– И вы встретили его! – перебила, не утерпев, Валюшка. – Встретили!
– Да. Призрак встал у нас на пути, и синие глаза его сияли торжеством. «Дави его, а то он меня убьет!» – заорал Литвиненко – и это было, можно сказать, чистосердечное признание в содеянном. Но от меня уже ничего не зависело. Саша приник к окну и улыбнулся такой жуткой улыбкой, что мы все трое закричали от ужаса. Потом задняя дверца распахнулась, призрак зацепил Литвиненко айсбайлем, выволок на дорогу – и они вдвоем исчезли.
Труп Литвиненко потом нашли в лесу – на том самом месте, где он бросил в сугробе тело Саши. Голова у него была проломлена айсбайлем…
Доктор Потапов умолк.
– Какая жуткая и страшная история, – пробормотала Марина Николаевна. – Неужели такое возможно? Вы не обижайтесь, Михаил Иванович, но… но в это как-то не очень верится.
– Я не обижаюсь, – усмехнулся доктор. – Если бы я всего этого сам не видел, тоже, наверное, не поверил бы.
– А я вам верю! – горячо сказала Валюшка. – Верю!
– Ну спасибо, – ласково ответил Михаил Иванович. – Ты не можешь не верить в фантастические истории, потому что твое воскресение и есть настоящая фантастика.
«Нет, потому что я видела нечто еще более фантастическое!» – чуть не ляпнула Валюшка, однако вовремя удержалась и спросила о другом:
– А потом этот призрак появлялся снова?
– Около нашей стройки его больше не видели. Однако среди шоферов-северян долго ходили слухи о босом окровавленном человеке с белым лицом и ледорубом в руках, который однажды разрубил дерево, упавшее на кабину и чуть не придавившее водителя. А потом этот же человек помог другому шоферу найти дорогу в пургу… Так что очень может быть, что на северных дорогах до сих пор иногда слышен стук айсбайля и сверкают синие глаза Саши Погодина.
– Погода! – раздался вдруг крик. – Погода!
Все так и подскочили!
В дверях стоял Лёнечка и твердил, задыхаясь:
– Погода, погода…
– Что ты, Лёнечка, миленький? – кинулась к нему Марина Николаевна. – Ну успокойся! Мы и не заметили, что ты здесь. Не надо было тебе такое слушать! Не волнуйся, Лёнечка!
– Погода! – снова воскликнул тот. – Примечай погоду не по облакам, а по своим бокам! – И залился слезами.
Честно, Валюшка в жизни не видела, чтобы мальчишка, да уже большой, так рыдал! Неужели его настолько расстроил рассказ доктора Потапова? Какое же у него сердце доброе…
– Михаил Иванович, – попросила Марина Николаевна, – вы уж отведите, пожалуйста, Лёнечку к Ефимычу, пусть там, в привычной обстановке, успокоится. Только никаких ужасов ему больше не рассказывайте, ладно?
– Да у меня только фамилия зверская – Потапов, а сам-то я добрейшая душа, – буркнул доктор и подтолкнул Лёнечку в коридор: – Пошли, брат, пошли.
Тот послушно вышел, но вдруг вернулся, снова заглянул в комнату и, все еще всхлипывая, сказал, глядя на Валюшку:
– Если петух кричит неурочной порой, значит, он видит упыря и гонит его прочь.
– Ага, пациент скорее жив! – ухмыльнулся доктор Потапов и увел Лёнечку.
– Я сегодня здесь ночевать останусь, – решительно сказала Марина Николаевна. – Тебе кошмары сниться будут, одной страшно!
– Да вы замерзнете! – ахнула Валюшка.
– Ничего, в кладовке еще осталось несколько одеял, укроюсь потеплей. И лягу одетая. Ну невозможно же ребенку одному спать после всего того, что мы тут с Михаилом Ивановичем понарассказывали!
– Да я ничего, – попыталась успокоить ее Валюшка. – Честное слово, я нормально! Мне не будут сниться кошмары, честное слово!
– Зато мне будут, – пробормотала Марина Николаевна, опустив голову. – Я сегодня никак не могу одна ночевать. Не к Ефимычу же в курятник мне проситься на постой, верно?
– Ой нет, лучше здесь оставайтесь! – засмеялась Валюшка, и больше они не спорили.
Вместе поужинали тем же вкуснейшим студнем, только Марина Николаевна, в отличие от Валюшки, мороженого не ела, а выпила очень горячего чаю. Потом принесли из кладовки три одеяла для Марины Николаевны и притащили еще одну кровать из соседней палаты (диван был весь продавленный, на нем сидеть еще туда-сюда, а лежать ужасно неудобно!), устроили постель. Потом посмотрели телевизор и легли спать.
– Не усну, наверное, – пробормотала Марина Николаевна, зарываясь под свои многослойные одеяла, однако уже через мгновение ее дыхание стало ровным, спокойным, глубоким.
Уснула!
А вот у Валюшки сна не было ни в одном глазу. Она лежала зажмурившись и думала обо всем, что на нее сегодня свалилось.
А свалилось слишком много! Сначала жуткие приключения на льду: эти дети, дохлый пес… потом рассказ Марины Николаевны, подтвердивший Валюшкины страшные догадки, потом история синеглазого призрака… Удивительно, что доктор почти в точности описал айсбайля, который вытащил Валюшку из Хельхейма. Впрочем, айсбайли все были одинаковые, она не отличила бы одного от другого. И впервые до Валюшки дошло, что этот синеглазый призрак ее спас! Он вернул ее душу, или жизненную силу, как это называл Гарм, в тело. И Валюшка смогла ожить…
Но отчего все другие айсбайли были так жестоки? Почему они превращали в ледяное крошево трупы несчастных людей и животных?
