— Могла бы предложить ему хотя бы чаю, — с упреком заметила бабушка Лисбет. — Человек шел по лесу три часа!
В солнечные дни Олли лежала на шезлонге на берегу озера и смотрела на воду. Все чаще она вспоминала пещеру, представляла себе новый дом и думала о вертолете и Ромуальде. А ночью ей снилась его большая теплая борода.
Однажды бабушка Лисбет сказала:
— Кажется, скоро придет пора тебе возвращаться к мужу. Хотя у меня сердце разрывается, как подумаю, что ты унесешь мою Салочку.
Олли ничего не ответила.
Однажды ночью раздался бешеный стук в окно. Олли, замирая, вскочила и пошла открывать. В темноте за окном чернел горой разбойник Грабш.
— Ну что? — проворчал он.
— Не вздумай выкрасть меня отсюда, — сказала Олли.
— Дом почти готов, — сказал Грабш. — Осталось только крышу покрыть. Камышовая будет. Макс прополол тебе огород. Все так красиво получилось — ахнешь!
— Салка прибавила килограмм, — прошептала Олли, — и ест шпинат с ложечки.
— Два раза прилетал вертолет, — сказал Грабш. — Покружил прямо над нами и улетел.
— Вот это новости, ничего хорошего, — сказала Олли и вздохнула.
Грабш почесал в затылке и заметил:
— Скоро рассвет.
— Тогда надо поторопиться, — сказала Олли, разбудила бабушку, оделась и завернула Салку в шубу госпожи Штольценбрук. — Спасибо тебе за все! — поблагодарила она и крепко обняла бабушку Лисбет. Потом Грабш посадил жену на плечи и передал наверх дочку.
— Спасибо за все, — повторил он. И быстро зашагал в сторону леса. Медлить было нельзя — уже светало.
Бабушка Лисбет стояла у дороги и махала платочком. Немного неожиданно все произошло. Когда Грабши скрылись из виду, она вернулась в опустевший дом. Вдруг она бросилась обратно к двери и закричала вслед внучке:
— Возьмите меня с собой! Пожалуйста, возьмите меня!
Но они ее не расслышали. Счастливая Олли возвращалась домой у мужа на шее.
Новый круглый дом блестел на утреннем солнышке, уже угадывался абрис островерхой крыши. Но сквозь балки и стропила еще просвечивали облака. Между новым домом и старой доброй пещерой зеленели аккуратно прополотые грядки. Это был садик Олли.
— Ромуальд, спусти меня скорее на землю! — попросила она. Опустившись на землю, она услышала громкие крики: это Макс и Антон приветствовали ее и махали из камышей, потом побросали резаки и прибежали обнимать Олли и радоваться малышке Салке.
— Как здорово, что вы вернулись! — воскликнул Макс, и Антон улыбнулся широкой улыбкой. Он все время показывал на конек крыши, но остальные не понимали, что он этим хотел сказать.
Они провели Олли по дому и все ей показали. Она только диву давалась: Антон мастерски свел стропила и положил великолепный дощатый потолок. Дверь и окна тоже были его рук дело. Все балки он украсил резьбой: с них глядели драконьи морды, и жабы, и солнце со звездами, а веселая фигурка на двери корчила рожу и показывала язык. Олли ахала и восторгалась без остановки.
Только огород ее разочаровал: петрушка и лук выросли малюсенькие, и даже ноготки не хотели цвести.
Она удивленно переводила взгляд с грядок на заросли у пещеры, где росли маргаритки размером с садовую ромашку и подорожник величиной с ревеневый лопух.
— Это от удобрений, — объяснил Макс. — Четыре с половиной человека, не так уж мало на пару кустов. Потому что в природе нет ничего, от чего бы не было пользы.
— Даже какашки полезные? — удивился Грабш.
Олли отнесла Салку в пещеру, потом схватила нож и понеслась в камыши. Сколько недель она прожила на всем готовом!
Теперь ей захотелось наконец поработать. И она стала нарезать камыши, скашивая их целыми рядами. Справа от нее косил Макс, слева — Грабш. Она поискала глазами Антона и нашла его на крыше. Он привязал к коньку маленькую зеленую елочку, на которой, как флажок, развевался его красный носовой платок.
— Что это он там делает? — спросила Олли.
Грабш удивился не меньше нее. Но Макс знал, что это значит:
— Праздник[1]! Дом почти готов — он предлагает праздновать новоселье, раз Олли сегодня вернулась!
— Кончай работу! — пробасил Грабш. — Праздновать так праздновать!
Полиция на крыше, или Отпразднуем все сразу!
В этот момент в небе над ними неприятно застрекотало.
— Вертолет! — крикнул Макс. — Прячьтесь!
И все трое пригнулись в камышах.
— Спасайся, Антон! — закричала Олли.
Но Антон крепко обхватил конек крыши и сунул небритую голову под красный платок. Вертолет промчался прямо над ним, но не задел, а свернул к камышам и завис на одном месте. Сверху раздался голос капитана Штольценбрука с металлическими нотками мегафона:
— Сдавайтесь, Грабш!
Одновременно прогремел залп из пушки, пробивший большую круглую дыру в доме, ровно над дверью.
— Безобразие! — завопил Антон.
— Слыхали? — прошептала Олли в камышах. — Антон заговорил! Но ее никто не услышал, потому что снова взревел мегафон Штольценбрука:
— Ничего не выйдет, Грабш! Мы сейчас приземлимся и немедленно арестуем вас. Сдавайтесь! Сила на нашей стороне!
— А сколько вас? — поинтересовался Грабш.
