картографирования местности, затем они двинулись осваивать Памир дальше, и это в то время, когда весь этот регион руководители обороны Индии расценивали как расположенный непосредственно в сфере их влияния. Ионов даже удивился, что у англичан, учитывая стратегическую важность для них Индии, нет ни единого представителя в Читрале. Русские же были вполне удовлетворены соглашением с его правителем.
Полковник Ионов на карте показал гостю путь, которым они проследовали. И британец понял, что они прошли через важнейший перевал Даркот и осмотрели с высоты долину Ясин, которая вела прямо к Гилгиту. Янгхасбенд знал, что уже одного этого будет достаточно, чтобы у британских генералов кровь застыла в жилах. Но это было еще не все. Вскоре Янгхасбенду предстояло обнаружить кое-что поинтереснее.
Встреча закончилась в полночь после тостов в честь королевы Виктории и царя Александра. Российские офицеры, включая полковника Ионова, проводили молодого британского капитана назад, в его лагерь, где после обмена приветствиями и изъявлений дружбы они расстались. Рано утром русские снялись со стоянки и направились на север, где соединились с основными силами и доложили о встрече в столь пустынном месте с офицером британской разведки. Сам же Янгхасбенд остался, чего не знали русские, ждать скорой встречи здесь, в Боза-и-Гумбезе, с коллегой. Им был лейтенант Девисон, предприимчивый субалтерн из Лейнстерса, которого Янгхасбенд встретил в Кашгаре и привлек к сотрудничеству, поручив ему наблюдать за продвижением русских дальше к западу.
Тем временем наш кашгарский консул, статский советник Петровский, сообщил генералу Королькову, что следить за рекогносцировкой полковника Ионова из Кашгара выехал капитан Янгхасбенд, а за остальным памирским отрядом к реке Аличур, где стояла рота охотников, — лейтенант Девисон. Корольков послал Ионову предписание, что если у этих англичан нет надлежащего разрешения от нашего правительства на посещение Памира, то следует удалить их за китайскую границу. Ионов вернулся назад, несмотря на снежный буран, и поздно вечером 29 августа добрался до Буза-и-Гумбеза, где нашел палатки Янгхасбенда на прежнем месте.
На четвертую ночь, с удивлением услышав вдалеке цокот множества копыт и выглянув из палатки, Янгхасбенд увидел в ярком лунном свете строй примерно из тридцати казаков. Наскоро набросив одежду, он послал одного из своих людей выяснить, что привело казаков сюда в такой час; было около одиннадцати вечера. Вскоре посыльный вернулся и сказал, что с ним срочно хочет поговорить полковник Ионов. Янгхасбенд пригласил полковника вместе с адъютантом в свою палатку. Однако полковник не принял дружеского приглашения и сказал, что явился по службе.
Янгхасбенд оделся, приготовился к приему, и тогда Ионов вошел и сообщил о неприятном поручении, на него возложенном: получен приказ выпроводить британского офицера из района, который отныне является российской территорией.
— Но я не на российской территории, — возразил Янгхасбенд и добавил, что Боза-и-Гумбез принадлежит Афганистану.
— Вы можете сколько угодно считать, что это афганская территория, — мрачно буркнул Ионов, — но мы считаем ее русской.
— Что, если я откажусь подчиниться? — спросил Янгхасбенд.
— Тогда мы будем вынуждены применить силу, — ответил явно огорченный Ионов. — У вас восемнадцать, у меня двадцать шесть… вы бы на моем месте поступили со мной точно так же…
— Ладно, вас много, а я — один, — сказал англичанин, — так что я вынужден подчиниться.
Затем он вновь выразил самый категорический протест и пообещал немедленно сообщить о таком произволе своему правительству, которое не замедлит предпринять соответствующие шаги.
Полковник поблагодарил Янгхасбенда за то, что он облегчил выполнение его неприятной задачи, и выразил глубокое личное сожаление по поводу необходимости выполнить приказ, особенно ввиду установившихся сердечных отношений. Янгхасбенд заверил русского, что его претензии относятся не лично к нему, а к тем, кто дал этот незаконный приказ, и спросил, не желает ли Ионов с адъютантом после дальней дороги немного перекусить. Он с удовольствием даст повару команду приготовить небольшую трапезу. Донельзя растроганный, российский полковник обнял Янгхасбенда, выражая благодарность эмоционально.
— Самое неприятное для боевого офицера, — объявил Ионов, — поступать по отношению к другому боевому офицеру так, как больше подобает полицейскому, — и добавил: — С удовольствием повидался бы с вами еще раз.
Подчеркивая свое высокое мнение о Янгхасбенде, Ионов предложил англичанину, если тот желает, уйти за границу самостоятельно, без сопровождения.
— Я, пожалуй, не буду выселять вас силой, если вы дадите честное слово гвардейского драгуна, что перейдете границу в сутки через перевал Ваджир, по дороге на Ташкурган китайский, и не вернетесь назад через перевалы Михман-юл, Вейк, Сары-корум… — Он перечислил двенадцать перевалов. — Так строго-настрого приказало российское командование.
Причина этих требований была не совсем ясна, хотя, возможно, все делалось для того, чтобы как можно дольше задержать распространение информации относительно российских шагов, не говоря уже об изгнании с «ничейной» земли британского офицера. «Может быть, это сделано в отместку за предыдущий отказ британцев на просьбу капитана Громбчевского о проходе в Ладак, — подумал Янгхасбенд. — Или русские узнали о моей роли в бедствии, которое его постигло?»
