нцев в стороне, словно недееспособных юнцов!
Панафидин предложил первый, ближайший к озеру пик назвать «пиком Согласия», в память первых соглашений. Жерар и на это согласился, но предложил, со своей стороны, весь горный хребет назвать именем Императора Николая II, находя, что кряж Николая II с его пиком Согласия, столь близким к озеру Виктория, будет служить эмблемой добрых отношений между двумя великими державами. Это было принято.
В тот же день 27 июля — день св. Владимира — был поставлен первый столб у озера, после чего русская сторона затеяла целый праздник. Были устроены джигитовка и скачки, затем завтрак, приглашены были и афганцы. Тост за королеву Викторию, предложенный Швейковским, сопровождался гимном «God, save the Queen». Жерар поднял бокал за императора Николая II; раздались звуки «Боже, царя храни»; потом пили за эмира афганского и друг за друга. Угощены были также конвой и прислуга англичан.
Третьего августа, в день тезоименитства императрицы, русская сторона вновь устроила парадный обед. На другой день были особо званы афганцы. Затем отвечали англичане, но по тесноте индийской палатки обстановка у них вышла хуже: они могли приглашать не всех, а поочередно; кроме того, постеснялись попросить у русских оркестр.
Пятого августа был установлен третий столб на перевале Бендерского. Ближайшие к нему два пика были названы: один — именем нового министра иностранных дел России князя Лобанова-Ростовского, другой — маркиза Солсбери. За перевалом пошли пики: лорда Эльджина, Монтегю Жерара и Повало-Швейковского. Седьмого августа к британской комиссии присоединился помощник резидента в Кашмире по китайским делам Дж. Макартни. Оказалось, что его задержал на перевале Баюк русский пикет, где британцу заявили, что у гарнизона есть распоряжение задерживать всех англичан и китайцев. Макартни пропустили только по распоряжению Повало-Швейковского, который принес британцу свои извинения, и работа комиссии продолжилась с прежним усердием.
Однако примерное согласие расстроилось 28 августа у столба № 7 на реке Аксу: Жерар хотел вести отсюда границу прямой чертой по воздуху на восток, не отыскивая живых урочищ, чтобы ни в коем случае не удалиться к югу от параллели озера Виктории, а Повало-Швейковский находил, что такая граница поведет к бесчисленным недоразумениям, так как нужен пересчет пяти речек и пяти долин, а потому кочевнику трудно будет втолковать, что вот эта половина русская, а эта афганская. Он предложил повернуть границу к юго-востоку по речке Гунджибай, затем по хребту Мустай, т. е. по урочищам видимым. Жерар сослался на секретную телеграмму, им полученную, и не взял на себя смелость решить этот вопрос. Вообще с приездом Макартни он стал упрямее… и ни за что не хотел вести границу к перевалу Байк, где задержали Макартни, точно в виде возмездия за это… Повало-Швейковский ссылался на соглашение 11 марта, между Стаалем и гр. Кимберли в Лондоне, в котором хотя и решено принципиально вести границу по параллели озера Виктория, но не к Сарыколу, а к Мустагу. К тому же Кизил-рабат оказался севернее этой черты, значит, во всяком случае, границу следовало вести южнее.
Повало-Швейковский предупредил англичан, что скоро перевалы закроются и потому надо спешить, иначе он вынужден будет принять меры к возвращению своего отряда, не докончив работы, и первым делом отошлет на Памирский пост оркестр. В этом смысле он и послал телеграмму к министру иностранных дел, прося отозвать комиссию. Жерар был огорчен и послал нарочного в Канжут до первой телеграфной станции, прося новой инструкции. Во время перерыва обеды, скачки, призовая стрельба шли своим чередом, и под видом призов Повало-Швейковский делал подарки английским офицерам и конвою.
Тем временем Залесский к 24 августа определил девять астрономических пунктов и поехал в Шугнан по рекам Шах-дар и Гунт, сделав в восемнадцать дней семьсот пятьдесят километров и определив еще одиннадцать пунктов.
Седьмого сентября Жерар получил новую секретную телеграмму: вице-король согласился с русским предложением, и на следующий день, после взаимных поздравлений и любезностей по поводу восстановления добрых отношений, границу повели на Мустаг; 8-го было последнее заседание и врыт последний столб № 12.
— Здесь конец памирскому вопросу, — сказал Жерар, когда работа была кончена.
Итоги работ русских топографов, кроме указанных выше, заключаются также в гипсометрическом определении пятидесяти высот и съемке пяти тысяч квадратных километров в течение двадцати девяти дней! Чистота и верность работ приводила англичан в удивление. Вычерчено было два экземпляра карт на ватманской бумаге и снято шесть копий на восковке.