— Пятеро, — ответил капитан. — Считая меня и пилота.
— Тогда сила на нашей стороне, — заорал Грабш, — потому что я дерусь за десятерых! Спускайтесь, проверите на себе. Добро пожаловать!
— На меня не рассчитывай, — шепнул Грабшу Макс. — Не могу драться с полицейскими. Они же все мои знакомые! Пожарные часто работали вместе с полицией. Мы с ними приятели.
— Да я и один с ними управлюсь, — фыркнул Грабш. Он схватил резак и бросился на край болота, где лежала печная дверца. Именно туда собирался сесть вертолет.
Но когда Олли увидела, что ее муж размахивает ножом, она повисла у него на руке со словами:
— Брось нож, ты можешь кого-нибудь ранить!
Вертолет спустился так низко, что ветер от его винта раздувал бороду Грабша и юбку Олли.
И тут случилось непредвиденное: опускаясь, вертолет подлетел слишком близко к ельнику, и лопасти винта задели верхушку ели. Вихрем взметнулись ветки, шишки, части лопастей, два полицейских шлема и резиновая дубинка. Вертолет накренился и рухнул в болото, не долетев двух метров до печной дверцы.
В лесу сразу наступила тишина. Только хрипло каркнула ворона, у которой на верхушке елки было гнездо.
— Все на выход! — крикнул Макс. — Спасаем!
И он бросился к месту происшествия. С другой стороны подбежали Олли и Грабш. Все вместе они вытащили из болота полицейских и обломки вертолета. Антон ловко спустился с крыши, чтобы помочь остальным. Скоро на дверце лежали в ряд пятеро полицейских, из ушей и носа у них текла вода, на волосы налипла тина и ряска, и сами они не подавали признаков жизни.
— Захлебнулись? — в ужасе спросил Антон.
— Плохо ты знаешь полицию, — сказал Макс. — Она и не такое видала.
Он собрал пистолеты у всех пятерых и выбросил их в болото. Грабш стянул ботинки с капитана, скинул сапоги, которые уже трещали по швам, а новые башмаки протер бородой и тут же надел. Потом по очереди поставил всех полицейских на ноги, подождал, пока из их ртов вытечет болотная жижа, и взвалил по двое полицейских на каждое плечо. Пятого понес Антон. Олли вскипятила целый котел чаю, а Грабш с помощниками отмывал полицию в водопаде. Потом он уложил пленных сохнуть на полянке возле пещеры, а Олли заливала в них теплый чай, пока они не пришли в себя и растерянно не поднялись.
Капитан Штольценбрук посмотрел на свои ноги и обнаружил, что стоит в одних носках.
— Я тут новую обувку раздобыл, — преспокойно объяснил Грабш, — наконец случай представился. А теперь полезайте все на крышу и помогайте нам ее крыть. И так потеряли из-за вас уйму времени.
Полиция приуныла, но делать было нечего: пришлось им вместе с Антоном лезть на крышу. Макс и Грабш подносили камыш и подавали его наверх. Полицейские недовольно передавали пучки камыша друг другу и нарочно работали неуклюже и медленно.
И тогда Антон запел. Он пел во весь голос, слой за слоем укладывая камыш на стропила и укрепляя его. Ах, какой красивый у него голос! Капитан Штольценбрук — сам обладатель мощного тенора, певший в том же чихенбургском мужском хоре, в который раньше ходил Антон, — чуть не свалился с крыши.
— Случилось чудо! — удивился он. — К Антону Шпехту вернулся голос!
Он знал песню, которую пел Антон. Поэтому, конечно, не мог удержаться и вступил вторым голосом. Остальные полицейские, Макс и Олли подхватили мелодию. Даже Грабш подпевал басом, и далеко в лесу отзывалось эхо. Теперь камыш так и взлетал на крышу. Макс и Грабш тоже влезли наверх. Все дружно работали в общем ритме «три четверти». И когда Олли позвала обедать, крыша была готова.
Друзья и враги спустились на землю, умирая от голода. Но полицейские опасались, что приглашение Олли их не касается, и смущенно покашливали.
— Все идите сюда, к вам это тоже относится! — позвала их Олли и попросила вынести из пещеры на поляну большой дубовый стол и двенадцать стульев. На этот раз, когда все расселись, пустовали только два стула. Издалека казалось, что незаняты три стула. Но это потому, что на одном из них лежала Салка.
Олли напекла оладьев.
— А ведь нам есть что отпраздновать, — сказал вертолетчик. — Если бы вы нас не вытащили, мы бы все пошли на дно.
— А заодно отпразднуем и конец строительства, — сказал Макс.
— И то, что у Антона вернулся голос, — добавила Олли. Праздник получился торжественный, какого Грабш еще никогда не видывал. Он даже произнес речь. Вначале он плюнул до самого болота, а потом сказал:
— Вот мой новый дом. Вот я, и тут я буду жить. Олли со мной. Салка тоже. А кто будет мешать — того суну в болото головой. Все!
Олли, Макс и Антон захлопали. Полицейские сложили руки и мрачно уставились в стол. Тогда слово взяла Олли:
— Я хотела бы добавить несколько слов к речи моего мужа, чтобы аплодировать смогли все. В общем, слушайте, люди: желаю мира и счастья этому дому! Чтобы он не сгорел, не провалился в болото, не подвергался обстрелу и не пустовал. Пусть все будет хорошо у тех, кто в нем живет. Пускай они будут довольны, любят друг друга и приглашают много гостей. Пускай они поют, танцуют и празднуют. А главное — пусть скажут спасибо за свою жизнь, за прекрасную жизнь!