– Да он непобедим, так получается?! – пробормотал Валер почти в ужасе, покосившись на «Роллекс».
Стрелки показывали десять. Им осталось всего два часа до полудня!
– Хресвельг не пустит в ход свои силы, если его не заставит Гарм, – пояснил Витки Сейтман. – Когда были живы Варгамор и Урд, он делал то, что хотели они, по их воле направляя на землю туман и помогая им превращать людей в животных. Однако это и стало причиной гибели его жены и сына. С тех пор Хресвельг ничего не делает сам – он действует только по приказу Гарма. Нарушить этот приказ он не может, ибо потеряет свою силу, а может быть, и жизнь. Если мы сможем убедить Гарма не трогать людей, то Хресвельг будет нам не страшен.
– Витки Сейтман! – воскликнула Валюшка в отчаянии. – Да ведь не родился еще на свет человек, который мог бы убедить Гарма нарушить приказ Хель. А ты сам говоришь, что уничтожение людей – это именно ее…
Она не договорила. Азанде вдруг завопил, тыча пальцем в сторону дуба:
– Смотрите! Смотрите туда!
Все резко обернулись – и онемели, оцепенели, только Валюшка чуть слышно простонала:
– Лёнечка…
Но то, что они увидели, меньше всего напоминало Лёнечку Погодина. Нет, голова была Лёнечкина, с разметавшимися соломенными волосами, а руки, ноги и тело сделалось клубком сплетенных коричневых, по-змеиному гладких дубовых корней. И они норовили сползти в темноту, открывшуюся под древним стволом!
Ганка вскрикнула и закрыла лицо руками. Валюшка стояла столбом. Валер тоже. Витки Сейтман чертил в воздухе какие-то знаки, но безуспешно. Корни только гнусно зашипели в ответ – не то злобно, не то насмешливо – и проворно переползли на Лёнечкину голову.
Глаза его были зажмурены, а по лицу пробегали судороги, и оно то багровело словно от удушья, то становилось бледным, даже синюшным, как у мертвеца, то внезапно делалось землисто-коричневым, уподобляясь цвету дубовых корней, которые не просто обвили его тело, но прорастали из лица, тянулись из глаз, изо рта – и снова прятались.
При виде этой жути не растерялся только Азанде. Он резко встряхнул свой илю и прошелся по нему кончиками пальцев. Несмотря на то что в центре зияла дыра, барабан вкрадчиво, но вместе с тем грозно зарокотал.
Корни, пронзавшие лицо Лёнечки, замерли.
Потряхивая илю и заставляя его непрестанно рокотать, Азанде сдернул с пояса кривую палку и проворно очертил по земле и траве круг, заключив в него обвитого корнями Лёнечку и отрезав его этой линией от странного провала под дубовым стволом. Палку Азанде с силой воткнул в землю. А затем снова и снова начал перебирать пальцами по краю илю и засвистел, то тихо, то пронзительно – до того пронзительно, что уши у слышавших этот свист начинали болеть почти невыносимо, а на глаза наворачивались слезы.
Ганка, Валер и Валюшка зажали уши руками, но даже сквозь слезы продолжали смотреть, как коричневые змеи-корни постепенно выползли из лица Лёнечки и распутали узлы, обвившие его тело. Лёнечка безвольно распростерся на земле. Медленно, явно неохотно корни сгрудились чуть в стороне от него, сторонясь линии круга, очерченного Азанде.
А он то приближался к ним, то отступал, и свист его становился все резче, все громче, и теперь даже Витки Сейтман зажал уши руками, а вкрадчивый рокот илю звучал грознее, страшнее…
Вдруг от клубка корней пошел отчетливый запах гниения, и Валер увидел, что из коричневых они превращаются в черные и по ним расползается плесень!
Дуб внезапно вздрогнул всем своим могучим телом; с веток посыпались почерневшие от времени желуди.
Азанде вгляделся в дубовый ствол, и довольная улыбка скользнула по толстым, словно вывернутым губам африканца.
Илю на миг умолк, а потом издал только один звук, напоминающий настойчивый вопрос.
Дуб медленно, словно нехотя тряхнул одной веткой, нависающей над неподвижным телом Лёнечки. Его осыпало желудями, а один, зеленый, даже рассек ему переносицу, скатившись потом в нагрудный карман куртки. Но Лёнечка, видимо, был без сознания: он даже не вздрогнул, когда желуди стучали по его лицу и телу.
Илю в руках Азанде злобно рявкнул, и желудепад прекратился, хотя листья все еще шумели. Валеру показалось, что дуб с великим трудом сдержал свою ярость, но был вынужден подчиниться.
Илю снова рокотнул вопросительно, и дуб снова махнул веткой, но на сей раз с нее не упало ни одного желудя.
Похоже, он на что-то согласился…
Азанде кивнул и, нагнувшись, выхватил свою палку из земли. И тотчас клубок корней скатился в проем под дубовым стволом, словно в отворенную дверь. Мощный ствол качнулся, оседая. Страшная дыра закрылась.
– О мой илю! – с обожанием воскликнул Азанде, нежно прижимая к себе барабан. – О мой могучий илю!
Он еще раз встряхнул барабан – и, словно повинуясь его слабому, будто смертельно усталому рокоту, Лёнечка вздохнул и открыл глаза. Чихнул, сел, потирая переносицу и с изумлением разглядывая кровь на пальце. А остальные с таким же изумлением разглядывали его. Он напоминал только что проснувшегося человека, и у Валера мелькнула мысль: а может быть, все случившееся и было сном, приснившимся им всем сразу… кроме Лёнечки, который теперь не может понять: отчего это все разглядывают его, как диво какое-то?
