Я прислушалась, нет ли там кого, и свернула туда. Битый асфальт, железобетонные глухие заборы справа и слева – вот что представлял собой этот переулок. Мои каблучки громко стучали по остаткам асфальта. Других звуков не было, и это утешало.
И все же мне было здесь неуютно. Я до сих пор боюсь темноты словно маленький ребенок! Самое гадкое, что об этом знают все мои знакомые. Одни подшучивают, и это очень обидно. А другие советуют воспитывать силу воли, тренировать характер. Как, интересно? Слоняться ночью одной по улицам, что ли? Ага, скажите это моей маме!
Но сейчас возможность представилась. Отчего бы не пройтись по темному переулку туда и обратно – вот и будет упражнение на храбрость!
И я, взяв себя в руки, пошла вперед. Пройдя приличное расстояние, я увидела слева ржавые железные ворота, а за ними дом. Большой, в два этажа, намного больше всех домишек поселка, он стоял в паре метров от забора темной громадиной. Я присмотрелась – непонятное какое-то сооружение, на стандартный жилой дом не похоже. Крыша здания пряталась под густыми кронами деревьев, все окна были черны.
И вдруг в одном из окон верхнего этажа промелькнул свет. Именно так – промелькнул, словно кто-то осветил комнату фонариком и погасил его. В тишине я услышала голоса – два мужских голоса, правда, слова разобрать было невозможно, зато угрожающий тон одного из них не вызывал сомнений. Снова мелькнул свет – на сей раз фонариком светили дольше и куда-то в одну точку, но я ничего не могла разглядеть. Этот злой голос от ярости перешел на крик, и до меня четко донеслись последние слова:
– …пока не сдохнешь тут!
Свет погас, внутри здания хлопнула дверь, затем что-то щелкнуло. Похолодев, я прижалась к забору. Ой, а что, если этот злобный тип сейчас выйдет на улицу и увидит меня?..
В ужасе я заметалась, хотела кинуться наутек, но тут же раздумала: если я побегу, меня услышат и мигом догонят: на высоких каблуках бежать трудно, а босиком с непривычки еще хуже. Тогда я бросилась к кустарнику у забора. Протиснувшись между забором и зарослями, я как можно ниже присела, уткнула лицо в колени и с перепугу закрыла голову руками.
Так я просидела минут пять. На улицу так никто и не вышел.
Стояла мертвая тишина. Я слегка приподняла голову. В переулке никого не было. Медленно, стараясь не шуметь и не сводя глаз с черных окон, я выбралась из-за кустарника и сделала несколько шагов по асфальту. Высокие каблуки тут же зацокали, я остановилась и сняла туфли. Еще раз оглянулась на особняк.
И вдруг в том самом окне мелькнуло что-то белое. Маленькое и белое выпало из открытой форточки и запорхало по воздуху вниз. Листочек бумаги… да, верно. Я замерла: куда упадет, интересно, – по ту сторону забора или по эту?
Несколько виражей – и листок, порхнув в паре сантиметров над воротами, спикировал прямиком к моим ногам. Я подняла его, он оказался небольшим, из блокнота. И вдруг мне почудился подозрительный шорох прямо за забором, рядом со мной – как будто там кто-то тихо-тихо крался.
А может, и не показалось. Разбирать было некогда – я рванула бегом из этого страшного переулка, в одной руке держа туфли, а в другой сжимая свою находку.
Выбежав из переулка, я увидела, что к дому Эдьки подходят какие-то двое. Ах да, это же Колька с Егором, а вон и Ника в сторонке стоит дожидается. Первая пришла, причем одна. Хорошо ей, с ее рукопашным боем, одной ходить!.. Хотя стоп, первая пришла все-таки я.
– О, Лыскина, привет! – махнул рукой Колька. – Что это ты летишь, как сумасшедшая?
– А главное – откуда? – шагнула мне навстречу Ника. – И что у тебя за туфля в руке?
Я посмотрела – туфля в моей руке и правда оказалась только одна. Надо же, потеряла и не заметила.
– Ноги натерла? – с сочувствием спросила Ника. – Еще бы, такие каблучищи! А вторая где?
– Наша Золушка, наверное, на балу туфельку потеряла, прекрасному принцу на память! – захохотал Егор. – М-да, каблучищи – подходящее словечко! Идет девушка на высоких каблуках – кажется, фея по воздуху плывет. А поближе на эти каблуки глянешь – ими же врагов убивать можно!
– Да ну тебя, умник, я такого страха натерпелась! – обиделась я и посмотрела на листок. Он действительно был вырван из блокнота, причем вырван в спешке, неровно. По нижним углам красовался золоченый узор, как бывает в дорогих блокнотах.
Надпись была короткой, в одну строчку. Торопливо, наискосок, мелким неразборчивым почерком.
– Это что? – заинтересовалась Ника.
– Небось любовная записка от принца, – хохотнул Колька.
Я подошла ближе к фонарю, поднесла листок к глазам.
«Ярослава Емельянова, 11-6» – было написано чернилами. Признаюсь, я ожидала увидеть просьбу о помощи. А тут какая-то Ярослава Емельянова: кто она такая и зачем мне эту записку бросили?! Я была разочарована, мало того, даже испытала что-то похожее на ревность, и это было более чем глупо – кого я, спрашивается, ревную? Выдуманного Егором принца, что ли?
– Ну, что он там тебе пишет? – Егор подрулил сбоку. – Ярослава Емельянова, одиннадцатый «Б»! Это кто ж такая? М-да, Лыскина, похоже, твой принц уже кем-то занят.
– Отстань со своими шуточками! Тут такое было! Мне, кажется, пришлось стать свидетелем преступления.
