Правда, 4-й Владимир казался куда весомей. Офицеры именно его считали первой действительно «стоящей» наградой. Ну, это не принимая в расчет Георгиев, естественно.
В моем наградном приказе имелась следующая формулировка: «за труды, понесённые во время Хивинского похода, неоднократное участие в авангардных стычках и бое при Кокчуке, а также дальнейшее нахождение в Хиве, направленное для вящей пользы отечества…». Все верно, потрудился я неплохо.
Обручев властно кивнул, и в руках Хладова появилась бутылка коньяка. Раздалась первая шутка. Мы решили, что раз появился такой замечательный случай, то сам Бог велел его отметить. Выбор остановили на ресторане первого класса «Донон». Но вначале генерал-лейтенант Обручев повел Шауфуса для официального представления военному министру Милютину.