Вот и носится над морем, и орет вторые сутки!
Потому что он не знает, как сажать себя на плоскость!!!
Этот стишок они с Белкой недавно нашли в Интернете и вволю нахохотались. К изумлению Юльки, дурацкий «пи́нгвин» запомнился ей с первого раза – в отличие от лермонтовского «Бородина», заданного на выходные. К тому же у Полундры был хорошо поставленный голос «командующего фронтом» – как утверждал ее дед, отставной генерал Полторецкий. Во всяком случае, если Юлька хотела, чтобы ее услышали, – спасения не было никому. И сейчас на нее с открытыми ртами смотрел весь вагон – включая ошалевших гопников и красавицу мулатку. Чего, собственно, Полундра и добивалась. Она понимала, что нужно любой ценой продержаться до прихода пацанов, и старалась вовсю:
Раз пятнадцать он пытался сесть куда-нибудь на землю,
Но скользил по скалам пузом! Матерясь, взлетал обратно!
А гагары, пролетая над пикирующим пином…
Про гагар Юлька дорассказать не успела. Со скамейки у самых дверей поднялся дедок-сморчок с тележкой на колесиках и сердитым басом сказал:
– Во что Горького Лексей Максимыча превратили, олухи! – а затем, обратившись к гопникам, сообщил: – Таких, как вы, шантрапа, в сорок пятом танками давили! – и, крякнув, размахнулся тележкой. Удар пришелся прямо по хребту тому, кто обозвал мулатку макакой. Тот, взвыв, завалился на бок, дедок замахнулся снова, – а в дверях уже появились обеспокоенные физиономии мальчишек и Пашки.
– Наших бьют! – воззвала Полундра. – Атаман, ура-а-а!!!
Закончилось все стремительно: ошалевшие борцы за чистоту нации опомниться не успели, как уже были уложены рядком на грязный пол вагона. Одного довольно лихо скрутил дедок с тележкой. Второго взяли на себя Пашка и Атаманов. Третьего подоспевший Батон от души треснул приобретенными «Записками Драгомирова» по голове, и гопник мирно съехал по стенке вагона на пол. А четвертого неожиданно сбила с ног сама мулатка, взлетев вдруг со скамейки в каком-то головокружительном прыжке. В вагоне поднялись визг и писк, верещали старушки, голосили дети, – а от дверей уже пробиралась пара суровых полицейских. При виде стражей порядка хулиганы на удивление быстро опомнились, вскочили и, толкаясь, помчались к выходу из вагона. Полундра не смогла отказать себе в удовольствии сунуть пальцы в рот и оглушительно свистнуть им вслед.
Двое из гопников успели-таки сбежать. Оставшиеся заныли, что они ничего такого не хотели, просто девчонка клевая попалась, собирались прикадриться, а дед в ватнике первый начал своей тачкой махать… Старичок на это гневно заявил, что он не для того всю войну гонял фрицев по Европе, чтобы на старости лет слушать фашистские речи в собственной стране. Гопников вывели полицейские. Следом, громыхая тележкой, вышел и героический ветеран, на прощание велев мулатке:
– Ты б, дочка, не моталась одна по электричкам-то! Контингент разный ездиет…
– Вот это он прав! – ворчливо заметила Полундра, усаживаясь напротив мулатки и пихая в бок Батона, который изо всех сил пытался придать своему растерзанному пальто пристойный вид. – Тебя как зовут? Тереза? Оч-приятно, я – Юлька, это – Белка и Натэла, это – Серега с Пашкой, а это – наш Андрей! Знакомьтесь!
– Я очень рада! – отозвалась Тереза. Слез в ее глазах уже не было. Она, казалось, ничуть не была напугана случившимся. О том, что она только что участвовала в драке, напоминала только расстегнувшаяся шубка и разлетевшиеся по плечам черные кудри.
– Ты из какой страны? – приступила к решительному допросу Полундра. – Сколько тебе лет? В каком классе? А учишься где? А здесь что делаешь? Почему одна ехала? Как это тебя родители только отпускают! Сама ж видишь, ты того… нестандартная, а долбецов всяческих куча ездит! Могли бы и взрослые скины попасться!
Тереза, слегка озадаченная бурным Юлькиным напором, все же рассказала, что она родилась в России, что отец у нее – русский, что мама давно умерла, что сама Тереза учится в школе иностранных языков и что отец ее отпускает куда угодно, потому что у нее красный пояс по капоэйре.
– Это что такое?! – поразилась Юлька.
– О-о, это бразильская борьба! – объяснила Тереза. И, увидев жгучий интерес в глазах ребят, принялась рассказывать о боевом искусстве черных рабов, вывезенных в Бразилию из Анголы.
– Понимаете, им на плантациях хозяева запрещали заниматься борьбой! Боялись, что они передушат охрану и убегут! И они маскировали капоэйру под танец! И получился такой микс танцевальных и боевых движений! Вы, если хотите, приезжайте к нам на Таганку, на спектакль, – сами все увидите! В следующую пятницу! Посмотрите и танцы, и капоэйру! Билеты уже проданы, но вы скажите, что по моему личному приглашению! Я буду в главной роли!
Парни и Полундра слушали с открытыми ртами. Юлька уже вовсю соображала, не пойти ли и ей заниматься капоэйрой и согласится ли на это дед, который все время бурчит, что у него растет не барышня, а морской пехотинец. На взгляд Полундры, оказаться морпехом было бы гораздо интереснее, чем расхаживать в кринолинах по балам, но дед и слышать ничего не хотел. Перекинувшись на мысли о своей горькой судьбине, Юлька не заметила, что Натэла с интересом смотрит на книгу, лежащую на коленях Терезы.
