ый. Наконец в пятом мне точно сказали, куда идти. Я их самих послал. Туда же.
Нет, клинику я все-таки нашел. Потом, когда уже сбился со счета, в какой именно подъезд заглянул. Я ввалился туда, как на праздник: шапка набекрень, глаза в кучку, навязшая на языке незатейливая песенка: «Не подскажете, где клиника доктора Дупло?» И тут мне навстречу два мордоворота с сообщением:
– Здесь!
Лучше бы молчали. Мордовороты были в синих халатах – значит, хирурги. Нет, рвать зуб я не дам, пусть уж лучше болит.
– Я, – говорю, – на четыре часа записан. Но рвать не позволю.
– Совсем или без анестезии? – уточнил один.
– Совсем.
– Тогда пошли.
Они пошли впереди меня по коридору, закрывая собой весь проход. Девушка на «ресепшн» пожелала мне хорошего дня, уточнила, иду ли я на прием к четырем или так, на огонек заглянул. Я сказал, что именно иду и именно к четырем.
Нет бы мне тогда развернуться и убежать туда, куда раньше послали! Ну поболел бы зуб еще пару месяцев, ну отпал бы сам, вместе с куском головы, подумаешь! Через дырку можно было бы исподтишка показывать всем язык и свистеть, наверное, было бы удобно...
– Сюда! – Один из хирургов распахнул дверь кабинета и втолкнул меня внутрь.
– Здравствуйте, молодой человек! – услышал я.
Все, поздно думать о возвышенном. Здравствуй, зеленая мумия! И где таких берут? Доктор Дупло выглядел, как огурчик. Как маринованный огурчик, который вытащили из банки и посушили в микроволновке несколько дней подряд, а потом еще хорошенько поваляли по полу, чтобы покрылся тонким слоем пыли. Честно, я едва не вскрикнул, увидев его. И ЭТИМИ руками он полезет мне в рот?!
– Не бойся доктора, доктор тебе поможет. – Дупло фамильярно перешел на «ты», а следом даже на «мы»: – На что жалуемся?
«На сестру, – чуть не ляпнул я, – потому что она разыскала мне самого старого и самого мерзкого доктора в Москве». Удержался и ответил вполне цивилизованно:
– Зуб болит.
– Ясненько, – противно хихикнул хозяин кабинета. – Чего ж ему не болеть-то, когда червяков полон рот!
Я хотел возмутиться, мол, каких еще червяков, и не смог. Потому что ясно почувствовал: во рту, как раз на стороне больного зуба, ШЕВЕЛИТСЯ!
Глава IIКто заводится во рту?
– Не бойся! – по-своему истолковал мой ошалевший взгляд доктор. – Если кто-то из нас и кусается, то это не я. Мне маска мешает. А у тебя пальцы прямо во рту – кусай, что осталось! – Он пошевелил пальцами на руке, их и впрямь было только три. Как же он работать-то будет?!
– Это же больно!
– Я в счет включаю.
А червяки во рту шевелились...
– Плюй! – Доктор требовательно подставил руку с тремя пальцами. – Выплевывай, пока размножаться не начали!
Я подумал, что в клиниках вообще-то принято подставлять пациенту под рот лоток, кювету или хоть тазик. Если каждый начнет плевать доктору на ладонь – негигиенично получится. Кстати, меня еще не посадили в кресло. И червяки... Откуда во рту червяки?! Но раз доктор просит, ладно. Я от души плюнул. Раз, другой... На трех докторовых пальцах повисла добрая ложка червяков, длинных, черных, с розовыми брюшками и оранжевыми усиками. Извиваясь и попискивая, они комками падали ему под ноги, а доктор их давил!
– Плюй! Еще! – требовал он.
Я добросовестно плевал. Черви во рту щекотались, норовили заползти в глотку, а главное – их не убывало!
– Плюй!