Не медля, я рассказала друзьям о своем приключении.
– Вот так дела! – почесал затылок Егор. – Там, наверное, кого-то похитили и требуют выкуп. И что нам теперь делать? Лезть туда опасно…
– Тебе обязательно надо куда-нибудь лезть! – перебил Колька. – Откуда ты знаешь, что похитили? Может, просто семейная ссора, родственнички отношения выясняли, а бумажку выбросили за ненадобностью.
– Хороша семейная ссора – разборки в темном доме с фонариком! Это уже семейка Адамс какая-то!
– На семейные разборки не похоже, скорее на криминальные, – сказала я.
– Мне тоже так кажется, – поддержала молчавшая до сих пор Ника. – Наверное, лучше всего вызвать полицию.
– Ага, и что мы скажем? – резонно спросил Егор. – Что кто-то с кем-то ругался? Нас в лучшем случае пошлют подальше. И во-вторых – куда вызывать-то? Какой адрес, улица, дом?
– Чего мы тут спорим, давайте сходим туда и посмотрим! – предложил Колька. – Уж вместе-то нам бояться нечего.
Вместе… Да, с ребятами мне было не так страшно, но тут я вспомнила, что стою без обуви на холодном асфальте, и перевела взгляд на туфлю в руке:
– Э-э… Не помню, где я ее потеряла…
– Ах да, ты же у нас босиком! – спохватился Шаров. – Пошли, Егор, вернем пропажу нашей Маше-растеряше. Заодно и глянем, что там за дом и каков его адрес.
И они побежали к переулку. Ника сделала было шаг за ними, но я удержала ее за руку:
– Не уходи, я боюсь одна…
– Ладно, – она вернулась. – Ну, показывай записку, пока этих умников нет.
– Вот, – я вновь развернула листочек. – Какая-то Ярослава Емельянова, одиннадцатый «Б» класс. Или это одиннадцать-шесть, но что бы это значило?
В самом деле, шестерка там или буква Б – сложно было понять. Я вновь ощутила укол дурацкой ревности непонятно к кому. Представилась идиотская картинка – размалеванная и вульгарная девица, похожая почему-то на мою соседку Таньку Швачкину, гнусно ухмыляясь, идет под ручку со сказочным красавцем – тем самым принцем, которого выдумал Егор и который должен был стать моим суженым, но эта негодяйка у меня его увела…
Во второй руке у «принца» была моя туфля, которую он крепко держал за каблук.
– …скорее все-таки шестерка, – докончила Ника фразу, начало которой я прослушала.
– Что-что?
– Ты в облаках витаешь, Лыскина? Говорю – почерк какой интересный, с завитушками, как в старину. И скорее всего, это шестерка… хоть и похожа на букву Б. А может, все-таки буква Б…
– Похожая на шестерку, – завершила я фразу, и мы засмеялись. У меня не было сомнений, что здесь речь идет о какой-то ученице одиннадцатого «Б» класса, наверняка жуткой стерве, страхолюдине и двоечнице.
Мои глупые мысли были прерваны болтовней и хохотом троих пацанов, проходивших мимо. Культурой эти трое не отличались, их речь была пересыпана грязной руганью, и я с трудом сдержалась, чтоб не заткнуть уши. Вот, знаете, брезгливо отношусь к таким людям. По счастью, они надолго не задержались, один из них, попрощавшись, вошел во двор где-то поблизости – я слышала, как лязгнула калитка, а двое других пошли дальше.
Через пару минут вернулись наши мальчишки.
– Видели мы этот дом, – заявил Колька. – Мертвая черная громадина. Ни огонька, ни звука.
– Мы смотрели, слушали – ничего, – добавил Егор. – Ворота осмотрели. Их явно сто лет уже не открывали. Улицы и номера дома нигде не указано.
– А моя туфля?..
– Не нашли, – развел руками Колька. – Мы добросовестно искали, все кусты перешарили, но ее нигде нет.
– Ничего страшного, завтра поищем. Но как нам быть сейчас, неужели так и уйдем и все бросим? А вдруг там кто-то нуждается в помощи?
Мы минуту стояли, глядя друг на друга.
– Сейчас туда лезть нельзя, слишком большой риск, – решила Ника. – Лучше сделать это утром, при свете. А то неизвестно, на что нарвешься в темноте.
– М-да, согласен, – кивнул Егор. – Думаю, если там кого-то держат взаперти, то не умрет же он до утра! А завтра мы придем сюда пораньше и его обязательно выручим!
– Как знать, – прошептала я.
– Ну, Лиль, сейчас туда лезть глупо. Или ты такая смелая, что рискнешь?
На это мне ответить было нечего. Разумеется, я туда не полезу. Одно мне было странно – почему мальчишки не нашли мою туфлю? В переулке все хорошо просматривалось, кроме разве что кустов. Но из них я выбралась обутой…
Я могла уронить злополучную туфлю только на асфальт. Она же не мячик, чтоб куда-нибудь ускакать! Может, мальчишки вообще про нее забыли, а мне потом соврали?
Да нет, я хорошо знала своих друзей. На них это не похоже. Если бы забыли, то честно бы в этом признались и побежали бы искать.
Нет, тут что-то другое. Я поежилась – не то от вечерней прохлады, не то от вновь нахлынувшего страха. Неужели… Да-да, за этим забором действительно кто-то был. Чьи-то глаза наблюдали в щелку, как я ловила белый листок. Чей-то недобрый взгляд буравил мне спину, когда я бежала из переулка. А потом кто-то – незнакомый, темный, страшный – вышел за калитку и поднял оброненную мной туфлю. Зачем она ему понадобилась – я даже не могла предположить…