И при этом они явно были врагами Хель-Цинги и всего ее пугающего ледяного царства. Ледяного мира мертвых, ледяного ада…
Ах, если бы хоть что-нибудь понять! Жаль, что Валюшке так мало известно. Скорей бы завтра! Завтра Марина Николаевна принесет мифологический словарь, и Валюшка хоть что-то узнает о том мире, в котором побывала.
Вдруг тихий посвист – будто поземка пронеслась по льду – послышался Валюшке.
Прислушалась – шелест доносился со стороны окна. Подняла голову – и обнаружила, что оттуда исходит какое-то странное свечение…
Луна взошла, что ли? Нет, такое впечатление, будто за окном зажегся фонарь. Но ведь там нет и не было никакого фонаря!
Валюшка встала с кровати, осторожно, чтобы не потревожить Марину Николаевну, прокралась к окну – и замерла, не веря глазам.
Ей выбрали для жилья самую лучшую палату – со стеклопакетом, вставленным в окно. Окошко было чистое, прозрачное, оно не замерзало даже в самые зверские холода. Но сейчас Валюшка отчетливо видела, что по стеклу ползут белые искрящиеся побеги морозных растений, поднимаясь выше и выше и постепенно затягивая его целиком. И слышался какой-то странный стук… ну да, вспомнила Валюшка, это старый ясень постукивает в окно.
Нет, сейчас он не просто постукивает, а царапается, словно хочет проникнуть в комнату.
Нет, нет… Такого же не может быть… не может быть, чтобы ветки ясеня все же процарапали стекло, и… это, оказывается, не просто морозные узоры расползлись по нему – это ясеневые ветви оплели окно, искрясь серебристым инеем. И метелки семян тоже покрылись инеем и начали светиться и сверкать все ярче и ярче… как бенгальские огни!
Валюшка попятилась к стене.
Когда-то бенгальские огни восхищали ее, но после того, как она увидела их на ледяных стенах Хельхейма, они внушали только страх.
А при чем тут вообще ясень?!.
Внезапно от двери повеяло холодом.
Валюшка изумленно заморгала. Да ведь ей в последнее время никогда не бывало холодно! Ей ведь чем холодней, тем лучше! Но сейчас озноб пробежал по спине, и она почувствовала, как стынут пальцы, как леденеют щеки.
Дверь начала медленно-медленно приоткрываться.
Валюшка отпрянула и скорчилась между диваном и письменным столом. Это оставался единственный темный угол комнаты, куда не попадало сияние бенгальских огней. И Валюшка увидела, как дверь распахнулась и в нее вошла какая-то женщина.
Валюшка не заорала только потому, что крик застрял у нее в горле будто ледяной ком.
Тело женщины было мертвенно-бледным, но его там и сям покрывали ужасные пятна застарелых синяков. Лицо было избито так, что глаза заплыли и не открывались. Рот казался расплющенным черным пятном. Женщина была очень худая – кожа да кости – и совсем голая, однако через ее плечо оказалась перекинута белая простынка, которая странно колыхалась, когда женщина, распространяя вокруг себя странный, противный сладковатый запах, двигалась по комнате, неуклюже, но совершенно бесшумно переставляя свои словно бы закоченевшие ноги.
Такой же запах, вспомнила Валюшка, ощущался в коридоре возле морга. Ефимыч сказал, что это формалином пахнет. Раствором таким, которым трупы обрабатывают…
«Да она же мертвая! – вдруг с ужасом догадалась Валюшка. – Да она же из морга пришла! Да это же… это же Пятнистая Молчунья!»
Она даже зажмурилась от страха, надеясь, что ужасное видение исчезнет, и, когда пол вдруг перестал подрагивать от тяжелых шагов жуткой гостьи, решила, что так и случилось.
Ничего подобного! Пятнистая Молчунья просто-напросто замерла посреди комнаты и медленно поводила головой туда-сюда, словно могла что-то увидеть, хотя глаза ее были плотно закрыты слипшимися смерзшимися веками.
«Господи, хоть бы Марина Николаевна не проснулась! – мысленно взмолилась Валюшка. – Она же умрет со страха! Но зачем приперлось сюда это чудище?!»
И тут же она получила ответ на свой вопрос.
Пятнистая Молчунья шагнула к пустой Валюшкиной кровати и осторожно ощупала ее своими окоченелыми руками. А потом начала методически перебирать простыни, легкое покрывало, подушку…
«Она… ведь она меня ищет!» – дошло до Валюшки.
Однако до Пятнистой Молчуньи тоже кое-что дошло, а именно – что на кровати никого нет. Она немножко постояла, как бы в растерянности, и вдруг Валюшка услышала, что посвист поземки повторился. Он по-прежнему исходил от окна, и Валюшка заметила, что покрытые изморозью ветки ясеня, проникшие в комнату, вытянулись все в одном направлении, как бы указывая на тот темный угол, где пряталась она.
На нее указывая!
Пятнистая Молчунья медленно развернулась в ту сторону, куда были направлены ветви, однако, пока она это делала, Валюшка успела юркнуть под стол.
У нее чуть не выскочило сердце, когда ужасные босые ноги с растопыренными пальцами промаршировали мимо, и, как только Пятнистая Молчунья прошла, Валюшка выкатилась из-под стола и прошмыгнула под свою кровать, заодно стянув покрывало так, чтобы и ее загораживало, и смотреть не мешало.