– Ты что, ничего не помнишь? – прошептала Валюшка.
– Конечно, помню! – обиженно сказал Лёнечка. – От чудищ водяных бежали сломя голову – как такое забудешь! И как Витки Сейтман про облакопрогонников да Варгамор с Урдом рассказывал. И что времени у нас на всё про всё только до полудня. Чего ж мы всё еще под этим дубом торчим, а дальше не идем?
– Ты что, Лёнечка, не… – возбужденно взвизгнула было Валюшка, но Ганка резко прервала ее:
– Хватит болтать ерунду! Надо идти дальше. И чем скорей, тем лучше.
– Ну если это для тебя ерунда, ты и в самом деле робот! – завопила Валюшка.
Ганка только слегка приподняла брови. Впрочем, выглядело это очень презрительно, и Валюшка умолкла с таким видом, словно обдумывала, что бы такое ей еще сказать – пооскорбительней.
Витки Сейтман и Валер переглянулись и незаметно кивнули друг другу.
Они сразу поняли, что дело не только в спешке. Ганка не хочет, чтобы Лёнечка узнал о случившемся. Конечно, рассказ о том, как ты только что превратился практически в скопище змей, может у кого угодно вызвать нервное потрясение. Да от такого вообще чокнуться можно! Тем паче что Лёнечка и так странноватый… Если он от потрясения не сможет идти дальше, значит, с ним придется кому-то остаться. Причем кому-то из колдунов, потому что без них Остров с особым наслаждением расправится с теми, кто причастен к гибели сына и жены Хресвельга, а значит, и с беззащитным Лёнечкой. И это Остров только что подтвердил с помощью дуба! Оставить для охраны Витки Сейтмана или Азанде – это значит обессилить экспедицию. Надо молчать.
Однако Валюшка, видимо, этого не понимала и не унималась.
– Что это вы так все переглядываетесь? – подозрительно спросила она. – Что вы от меня и от Лёнечки скрываете? Почему не хотите…
– Помолчи, Дистельфинк, очень тебя прошу! – сказал Витки Сейтман, и впервые в его голосе не прозвучало ни нежности, ни заботы. Он звучал как суровый приказ.
Валюшка так удивилась, что на миг замерла с открытым ртом. Потом пробормотала:
– Ну ладно, если вы так хотите… Ладно, пошли! Только я все равно ничего не понимаю!
– Да, с сообразительностью у тебя явная напряженка, – буркнула Ганка. – Вперед! Нам нужно как можно скорей попасть к озеру Тумана!
– А кто-нибудь знает, как туда идти? – спросила Валюшка.
– Я знаю, – хором ответили Ганка и Валер, засмеялись, переглянувшись, и пошли рядом по узкой, еле различимой взглядом тропке, иногда сталкиваясь и хохоча.
– Ладно уж, ведите, Сусанины! – прошипела вслед Валюшка, и Витки Сейтман укоризненно вздохнул, помогая подняться Лёнечке, который по-прежнему обводил всех недоумевающими, растерянными глазами да изредка поглаживал кровоточащую ссадинку на переносице и досадливо морщился.
Она повествует, Вёльва, она прорицает:
«Вздрогнет Иггдрасиль,
Ясень предвечный,
Горько застонет,
Ветвями взмахнув:
Солнце померкнет в волчьих тисках,
Обезумеют ветры,
И далеко разнесется их завыванье…
Звезды погаснут
И канут в студеное море.
Небо расколется,
Лето
Станет зимой на три года –
Не выживут люди!
Ужаса шлем с небес не исчезнет!
Гарм торжествующе лает…
Гарм, Лунный пес,
Четырехглазый пес Хель
И покорный воли ее исполнитель!
Из «Сказаний о Гарме, Лунном псе»
– Я же говорила, что вы Сусанины, – ехидно бросила Валюшка. – Оба два!
– Насколько мне известно, Сусанин завел врагов в болото, где они все погибли. А мы вас никуда не завели, – огрызнулся Валер.
– Не завели, но и не привели! – чуть ли не торжествующе воскликнула Валюшка. – Тоже мне, проводники! Ну какой от вас толк, если вы не под ноги, а друг на дружку смотрите? А говорили, что дорогу знаете!
Она явно злорадствовала, и для этого, к сожалению, был повод.
– Я здесь каждую тропинку знаю! – растерянно пробормотала Ганка. – Все исхожены, избеганы! Не пойму, почему не могу найти озеро.
– А я просто ошибся, – смущенно признался Валер. – Я около Туманного озера не был ни разу. Мы с Сан Санычем тогда сразу к дому Веры вышли.
– Сусанины – они Сусанины и есть, – проворчала Валюшка, и Валер не стал спорить.
Не меньше получаса бродили они по еле приметным стежкам-дорожкам, мимо которых прошел бы даже человек, разглядывающий землю в микроскоп, но которые отлично видела Ганка и показывала их остальным. Трава, как нарочно, спутывала ноги, но самое главное – путники постоянно возвращались на то же место.
В первый раз, когда стежки, попетляв, снова привели их к дубу, все решили, что Ганка случайно сбилась с пути. Но когда это повторилось и раз, и другой, и третий, уже не только Валюшка возмутилась, но и Азанде с Витки Сейтманом начали посматривать на Ганку неодобрительно. А дуб шелестел листьями, словно насмехался над ними, но тихо, затаенно: видимо, все-таки побаивался Азанде с его илю.