Десятого сентября, в свои именины, Повало-Швейковский устроил прощальный обед. Утром его поздравляли все англичане и индусы. За обедом после официальных тостов пили за русскую и английскую армии, а Жерар благодарил за сердечный прием. Вечером афганцы отправились в Бадахшан. На другой день англичане ответили также прощальным обедом, а вечером устроили пляску индийских племен вокруг костров с обнаженными саблями; казаки плясали камаринскую под гармонь — словом, расставались друзьями. Во время общей стоянки русские часто получали фрукты из Маргелана и делились с англичанами, чьи запасы весьма оскудели. В первый раз русские затмили англичан в роскоши!
Военным министром Жерару было разрешено ехать в Петербург через Туркестанский край, но он просил взять до Памирского поста и поручика Майлса, только что прибывшего на стоянку. И это было ему разрешено.
Тринадцатого сентября комиссии начали покидать Памир: русские с Жераром — на запад, остальные англичане — на восток. От Памирского поста русских преследовали морозы, снег и бураны. Переходы удвоили; 23 сентября сделали дневку в Алайской долине, а в Гульче пробыли несколько дней, чтобы поправить лошадей. Здесь для Жерара устроена была охота. Седьмого октября прибыли в городок Ош, где Жерару воздали воинские почести; девятого выехали на почтовых в Маргелан и по дороге попали на пикник с дамами, устроенный офицерами маргеланского гарнизона в селе Кочкарчи.
Десятого в губернаторском доме был парадный обед, а 13 октября Жерар с Панафидиным отбыли в Ташкент.
Таким образом, происки Англии о разделе Памира между Китаем и Афганистаном потерпели крушение: китайцы были удалены за Сарыкол, а афганцы — за Пяндж. Но зато и Англия добилась осуществления научной границы Биконсфилда, суть которой заключалась в том, чтобы захватить все перевалы и проходы в Гиндукуш и, пройдя их, оставить их позади своих передовых отрядов. Северные проходы Гиндукуша остались за Афганистаном, то есть, в сущности, в британских руках.
Теперь сферы влияния России и Англии обозначились следующим образом: правобережные части Горного Бадахшана (восточной части Рошана, Шугнана и северная часть Вахана) вошли в сферу влияния России, а левобережные части Рошана, Шугнана и южная часть Вахана — в сферу влияния Англии.
Терентьев: «Разграничения Памиров с Китаем еще не производили, но здесь по соглашению 1893 года наша восточная граница идет по такому крупному живому урочищу, как Сарыкольский хребет, и потому недоразумений не предвидится и никакой надобности в постановке еще и столбов не встречается.
Таким образом, памирский вопрос замолк надолго, а совместная работа русских и англичан указала им симпатичные черты обеих национальностей, доказала, что при ближайшем соседстве мы еще можем поладить друг с другом, а потому бояться такого соседства не следует. В Азии для всех достанет места». В который уже раз англичане и русские при личных встречах даже в рамках Большой игры проникались взаимной симпатией друг к другу. Быть может, надо просто почаще встречаться?..
Верхи, как Англии, так и России, и в самом деле были вполне удовлетворены достигнутыми успехами. Однако совсем иначе оценили значение англо-русских соглашений на Памире и в Горном Бадахшане те, кто принимал непосредственное участие в военных походах и научных экспедициях по этим краям.
Вот что писал наш исследователь Б. В. Станкевич, близко ознакомившись с демаркационной линией, установленной русско-английским соглашением 1895 года: «Нам русским людям приходится сказать правду, что наши представители в русско-английском разграничении сделали уступку Англии… Мы отдали Афганистану могучий горный хребет, лежащий между рекой Памиром и озером Зоркулом с одной стороны, и Вахан- Дарьей с другой стороны, горный хребет, получивший наименование хребет императора Николая II…»
Но особенно бессмысленной выглядело проведение границы не по горным хребтам, а по реке Пяндж, что разрезало исторически сложившиеся области Шугнан, Рошан и Вахан на две неравные части. Известный русский этнограф А. А. Бобринский, летом 1900 года путешествуя по Горной Бухаре и особенно всесторонне изучивший Вахан в историческом и этнографическом отношениях, отметил, что от Вахана отошла к России только четвертая его часть. «Эта новая граница, которая разделила это общество на две части, — писал он, — создала для них такое неуклюжее положение, какое получилось бы, если кто вздумал поделить русскую деревню вдоль по улице между двумя государствами».
Таким образом, получается, что обе великие державы, найдя наконец общий язык к концу столетнего противостояния, совсем уже забыли о тех, чьи судьбы они решали в Большой игре. Не поэтому ли и до сего дня политики все совершают одни и те же ошибки?..
Приложение
IИз книги: Бларамберг И. Воспоминания. М.: Наука, 1978
После двухмесячного пребывания в Петербурге и после получения инструкций я готовился покинуть столицу, но прежде познакомился с моим спутником Виткевичем, который также получил назначение в Персию. Передо мной предстал обаятельный, молодой поляк 28 лет, с выразительным лицом, хорошо образованный, обладавший энергичным характером. Поскольку этот молодой человек в 1837–1839 годы сыграл определенную роль в тогдашних политических отношениях между Персией и Афганистаном, поскольку он так много пережил и так печально закончил свою жизнь, позволю себе привести здесь его краткую биографию.