Как бы то ни было, следовало подчиниться. Британский офицер был уверен, что сможет найти перевалы, неизвестные русским и потому отсутствующие в их списке, и взял на себя обязательство соблюдать их условия, даже подписал об этом официальное заявление на французском языке такого содержания: «Я (такой-то) обязуюсь завтра, 30 августа, перейти на китайскую территорию, согласно предписанию, данному полковнику Ионову русским правительством, и не возвращаться в русские пределы через перевалы (такие-то, числом до 12), в чем и даю это вынужденное удостоверение и протестую против подобного распоряжения».
Русские, с благодарностью принявшие предложение Янгхасбенда о совместной трапезе, все же задержались ненадолго, должно быть, из-за несколько щекотливого положения. Наутро, когда Янгхасбенд уже собирался отправиться на китайскую границу, Ионов послал британцу олений окорок и, лично приехав в его лагерь, еще раз просил извинить его за свои действия.
— Я испытываю к вам одни лишь дружеские чувства, — ответил британец, — и надеюсь, что когда-нибудь буду иметь удовольствие встретить вас при более благоприятных обстоятельствах…
Терентьев: «Без сомнения, капитан исполнил в точности данное, хотя и не добровольно, слово. В этом у нас никто не сомневался, так как он производил впечатление человека вполне порядочного».
Но если начальство полковника надеялось задержать новости насчет изгнания Янгхасбенда, заставив его возвращаться окольным путем, ему предстояло пережить разочарование. За час до прощания с русскими британский офицер поспешно отправил в Гилгит гонца с детальным рапортом как о случившемся, так и об этих последних шагах Санкт-Петербурга на «Крыше мира». Теперь он ехал на восток, к китайской границе, предполагая найти путь через один из перевалов, отсутствовавших в списке полковника Ионова. Он не спешил и задержался на китайской границе к северу от Хунзы, надеясь встретиться с лейтенантом Девисоном, а тем временем понаблюдать за дальнейшими действиями русских. Именно это и было той самой Большой игрой, что так увлекала многих британцев, и двадцативосьмилетний Янгхасбенд исключением не являлся.
Совсем не таков оказался его товарищ Девисон, которого Ионов застал на Аличуре возле наших охотников, вместе с китайским пикетом. Этот плохо одетый и потертый господин уверял, будто он, с провожавшими его китайцами, заблудился и попал на русскую территорию по недоразумению, по неопределенности границы, не подозревая, что тут русская земля. Выпроваживать этого оборванца, похожего на денщика, с конвоем до китайской границы казалось не соответствующим ему почетом, да и было затруднительно, ввиду усталости казачьих лошадей, а верить ему на слово, как Янгхасбенду, казалось рискованным; поэтому Ионов просто задержал его при отряде и повез с собой в Фергану… Китайцам же строго приказано было немедленно убираться восвояси, что те, с извинениями и поклонами, тотчас исполнили.
В Фергане Девисона допросили и по ходатайству гостившего как раз в это время у Вревского третьего секретаря посольства Великобритании в России Элиота тут же отпустили. Поскольку британский офицер и в самом деле изрядно пообтрепался в своем путешествии, полковник Ионов выдал ему обмундирование и даже дал немного денег. «Прошло несколько дней, и вдали, — записал Янгхасбенд, — я увидел приближающегося всадника в фуражке и высоких русских сапогах и сначала подумал, что какой-то русский собрался удостоить меня своим посещением. Это, однако, оказался Девисон. С ним обошлись еще более бесцеремонно, чем со мной: он подвергся аресту. Там его лично допросил российский губернатор. Затем лейтенанта проводили к китайской границе и отпустили. Однако его арест и задержка послужили одной полезной цели. Захваченного Девисона везли на север по маршруту, которым прежде не ходил ни один британский офицер или исследователь». Девисону и в самом деле предоставили на обратном пути полную свободу; он даже смог детально закартографировать свой маршрут.
Далее оба британца двинулись назад к Гилгиту через перевал, о существовании которого им рассказали благожелательно настроенные пастухи. Они в последний раз путешествовали вместе: во время следующей разведки Девисон умер от брюшного тифа.
Тем временем полковник Ионов, обойдя со своим отрядом весь Памир, всячески стремился показать англичанам, китайцам и афганцам, что Россия фактически владеет этой территорией и ни в коем случае не намерена уступать ее кому-либо. С этой целью на всех перевалах он поставил пирамиды из камней с надписью числа и месяца прохода русского отряда. Попутно полковник старался оградить местных жителей от своеволий и насилий афганцев и китайцев. И заодно вывез два обломка плоских камней с манчжурскими, таджикскими и китайскими надписями, свидетельствовавшими о пребывании здесь в 1739 году китайцев. Тем самым Ионов фактически убрал с Сома-Таша (Черный Камень) единственное свидетельство, которое можно было использовать как аргумент в пользу принадлежности этих земель Китаю. Камни эти сначала попали в ташкентский музей, а вскоре исчезли вовсе. Сома-Таш был обнаружен случайно лишь в 1984 году в основании памятника Ленину в городе Хороге…