Перекусив оладьями, они с Грабшем соорудили за домом прямоугольный загончик. Потом собрали всех морских свинок на чердаке — которых стало тем временем шестьдесят шесть — и сунули в загон. А Олли посадила туда и детей.
— Превосходный манеж! — радовалась она. — Теперь они точно не упадут в болото!
Она попросила Макса показать ей, как работает аппаратик, и Макс не мог не признать, что у нее настоящий талант обращаться с миниатюрными доильными установками. В первый же день она надоила целый стакан молока, хотя еще с трудом отличала самцов от самок и подоенных свинок от неподоенных. Тогда Макс сделал в загоне отсек для неподоенных, а когда дойка заканчивалась, Олли открывала перегородку. Первый стакан она поделила на пять частей. Пятую выпил Макс на прощание, когда собрался домой с пустым мешком.
Теперь у Грабшей наступили хорошие времена, можно сказать — жирные. Мускулы Ромуальда снова налились, плечи расправились, загривок стал еще мощнее, чем был. Олли все поправлялась, у Салки приятно округлился живот, ручки и ножки, у Лисбет выросли щеки. Грабши с новыми силами взялись за весенние работы в огороде: копали грядки, сеяли, сажали рассаду и обильно удобряли.
— Люди, ешьте и какайте! — понукал Грабш семейство. — Кто не какает, у того будет плохой урожай.
Каждую неделю туалетную палатку передвигали, каждую грядку снабжали щедро и равномерно, помогали подросшие Салка с Лисбет. Обе они росли почти так же быстро, как овощи у мамы на огороде.
Неужели дело было в молоке морских свинок? Зеленый лук вымахал высотой с камыши, фасоль вытянулась и обвивала весь дом, репчатый лук вырос размером с голову Грабша, редиска — с футбольный мяч, огурцы — как великанские дубины. Морковная ботва превратилась в густую чащобу, в тени которой дети дремали, а Олли подшивала пеленки.
Даже гусеницы стали размером с эклеры! А морские свинки, которых кормили овощами с Грабшевых грядок, выросли в упитанных мопсов и размножались с такой скоростью, что разбойнику пришлось сделать перегородку побольше, отделив самцов от самок.
А что происходило с Олли? Скоро она стала поперек себя шире. Грабш даже побаивался ее толщины.
Однажды майским вечером они снова сидели вместе на печной дверце у болота, слушали, как постукивает ветряк, и Олли сказала:
— Наверно, родится великан, как ты. И скорее всего — мальчик.
— Хорошо удобренный, — заметил Грабш. — А то и двое.
— Тогда надо будет звать на подмогу бабушку Лисбет, — вздохнула Олли. — Четверо малышей — это уму непостижимо. Кто-то один всегда будет орать. Как же я буду спать?
Грабш мечтательно вгляделся в болото, над которым танцевали стрекозы, и с нежностью прошептал:
— Если родится мальчик, назовем его Олл, ладно?
Олли согласилась, что имя — просто очаровательное. Она ласково забормотала в бороду Грабшу:
— А если двойня, второго назовем Ром!
Тут приковыляла Салка, за ней приползла Лисбет. Они тоже хотели посидеть в бороде у папы.
— Лезьте к нам, дети, — позвала Олли, — на вашем папе места хватит всем.
Вечер был такой мирный, что Грабшу это показалось подозрительным. В этом году полиция еще не показывалась в лесу. Надо было держать ухо востро.
Время шло, и Олли все полнела, как воздушный шарик, который продолжали надувать.
— Смотри только не лопни! — переживал Грабш и посоветовал ей не выходить из родильной комнатки — до самых родов.
— Как ты себе это представляешь? — возмутилась Олли. — Я в ней уже не помещаюсь! И вообще, сегодня мне надо собрать редиску.
И она оставила его одного с нехорошим предчувствием, а сама направилась в огород. В дверь она протискивалась с трудом.
— Если тебя разнесет еще немного, вечером ты не пролезешь в дом, — вздохнул Грабш.
Но вечером этого ясного августовского дня Олли уже похудела. Это получилось так: утомившись дергать редиску размером с футбольный мяч, она решила передохнуть под музыку, прилегла в морковной роще и включила радио. И тут оказалось, что время пришло. Не успела она пошевелиться, как начались роды.
— Ромуальд, — оглушительно закричала она, — посади Салку и Лисбет в манеж!
Грабш, который только что занялся постройкой сарая, чтобы хранить сено для морских свинок и небывалый урожай, от неожиданности уронил бревно. Когда он примчался в морковную рощу, ребенок уже родился. Скромных размеров девочка. Грабш рот разинул: как эта крошка могла распирать гигантский живот Олли?
— Еще не все, — стонала Олли.
— Опять не в твоей комнатке! — сердился разбойник.
— Не сердись, лучше помоги мне, — кряхтела Олли.
— Где, как, что делать? — бормотал Грабш.
— А вот и номер второй, — еле слышно прошептала Олли.
А потом родился еще малыш. И еще. И еще. И еще. И наконец последний. Олли лежала без сил, в окружении детей и редисок, похудевшая, и вздыхала с облегчением.
Семь девочек. Семерняшки: трое рыженьких, четверо черноволосых.
— Ой, мамочки… — растерялся Грабш.
— Выключи радио, — сказала Олли. — Шума теперь хватает.