Это был разбухший фолиант толщиной в кирпич, заложенный посередине какой-то яркой бумажкой. На обложке позолоченными полустертыми буквами было выведено название на незнакомом языке. Натэла со значением взглянула на Белку. Та уважительно кивнула, покосилась на Батона и тихонько вздохнула.
– Ты любишь читать? – с уважением поинтересовалась Натэла, деликатно дождавшись паузы в разговоре о капоэйре. – Нравится или задали по программе?
– О, это для роли! – охотно пояснила Тереза. Увидев вытаращенные глаза ребят, слегка смутилась: – Мы ставим пьесу Жоржи Амаду на португальском языке. А в этой книге – сразу и Шекспир, и «Тереза Батиста» Амаду, и комедии Камоэнса – все на португальском!
– Так у вас театральная студия? – сразу оживилась Натэла – внучка и дочь профессиональных актрис. – Как работаете, по системе Станиславского?
Разговор переключился с капоэйры на театр, и Полундра вздохнула с облегчением: в светских беседах она была не сильна. Пользуясь тем, что Тереза на нее не смотрит, она яростно пнула ногой Батона. По Юлькиному мнению, задавать вопросы, восхищаться и вообще всячески проявлять внимание должен был именно он. Но Андрюха сидел набычившись, упрямо глядя в замерзшее окно, и на Юлькино пихание никак не отреагировал.
– Парни, идемте покурим! – громко провозгласила Полундра. – А то уже Москва скоро!
Некурящие Батон и Атаманов посмотрели на Полундру, тоже сроду не бравшую в рот сигарет, с крайним удивлением. Однако все же встали и пошли вслед за боевой подругой в тамбур. Следом не спеша зашагал и Пашка.
– Батон, ты нормальный или нет?! – зарычала Юлька, едва оказавшись за раздвижными дверцами. – Ты что молчишь, как идиот?! Мне, что ли, с ней знакомиться надо?! Почему я одна языком чешу?! Ты можешь ей сказать, что она красивая?! Что ты хочешь с ней встречаться?! Что телефон желаешь взять? Блин, ты хоть раз в жизни фильм про любовь смотрел?! Или только свою «Формулу-1»?! Атаманов!!! Ты чего мне тут рожи строишь, скажи ему!
Но Юлькины вопли прозвучали впустую. Парни переглядывались, хмурились и сопели. Поняв, что от этих двух балбесов толку не добьешься, Полундра гневно уставилась на старшего брата.
– А ты что молчишь?!
– Юлька, ты бы не гнала волну, – задумчиво заметил Пашка. – Тут дело трудное…
– Трудное?! – взорвалась Полундра. – Оно трудное будет, когда в Москве эта Тереза в метро впрыгнет – и все! Ищи ее потом с фонарями! Батон, сам же пожалеешь, когда… Ой, ну вот вам, уже Москва! А вы ничего не сделали, пентюхи! Пельмени недоваренные, а не реальные пацаны, тьфу!
– Ты, Полундра, того… не борзей! – забурчал Атаманов. – Пашка дело говорит. Вам, девчонкам, всегда все просто – телефончик, там, и все такое… А ты на нее посмотри, на эту Терезу! И… на Батона нашего.
Озадаченная Юлька честно покосилась сквозь грязное стекло вагона на Терезу, которая увлеченно болтала о чем-то с Натэлой. Затем перевела взгляд на мрачную физиономию Андрюхи. Пожав плечами, спросила:
– Ну и что?
– Ничего, – хмуро сказал Батон, глядя в окно. – Дура ты, Полундра. Она же вон какая… Как эта… как ее… Пашка, какое мы кино смотрели?
– «Черная пантера Амазонки», – без усмешки подсказал Пашка.
– Во-во… А я… Карлсон! В дедовых валенках! Пузо вон торчит! А какую книжищу она читает – видела? Да еще не по-русски! Натэлка наша – и та удивилась! В театре каком-то играет, артистка! А я, значит, буду у нее телефончик стрелять?! Так она и дала!
– Батон! – изумленно сказала Полундра. – Никакой ты не Карлсон! И нет у тебя никакого пуза, просто фигура такая… Много тебя просто, вот! И… ну и что, что она книжку читает! Натэлка тоже читает, еще как! А вот с нашим Серегой в кино ходит – и ничего! Глядишь, еще человека приличного из него сделает!
– Ты, Полундра, фильтруй базар! – обозлился Атаманов. – Думай, что гонишь, не то…
– Это не я гоню, а твоя мама! – ехидно парировала Юлька. – Тетя Таня в пятницу к деду за луковицей зашла и про вас с Натэлкой говорила! А я ковриком прикинулась и все подслушала!
Атаманов покраснел, проворчал что-то непечатное и мрачно уставился на Батона:
– Ну что?! Сам пойдешь телефон просить или мне вместо тебя?
– Андрюх, лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном, – серьезно заметил и Пашка. – Задай себе алгоритм. Что ты в крайнем случае потеряешь? Ну, не даст она тебе телефона! Результат будет тот же, как если бы ты ничего и не просил, так? Но при этом ты будешь знать, что сделал все, что мог. Так?
– Ну, типа так…
– А раз так, то шагом марш комплименты даме говорить! И не бойся, мы рядом будем. Давай, а то уже электричка останавливается, Москва!
По лицу Батона было видно, что он находится в состоянии полной паники. Сопя, он снял свой треух и сунул его Юльке. Начал было стягивать и пальто, но, обнаружив под ним сто лет не стиранный, проеденный молью свитер, запахнул полы обратно. Втянул живот. Пригладил волосы.