Я уже не попадал в подставленную ладонь. Плевал, куда ни попадя, черви лапшой висли на докторовом халате, на брюках, на дужке очков... Черви царапались усиками, цеплялись за губу, повисали мерзкой бородкой...
– Хватит! Кончились все!
Я хотел возразить – полный рот еще, но почувствовал: да – кончились. Вот так, доктор сказал: «Все», значит – все.
– Полегчало?
– Угу, – кивнул я. Зуб и правда перестал болеть.
– А теперь ложись, выжжем остатки. – Доктор кивнул себе под ноги. На линолеуме, в кроваво-черной каше еще кривлялись недодавленные червяки.
– Ложись, ложись. Я коврик постелю.
Только сейчас я заметил, что в кабинете нет кресла. И письменного стола. Зато есть стеклянный шкафчик с лекарствами, табуретка и... саркофаг. Настоящий саркофаг! Как у фараонов, я видел такой в музее. Он стоял себе в углу – старый, облупленный, непритязательный, как сервант. И мне стало по-настоящему страшно. Не зря, ох, не зря я обозвал про себя доктора «мумией». Но разве такое возможно? В центре города, средь бела дня! Приходите, дети, в клинику доктора-мумии! Он вас вылечит, забинтует и упакует в саркофаг на веки вечные!
А еще в кабинете не было ассистентки.
– Сбежали все, – понял меня доктор. – Молодежь! Неохота им нормально работать. Им надо, чтобы перчатки, стерилизаторы и кресло с педальной бормашиной... Щепку поджечь им не комильфо! Собачья моча им, видите ли, воняет – лидокаин подавай!
– Что такое лидокаин?
– Анестезия. Шприцем вколол, и все, пациент у тебя деревянный. Работаешь и не видишь, правильно или нет, больно ему или нет...
– Должно быть больно?
– Конечно! Иначе как я узнаю, что делаю?! Убил я червяков или нет? А им все равно, лишь бы пациент на ухо не орал. Они, видите ли, шума не выносят... Попса!
– А собачья моча для чего?
– Чтоб ты в обморок не упал. Чтобы был в сознании, со мной, и все чувствовал... Ну ладно, давай выжжем остаточки, а то заново размножатся. – Он достал из кармана щепку, поджег ее и скомандовал: – Открывай рот пошире, а то язык задену!
Я уже понял, что попал. Только не совсем понял, куда. Да это и неважно было, одно желание осталось – развернуться и бежать. А дома дать Танюхе по шее и записаться к нормальному врачу. С попсовой бормашиной и деревенящим лидокаином. И обязательно в резиновых перчатках и с целыми пальцами! От вида рук доктора меня тошнило. Я развернулся, вскочил на ноги, рванул и... влетел носом в твердокаменный живот хирурга.
– Ку-уда?
Опаньки. Приплыли. Синий халат хирурга действительно пах чем-то соленым. Морем. Ага, море слез и кровищи, лишь бы не было попсы... И бурлило у хирурга в животе так же, как на море.
А еще в попсовых клиниках иногда слушают пожелания пациента. Вот такие, какое из меня вылетело:
– Я не хочу, чтобы мне выжигали червей деревянной щепкой!
– А кто тебя спрашивает? Ты хоть школу закончил, чтобы спорить с потомственным доктором. – В животе хирурга булькнуло особо зловеще. Кажется, в море начинался шторм. – Вот и молчи. Не цените вы, молодежь, ни опыта, ни образования. Я вот в Америке учился, в университете «PERDU». И носил майку с его названием. Мне есть чем гордиться. А когда приехал в этой майке в Москву... – Хирург расстроенно махнул рукой, мол, что тут скажешь, оторвал меня от своего бурлящего живота, посадил на ковер: – Давай, не тушуйся. От этого умирают только девчонки и слабаки.