Полиция — друг и товарищ Грабша
Не успел Грабш опомниться от появления семерых новых дочек, как с того берега послышался треск веток и отчетливый шепот. А потом из-за болота донеслось кваканье мегафона:
— Сдавайтесь, разбойник Грабш! Мы знаем, что вы здесь! Сопротивление бесполезно. Руки вверх, и переходите на наш берег!
Разбойник запаниковал. В три прыжка он очутился на краю болота и пробасил громовым голосом:
— Сегодня не выйдет! У меня жена родила семерню только что!
— Ха-ха-ха, — ехидно засмеялись в ответ.
— Хотите, пошлите сюда кого-нибудь, пусть собственными глазами посмотрит, — крикнул Грабш.
— Чтобы его засосала трясина? — сердито уточнил капитан Штольценбрук.
Вдали уже завывала пожарная сирена: пожарным приходилось тащить полицейских из болота при каждой такой вылазке.
— С ними приехал Макс! — обрадовалась Олли. — Ромуальд, мне нужен помощник! Сходи за ним на ту сторону сам!
— Мне нужен пожарный Макс! — рявкнул Грабш. — Сейчас я приду за ним сам!
Грабш галопом перебежал на ту сторону, вскинул на плечо Макса и понесся обратно. Макс так поправился, что разбойник чуть не падал под его весом. Полицейские скрепя сердце смотрели, как Грабш добровольно пришел и ушел. Они ворчали с досады:
— Как удобно было бы сейчас взять его!
Но капитан Штольценбрук сказал:
— Грабш — негодяй, но врать он мне ни разу не врал. А я не живодер.
— Сразу семеро детей — такого просто не может быть, — сказал один полицейский. Один из тех, кого Грабш швырял в сугроб из окна ратуши в День святого Николая.
— У Грабша все может быть, — вздохнул Штольценбрук.
Макс остолбенел, увидев семерых новоиспеченных дочек в морковной роще, и прошептал:
— Тут уж морские свинки совершенно ни при чем!
А потом передал капитану Штольценбруку по рации: «Как слышите, капитан? Все истинная правда. Объявить чрезвычайное положение. Срочно доставить из Чихау-Озерного бабушку Лисбет. Конец связи».
— Ах Макс, добрый человек из Чихенау! — растроганно приветствовала его Олли.
Макс улыбался до ушей.
— Поздравляю, Олли! Такое не всякому под силу. И главное — все здоровы!
И тут же принялся помогать Олли и семерым малышкам. Послал Грабша в подвал разводить огонь в печке под ванной, греть воду.
А на том берегу раздавались команды капитана Штольценбрука:
— Кругом — марш! Операцию по задержанию Грабша — отложить!
Сирены полицейской и пожарной машин стихали.
Макс собрал всех семерых детей, отнес в подвал, вымыл, принес в комнатку Олли и рядком уложил спать на сене. А Грабш тем временем вылил воду, набрал чистую и подложил дров, так что взметнулись искры.
Когда вода нагрелась, он перенес Олли из огорода в подвал и осторожно посадил в ванну. Как мило выглядывало ее личико из клубов пара! Он не удержался и прыгнул к ней в ванну.
— Ромуальд, ты что? — строго сказала Олли. — Не мешай, мне надо подумать. Нам нужны имена, семь имен девочек!
Думать вдвоем Грабш был не против. И они решили, что придумают семь имен из тех букв, которые есть в их собственном объединенном имени: Ромуальдолли. Грабш сказал, что ему нравится Рулада.
— Это что-то из оперы, — удивилась Олли. — Передавали по радио. Кажется, это когда поют очень быстро высоким голосом.
— Отлично, — сказал Грабш. — Пускай моя дочь будет шустрая и высокая. Рулада, так и назовем. Твоя очередь.
— Молли, — сказала Олли. — Мою маму так звали. Теперь опять ты! Грабш на минутку задумался и сказал:
— Лори.
— Ну нет, — покачала головой Олли, — это такое животное!
— Знаю, — согласился Грабш. — Мама рассказывала. Они очень мягкие, с большими глазами. Симпатяги. Так что я нарочно.
Следующую девочку Олли придумала назвать Ума, так звали актрису в одном фильме, который она смотрела в кино в Чихенау тайком от тетушки.
— Ладно, хорошо, — нетерпеливо перебил Грабш. — Моя очередь: Олди!
— Ромуальд! — возмутилась Олли. — Это не имя, а название магазина!
— Очень может быть, — развел руками Грабш. — Но именно так звали мою маму.
Возразить на это было нечего, и очередь вновь перешла к Олли. Она выбрала имя Римма — так звали одну подружку на фабрике свиней-копилок.
— Осталось всего одно имя, — сказала она. — Давай придумаем что-нибудь удивительно красивое. Ромуальд, постарайся.
Грабш глубоко задумался. Вдруг глаза его вспыхнули. Он облизнулся и с наслаждением произнес:
— Арлоль.
— Арлоль? — ужаснулась Олли. — Что это значит? Такого слова вообще нет!
— Тебе не угодишь, — обиженно буркнул Грабш. — Когда такое слово есть, тебе не нравится. Но когда такого слова нет, тоже не нравится! Человека можно назвать любым словом. Просто к имени нужно привыкнуть. Например, я бы тебя любил, даже если бы тебя звали Вонючка.
В подвал вошел Макс с Лисбет и Салкой на руках и посадил их в ванну к Олли с Грабшем.