Вот утешил так утешил. Я дернулся раз, другой, получил горящей щепкой в язык... и решил, что терпеть можно. Потом сбегу, когда мумия будет безоружной. Без щепки в смысле. Просто сидел и старался думать о чем-нибудь приятном. Как я вернусь домой и оттаскаю Танюху за бигуди, даром что девчонка. Как она будет мерзко визжать и царапаться акриловыми ногтями. Ногти будут цепляться за мои пуговицы, отклеиваться и слетать в разные стороны: «тынц!» – об стенку, «тынц!» – в дверцу шкафа, «тынц-тынц!» – два ногтя подряд в Танюхин суп и в чашку. Потом Танюха вырвется (обязательно, я ее знаю!), оставив у меня в руках пару бигудей, которые я с особым цинизмом затолкаю ей в уши, когда снова поймаю. И будет у меня Танюха – инопланетянка, мерзко выкрикивающая свое инопланетянское приветствие: «Уй, бона, блшин, ешлсшт!»
– Спа-акойна! – подбодрил доктор-мумия. – Немного осталось...
Думать о приятном я уже не мог. Доктор тыкал мне в рот своей щепкой, щепка шипела, дымила, разрывала рот, грозя пройти насквозь и выйти через ухо, чтоб я сам был, как инопланетянин. Несчастный, измученный инопланетянин, на вечной диете. Я ж теперь не то что есть, я выжженный зуб языком потрогать побоюсь – больно же!.. Вкусно пахло шашлычком. Голову как будто просверлили, и, когда врач убирал руку, чтобы еще раз поджечь щепку, во рту приятно гулял сквозняк. По вискам ударило, капнуло со лба на нос. Послышалось:
– Сознание теряет...
В нос шибанул запах мочи. Собачьей, значит, ага. Чтобы я не потерял сознание. Стало легче. Перед глазами уже не плавали круги, перед глазами были доктор да его саркофаг на заднем плане. Страшный и загадочный. Муляж, скорее всего. Наверное, доктор просто коллекционирует всякую древность, но саркофаг дома не поместился, вот он и притащил его на работу. А что до его собственного вида... Мало ли на свете сухеньких стариков? Всех бояться – из дома не выходить. Лечит он, конечно, оригинально, но, как ни крути, зуб уже не болит, мне легче...
– Ну вот, а ты боялся! Федор, отведи его в хоспис, вечером повторим.
– ШТО?!
Глава IIIСамый опытный врач
Вот уж новость так новость! Мало того, что мне обожгли весь рот, так еще и не собираются выпускать отсюда!
– А ты как думал? – подмигнул доктор. – Червяки – зараза страшная, их выжигать надо дня три, не меньше.
Три дня? Подряд? Я подумал, что еще одно такое выжигание, и зубы мне можно будет не чистить никогда. И ботинки. И уши. И почтовый ящик.
– Так что три дня ты проведешь здесь, под наблюдением, – добил меня Дупло.
Я подумал, что на свете, наверное, много хороших врачей, которые пользуются нормальной анестезией, моют руки с пятью пальцами, а зажигалкой не пользуются вообще, потому что не курят, а готовить им некогда... Подумал и сказал:
– Можно я к вам сестру приведу? У нее пломба выпала.
– Хоть бабушку, – милостиво согласилась мумия с персональным саркофагом. – Только сначала тебя долечим.
Ого, как мне повезло! Но ничего: поднялся с ковра (перед глазами заскакали предательские зеленые точки) и побрел по коридору вслед за хирургом в хоспис чокнутого доктора. Коридор был узкий и длинный. Развернуться и убежать не давал второй хирург, который материализовался неизвестно откуда и теперь конвоировал меня сзади. А почему они вообще со мной так возятся? Помогать доктору, подержать-проводить пациента – это работа ассистента, на крайний случай санитара. А хирургам своей работы хватает. Или, как говорил доктор-мумия, «сбежали все», поэтому оставшиеся хирурги работают на две ставки? Интересно... Я так и спросил: